Тишина в эфире — страница 24 из 45

Женщина была настоящей красавицей – она видела это даже в полумраке гостиной. Рыжие волосы тяжелыми шелковыми волнами опускались на плечи, глаза цвета свежей весенней травы светились жизнью и острым умом. На незнакомке было платье из черного атласа, плотно облегавшее фигуру и открывавшее большую часть груди. Шею украшало бриллиантовое колье, на тонких пальцах сверкали изящные кольца. Она залюбовалась женщиной и не сразу заметила еще одну странность в поведении хозяина замка. Вместо того, чтобы возмутиться и указать собеседнице на бестактное замечание, он смущенно улыбнулся.

– Зато они были красивы.

– Фальшивое золото тоже выглядит красивым, если не смотреть слишком пристально, – отпарировала незнакомка. – А в истоптанных туфлях угадывается прежняя форма.

– А я-то думал, что тебе нравились мои игрушки.

– Не будь еще большим дураком, чем ты есть. Твои девки, которых человеческий бог обделил не только манерами, но и умом, не могли заинтересовать никого, кроме тебя. Что может быть проще, чем запугать такую? Она будет смотреть в пол, говорить «мой господин» и делать все, о чем ты ее попросишь. А ты будешь наслаждаться мнимой властью, унижая и оскорбляя. Именно так поступают трусы, мой дорогой.

При этих словах мужчина дернулся, как от внезапной пощечины. Она, не совладав со своими эмоциями, ахнула и широко распахнула глаза. Незнакомка покровительственно улыбнулась и потрепала хозяина замка по руке – совсем так, как он время от времени поступал со своей пленницей.

– Не грусти, милый. Ты ведь знаешь, что я говорю это из любви. Ты заслуживаешь правды. Кстати, где твои манеры? Ты до сих пор не представил мне свою прекрасную леди.

Хозяин замка назвал ее имя, а потом добавил, взглянув на женщину:

– Это моя близкая подруга. Можно сказать, наставница. Называй ее «мадам».

Она присела в очередном реверансе.

– Очень приятно, мадам.

– Взаимно, дитя. – Зеленые глаза скользнули по ней, и она почти физически ощутила, как по коже ползают холодные мерзкие змеи. – Оставьте нас, граф, и велите слугам накрыть к завтраку. Я хочу поговорить с вашей невестой наедине.

***

Взяв новую знакомую под локоть, мадам провела ее в библиотеку. В замке, судя по всему, она бывала много раз и знала все лестницы и коридоры как свои пять пальцев.

– Давно вы здесь обитаете, душа моя? – спросила гостья, когда они опустились на обтянутую белым атласом оттоманку.

– Почти четыре года, мадам.

– И какой вы находите жизнь в замке? Вкусна ли еда? Мягкую ли вам стелют постель? Как быстро слуги исполняют ваши приказы?

– До приезда в замок и знакомства с господином я не знала, что такое счастье, мадам. Он открыл для меня новый мир.

Мадам положила локоть на маленькую подушку и достала из широкого рукава платья расписной веер.

– Мир, полный злости, унижений и страданий, полагаю?

Она едва слышно вздохнула и опустила глаза, надеясь, что лицо ее не выдаст.

– Вовсе нет, мадам. Повторяю, я счастлива так, как только может быть счастлива смертная женщина.

– У вас странные представления о счастье. Где вы родились, синьорина? – спросила подруга мужчины по-итальянски. – Кем были ваши родители?

– Я родилась в маленьком городке, которого нет на карте, мадам. Мой отец пас стада, а мать шила одежду.

– Это мать научила вас одеваться со вкусом? – перешла собеседница на английский.

– Нет, мадам. Этому меня обучил господин. Моя мать была слишком бедна для того, чтобы понимать значение слова «вкус».

Мадам раскрыла веер и окинула ее оценивающим взглядом, а потом задала вопрос на незнакомом ей языке.

– Простите, я не поняла вас, мадам.

– Ты владеешь итальянским и английским, но не знаешь темного языка.

– Не знаю, мадам. Но я немного пишу и читаю на темном языке. Он непрост… особенно если изучать его без наставника.

– Дочь портнихи и пастуха даже в наши дни редко умеет читать на родном языке, не говоря уж о других наречиях. Ты мне лжешь?

– Я бы не посмела, мадам. Я и вправду родилась в семье портнихи и пастуха. Языки я изучаю благодаря библиотеке своего господина.

Холеные пальцы подруги хозяина замка ловко закрыли веер – и спустя мгновение расписная ткань шлепнула ее по щеке. Мадам закинула голову и расхохоталась.

– Ты отличаешься от женщин, которых он сюда приводит. Есть в тебе что-то необычное. Что-то опасное. Как голодный дикий зверь, который спит в твоей душе и терпеливо дожидается освобождения. Думаешь, как бы подмять его под каблучок, да?

Она почувствовала, как к лицу приливает кровь.

– Что вы, мадам! Единственное, чего я хочу…

– … освобождения из плена чудовища?

– Нет!

– А чего же? Статуса графини? Богатства? Вороха дорогих платьев? Арабских скакунов? – Не дожидаясь ответа, мадам махнула на нее рукой. – Этот тюфяк отдаст тебе все, что пожелаешь. Я вижу, как он на тебя смотрит. Слышу, как он говорит о тебе. Так он не смотрел ни на одну женщину, которую притаскивал сюда, и не говорил так ни об одной из них. – Она придвинулась ближе и доверительно заглянула собеседнице в глаза. – Хочешь, я помогу тебе?

Голова у нее шла кругом – совсем как после бокала вина за полчаса до завтрака, выпитого на голодный желудок. Она не могла взять в толк, что нужно этой женщине, не понимала, о чем она толкует и чего добивается. Может, это еще одна изощренная шутка хозяина замка? И после этой беседы мадам отправится к нему для того, чтобы передать детали разговора? Нет. Стоило гостье открыть рот и произнести первые слова, обращенные к мужчине – и она поняла, что его «близкая подруга» имеет над ним странную власть. Она видела, как он сжался, услышав оскорбления, заметила, как изменился его взгляд. Он разом растерял и стать аристократа, и высокомерие, которое носил как идеально пошитый дорогой костюм. Ей очень хотелось узнать и личную историю мадам, и историю ее отношений с хозяином замка. Но сейчас она хотела только одного: обзавестись союзником. Даже если она обожжется, как мотылек, бездумно полетевший на пламя – пускай. Хуже не будет. Она на дне. Пришло время подниматься на поверхность.

– Хочу, – сказала она с твердостью в голосе, которой сама от себя не ожидала.

Мадам поднялась на ноги.

– Ты милая девочка, – одарила она собеседницу очередной улыбкой. – Мы поладим. Что ты сейчас читаешь?

– «Божественную комедию» в оригинале.

– Прекрасный выбор. А что ты читала до этого?

Ответ «трактат о ядах на темном языке» чуть не сорвался с губ, но она совладала с собой.

– Поэзию Сапфо, мадам.

– Сапфо! – восхитилась гостья, прижав руки к груди в несколько картинном жесте. – Не хотите почитать мне вслух?

Глава шестнадцатая. Китти

9 октября 1989 года, среда, утро

Европа

Китти снился чудесный сон, в котором она, девочка лет пяти-шести, гуляет по весенним холмам, полной грудью вдыхает свежий воздух и смеется – искренне, так, как и должен смеяться ребенок. Греза эта была такой реальной, что собственное тело по пробуждении показалось ей слишком большим и громоздким. Она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к звукам в квартире, но не узнавала ни одного. Где-то тикали большие часы, журчала вода, стрекотали кузнечики и… пели птицы. Много, много птиц. Она распевали на все голоса, приветствуя утреннее солнце. Вот только в Треверберге их можно было услышать разве что за городом, вдали от центрального шоссе.

Девушка осторожно пошевелила пальцами ног, согнула их в коленях, подняла и снова опустила руки, сжав и разжав кулаки. У нее ничего не болело, но голову заполнял неприятный туман. Так люди чувствуют себя наутро после бурной ночи с большим количеством выпитого алкоголя. Или после принятия хорошей дозы сильного снотворного.

Снотворное.

Открыв глаза, Китти уставилась в потолок. Точнее, на изящную вышивку, которой он был украшен. Игла мастерицы создала стаю жар-птиц, летевших на фоне темного ночного неба. Через пару мгновений до нее дошло, что это никакой не потолок, а часть балдахина из тяжелого бархата, за которым пряталась кровать. Мисс Свонсон провела ладонью по гладкому шелку постельного белья, вдохнула тонкий аромат дорогих духов, исходивший от подушки, и села, обхватив руками колени. Она мучительно пыталась вспомнить, как здесь оказалась – и где оказалась, если уж на то пошло – но мозг сопротивлялся, не желая делиться с ней нужными образами. Что происходило вчера? Арман отправил ее в отпуск. Она каталась по городу на метро. Поужинала в дешевой забегаловке. Вернулась домой. Познакомилась с темным эльфом, который читал «Заводной апельсин», и он назвался ее новым соседом. Она даже его имя запомнила: Лоуренс Уайт. И, кажется, подумала, что была бы не прочь с ним замутить. Может, так и случилось? Они поехали в Ночной квартал и крепко выпили? Нет. Китти не имела привычки пить с мужчинами в первый вечер знакомства. Значит, она все же поднялась к себе. Открыла дверь, включила свет в прихожей… а потом? Что было потом?

Раздвинув полог кровати, девушка оглядела совершенно незнакомую спальню. Туалетный столик из темного дерева, украшенный золотыми орнаментами, чуть поодаль – большое напольное зеркало. Высокие канделябры с оплывающими воском свечами, на стенах – картины художников эпохи Возрождения. Возле окна – огромного, почти во всю стену – круглый кофейный столик в восточном стиле и два невысоких стула с подушками из алого плюша. В другом конце комнаты – письменный стол, сделанный, как и туалетный столик, из темного дерева. Часть спальни была отгорожена расписными японскими ширмами, но Китти видела силуэты длинных вешалок и манекенов. Потолки слишком высокие для квартир в Треверберге… может, это особняк? Но комната кажется чересчур большой даже для особняка…

– Боги праведные, куда же меня занесло? – недоуменно протянула Китти.

Она встала и подошла к напольному зеркалу. Бледная, волосы спутались, под глазами – темные круги. Наркоманы после передозировки, коротающие ночь в приемном покое госпиталя имени Люси Тревер – и те выглядят лучше. Нахмурившись, девушка оглядела пеньюар из тонкого нежно-зеленого кружева, в который ее нарядил незнакомый хозяин шикарной спальни. Именно хозяин, а не хозяйка. Женщина выбрала бы менее изящную вещицу, остановившись на целомудренной ночной рубашке или элегантной пижаме. Китти присела было на мягкую табуретку возле туалетного столика, привлеченная богатым ассортиментом баночек для кремов и декоративной косметики, но в последний момент передумала и подошла к окну. С минуту она в нерешительности стояла перед неплотно прикрытыми шторами, а потом раздвинула их и вышла на балкон.