– Не каждый. Только в том случае, если он уже немолод.
Рэй просиял и, порывшись в заднем кармане джинсов, протянул другу маленькую заколку.
– Не знаю, нашла ли мадам что-нибудь, но мы тоже не лыком шиты. Давай, Лоуренс. Пара минут – и дело сделано.
Детектив Уайт прикрыл глаза.
– Не заставляй меня, мужик. Неужели ты так сильно меня ненавидишь? Китти Свонсон никто не причинит вреда. Подождем до утра, а там все разрешится. Максимум у нас будет еще один труп. Да не смотри ты так, я шучу. Я серьезно, Рэй. Хватит с меня храмового серебра. Я еще от того зеркальца не отошел. Кстати, а откуда у тебя заколка?
– Это мой трофей, – с важным видом заявил Рэй.
– Ты в своем репертуаре, тащишь все, что плохо лежит, особенно если эти вещи принадлежат красивым женщинам. Признай, наконец, что ты хочешь за ней приударить.
– Хочу так, как еще никогда не хотел. А теперь возьми хренову заколку. У нас нет времени на разговоры.
Лоуренс смотрел на серебристый металл, едва заметно светившийся в темноте, и осознавал, что еще никогда за свою относительно короткую для темного эльфа жизнь не испытывал такого ужаса при мысли о прикосновении к чужим воспоминаниям. То была не тайна, которую он мог услышать, взяв в руки принадлежавшее Альберте Пэйдж зеркало из храмового серебра. То был мрак, в котором долгие четыре года обитала Алисия Кантер. А за этими четырьмя годами – жизнь, наполненная одиночеством, болью и страхом, знакомым лишь Незнакомцам, вампирам, брошенным создателем. Он может выбросить эту заколку к чертям, подняться и уйти. Но кто знает, что будет потом? Останется ли в живых мадам? Останется ли в живых граф? Заслуживает ли Алисия нового витка личного Ада? Она и так живет в этом Аду, всеми силами пытаясь выкарабкаться. Лоуренс может многое рассказать об Аде. У его тьмы тоже есть лицо и имя. Но ему суждено провести в ней всю жизнь. У Алисии же есть шанс на спасение.
Пальцы детектива Уайта не желали двигаться, но он взял с руки друга маленькую заколку из храмового серебра и крепко сжал в кулаке холодный металл.
Глава двадцать четвертая. Юнона
Шестидесятые годы двадцатого века
Европа
Она сидела перед зеркалом и терпеливо ждала, пока служанки закончат с последними приготовлениями к свадебной церемонии. Еще одно прикосновение кисточки с пудрой к лицу. Еще один маленький штрих ярко-алой помады на губах. Еще одна шпилька в высокую прическу. Чья-то рука поправила нити мелкого речного жемчуга на ее шее, пальцы тронули кожу за ушами, оставляя на ней легкий холодок. Духи. Аромат, подаренный мужчиной в честь торжественного события. Их приготовил знаменитый парижский парфюмер, и стоили они целое состояние. Вот только запаха она не ощущала. С сегодняшнего утра в ее мире было слишком много запахов, и она не могла сосредоточиться ни на одном. Да и не особого этого хотела. Ею владела только одна мысль. Еще вчера она могла умереть и прекратить свои страдания. Теперь она бессмертна. Желание убить мужчину не ослабевало, но теперь она сомневалась, что ей достанет сил это сделать. Ведь он, как ни крути… ее отец. Он подарил ей вечность. Что-то изменилось. Между ними протянулась невидимая, но очень прочная нить. Не это ли он имел в виду, говоря, что больше не будет ее господином? Мучения останутся в прошлом, и они начнут другую, новую жизнь? Сможет ли она его полюбить?.. Конечно, нет. Хоть бы он подарил ей три сотни вечностей, но при мысли о нем ее сердце каждый раз превращается в кусок льда.
Она подумает об этом потом. В голове творится что-то невыносимое. Мысли похожи на гигантский рой встревоженных пчел, а тело будто принадлежит кому-то другому. Ощущение такое, словно у нее забрали то, знакомое тело, и дали взамен новое, гибкое, легкое, сотканное из странной материи. Кожа бархатная, на щеки вернулся румянец, а волосами служанки не прекращали восхищаться с раннего утра. Она прибавила несколько сантиметров роста, бедра стали чуть шире, грудь – чуть больше. Изменилась осанка: теперь она ходила, гордо расправив плечи и высоко подняв голову. Так, как должна ходить благородная женщина, графиня. Но самая удивительная перемена заключалась в другом.
Она не увидела своего отражения в маленьком прикроватном зеркальце, и пришлось воспользоваться большим, тем, что стояло возле туалетного столика. Оттуда на нее смотрела женщина, которой при рождении дали имя «Юнона». Красавица с тонко вылепленным лицом, изящным изгибом бровей и глубокими сине-зелеными глазами. Она выглядела чуть взрослее, но это ее не печалило. Угловатый подросток навсегда остался в прошлом. Ей захотелось пройтись по комнате, сбросив одежду. А, может, и прогуляться в таком виде по саду. Захотелось позвать служанок и услышать, как она хороша. Главная перемена относилась не к облику, а к чему-то глубокому, неощутимому и неосознаваемому. И это что-то искало выход наружу. Она смотрела на себя в зеркало из храмового серебра и повторяла свое новое имя. Юнона. Оно ей подходит. Ее зовут Юнона… и она голодна. Но ни вина, ни изысканного сыра ей не хотелось. Глоточек крови пришелся бы кстати. Она с удовольствием угостилась бы одной из рыжеволосых девушек, которых граф когда-то приводил в замок… чудовищная мысль. Но она очень хочет есть. Кто-нибудь приведет ей еду?
Мадам появилась в дверях спальни, когда одна из служанок зашнуровывала корсет платья. Пришлось сделать глубокий вдох и задержать дыхание. На мгновение она испугалась, что у нее закружится голова, но время шло, а воздуха легкие не требовали. Ах да. Она же бессмертна. Теперь ей не нужно дышать. Бьется ли у нее сердце? Она прислушалась и поняла, что не ощущает мягких толчков в груди.
– Дитя, ты очаровательна, – проворковала мадам, подходя к ней. – Истинная богиня. Настоящая Юнона. Привыкаешь к новой роли?
Она запоздало поняла, что подруга графа имеет в виду не статус будущей жены графа, а ее новую сущность.
– Да, моя госпожа.
– Как ты себя чувствуешь? Уже свыклась с переменами вокруг и внутри тебя?
– Да… нет… не знаю. – Она вздохнула. – Я голодна.
– Бедное дитя! – Мадам взяла ее под руку. – Интересно, чем занят твой жених и по совместительству создатель? Примеряет фрак? Сейчас же распоряжусь, чтобы тебе привели человека. А пока выйдем в сад. Тебе нужен свежий воздух.
***
Утренние птицы в саду распевали на все голоса, радуясь солнцу и теплу. Мадам опустилась на мраморную скамейку и прикрыла глаза, наслаждаясь ароматом цветущих роз.
– В древности матери давали своим дочерям уроки любви перед первой брачной ночью, – сказала она, посмотрев на спутницу. – У тебя есть вопросы, дитя? Ты еще не знала мужчин, не так ли?
Ее щеки залились румянцем.
– Нет, моя госпожа.
– Ты не должна меня так звать. – Подруга графа взяла ее за руку и нежно погладила пальцы. – Я не твоя госпожа. Я твой друг. Сестра, если хочешь. Нас роднит общая тайна, не забывай об этом.
– Не забуду.
– Очень хорошо. Тогда послушай меня внимательно, дитя. От этого зависит твоя жизнь.
Она присела на краешек мраморной скамейки, напряженная, как тетива лука, на которую наложили отравленную стрелу.
– Твой мужчина приготовил тебе подарок. Бутылку вина, которую он назвал твоим именем. Мы откроем ее после церемонии. Готова поспорить на что угодно: это чудесное вино. Но ты его не попробуешь.
– Почему?
– Потому что такова цена твоей свободы.
Заметив на ее лице сомнение, мадам улыбнулась.
– Вижу, ты не доверяешь мне, дитя.
– Доверяю, но…
– Что бы ни случилось этой ночью, не бойся и не удивляйся. Я хочу, чтобы в полночь ты вышла сюда, к этой скамейке. Не бери ничего – ни одежды, ни книг, ни плаща. Пришло время поставить точку в этой истории. – Палец подруги графа прикоснулся к ее губам. – Я буду ждать. Не опаздывай. Я не люблю опозданий.
Глава двадцать пятая. Алисия
Ночь с пятницы на субботу, 10-11 ноября 1989 года
Треверберг
Кладбище в старой половине и днем наводило на мысли о средневековых кошмарах, а ночью – так и вовсе являлось их живым воплощением. Алисия медленно шла вперед, оглядывая силуэты склепов и могильных камней. В какой части находится место последнего упокоения Основателя Уильяма Тревера? Кажется, в западной, противоположной. Красивый готический склеп, к которому туристов водят толпами. Рядом с ним лежит его молодая жена, Люси Тревер, пережившая мужа всего-то на три года. Гарольд рассказывал своей подруге, что умерла она тихо, во сне. Внезапная остановка сердца или инсульт. Алисия помнила, как они бродили по кладбищу несколько часов, и она слушала странные истории о людях и темных существах, чьи останки покоятся в здешних могилах. Тогда она еще не была детективом Алисией Кантер – всего лишь студенткой полицейской академии, радостной и влюбленной в жизнь, полной надежд и больших планов. Гарольд держал ее за руку, и никто из них не мог даже предположить, что все закончится именно так.
Что бы ты сказал, Гарри, увидев меня сейчас? Встал бы поперек дороги, сказав, что я творю глупости? Или благословил бы, пожелав удачи?
– Детектив Кантер, – заговорила Китти, о существовании которой погруженная в свои мысли Алисия успела забыть. – Умоляю, скажите, куда мы идем, и что происходит. Если вы хотели напугать меня…
– … то я в этом преуспела. Да. Ты это уже говорила. Я чувствую твой страх. Я Незнакомка, вампир, питающийся страхом. Такова моя природа. Хочешь кофе?
– Что? – со слезами в голосе переспросила мисс Свонсон.
Выглядела она неважно. Шла, то и дело запинаясь на ровном месте, дышала поверхностно и была готова разрыдаться в любой момент. Алисия уже в который раз подумала о том, что это слишком жестокий план. В конце-то концов, у нее нет права вмешивать смертных в личные истории, особенно если речь идет о Темном мире… Но и выбора ей тоже никто не предоставлял. Точнее, он у нее был, этот выбор. И она его сделала. В ту ночь, когда ушла из замка Элирана, поверив чертовой ведьме-лгунье.