Джек казался удивленным, но затем в его глазах зажглись веселые огоньки.
— Мне кажется, что вы еще не созрели для гостиной в доме достопочтенной миссис Пирс Йорк, — хитро сказал он.
— Наоборот, — возразила Эмили; лицо ее горело. — Я уже перезрела!
Но сделать она все равно ничего не могла; ее выбор был прост: принимать свое положение с достоинством или нет.
Несколько минут они еще говорили на общие темы, а затем Джек ушел с поручением добыть необходимое приглашение. Оставшись одна, Эмили снова и снова перебирала в памяти сказанное, меняя то одно, то другое слово, чтобы сделать фразы более изящными, не такими откровенными. Ей хотелось бы вернуться назад и изменить ход этой встречи, сделать ее более непринужденной, пересыпанной остроумными замечаниями. Мужчины любят женщин, которые их развлекают, при условии, что они не слишком умны или язвительны.
Неужели она влюбилась в Джека? Это было бы недостойно — после смерти Джорджа прошло так мало времени… Или он просто ей симпатичен и это чувство усилилось скукой и ужасным одиночеством?
К вечеру шестого дня после Нового года, когда наступил тусклый и холодный январь — улицы покрыты снегом, а по земле ползет ледяной туман, словно белое покрывало смерти, забивая горло, поглощая свет, искажая звуки и отрезая от мира любого, кто отважился войти в него, — экипаж Эмили заехал за Шарлоттой. Сначала сестра приехала домой к Эмили, где переоделась в вечернее платье из шелка василькового цвета; Эмили вместе с горничной суетились вокруг нее, подгоняя платье по фигуре. Затем, завернувшись в шерсть и меха, поехала в экипаже Джека в особняк Гаррарда Данвера в районе Мейфэр, в дальнем конце Хановер-клоуз.
Экипаж медленно пробирался сквозь клубящийся туман, и Шарлотта едва различала газовые фонари над головой — вот он ярко-желтый, а через секунду уже становится размытым и тусклым от белых лохмотьев влажной пелены.
Она обрадовалась, когда они наконец приехали и настала пора снова стать Элизабет Барнаби. Легче сделать решительный шаг, чем сидеть, притаившись в темноте, снова и снова прокручивать все у себя в голове, беспокоиться из-за возможных трудностей и ошибок. Если обман раскроется, оправданий у нее не будет. Она окажется в ужасном положении: будет трепыхаться, словно мотылек на булавке, а окружающие — смотреть и думать, как она нелепа и безвкусна. Придется сказать, что она свихнулась — это единственное возможное оправдание.
Но если ей удастся обмануть высшее общество, выяснит ли она что-либо такое, что может пролить свет на гибель Роберта Йорка? Может, все это вообще не имеет отношения к Веронике и Роберту, а всего лишь глупый фарс, предназначенный для того, чтобы Эмили развеяла скуку, а Шарлотта получила возможность составить мнение о Джеке Рэдли, что ей удалось лишь отчасти?
Дверь экипажа открылась; снаружи стоял лакей, готовый помочь ей сойти. Шарлотта с благодарностью оперлась на его руку, и холодный воздух окутал ее, словно влажный шелк. Затем она быстро поднялась по ступеням и вошла в широкую, теплую прихожую.
У Шарлотты не было времени рассматривать мебель и картины рядом с широкой лестницей. Дворецкий принял у нее пальто и муфту, а горничная распахнула дверь в гостиную. Молодая женщина взяла Джека под руку и постаралась идти уверенным шагом — подбородок поднят, шелковые юбки шелестят. Хотя, если быть точной, это не ее юбки, а Эмили.
Джек подтолкнул ее локтем, и Шарлотта поняла, что переигрывает. Она должна казаться скромной и благодарной хозяевам за прием. Шарлотта опустила взгляд, борясь с раздражением. Ей надоело чувствовать себя обязанной.
Они приехали последними, что было очень удобно, потому что они оказались единственными, кто не был близко знаком с остальными. Шесть человек, сидевших в комнате, повернулись и посмотрели на них с разной степенью интереса. Первой заговорила молодая женщина лет двадцати пяти с лицом, которое с некоторой натяжкой можно было назвать хорошеньким. Слегка вздернутый нос не назовешь классическим, а глаза светятся искренностью, несколько неуместной для незамужней женщины. Фигура недостаточно округлая, чтобы соответствовать требованиям моды, но густые и блестящие волосы могли удовлетворить самый взыскательный вкус.
— Здравствуйте, мисс Барнаби. Я Харриет Данвер. Я так рада, что вы могли прийти. Как вам Лондон, если не принимать во внимание эту ужасную погоду?
— Здравствуйте, мисс Данвер, — вежливо ответила Шарлотта. — Да, благодарю вас. Даже этот туман — приятное разнообразие после деревни, а люди тут так добры.
К ней приблизился высокий мужчина с орлиным профилем и аскетичным лицом, который стоял в глубине комнаты, облокотившись на спинку огромного кресла. Шарлотта думала, что ему лет сорок пять, но, когда он проходил под люстрой, увидела, что седина у него не только на висках, но и по всей голове, а морщины на лице глубже и многочисленнее, чем позволяла разглядеть полутьма.
— Я Гаррард Данвер. — У него был красивый голос. — Рад познакомиться, мисс Барнаби.
Он не стал целовать ей руку, но улыбнулся Джеку в знак приветствия и представил их остальным. Из всех присутствующих больше всего Шарлотту интересовал Джулиан Данвер; на самом деле именно из-за него ей так не терпелось сюда попасть. Он был почти такого же роста, как отец, но более плотного телосложения, однако внимание Шарлотты привлекло его лицо. Вероятно, внешностью Джулиан пошел в мать, поскольку совсем не был похож на Гаррарда — в отличие от сестры, у которой сходство было весьма заметно, особенно глаза. Светлая кожа, серые или голубые глаза — при свете люстры она не могла точно определить, — а волосы каштановые, со светлой прядью спереди. В его лице чувствовалась сила, а также ум и сдержанность. Шарлотта понимала, чем он привлек Веронику Йорк.
Последним членом семьи Данверов была незамужняя сестра Гаррарда, мисс Аделина Данвер. Она была необыкновенно худа, и ее темно-зеленое платье не могло скрыть костлявые плечи. Все недостатки внешности Харриет у нее были выражены сильнее — подбородок еще меньше, нос еще больше — но такие же темные глаза и красивые волосы, густые, хотя уже немного потускневшие.
— Тетя Аделина плохо слышит, — прошептала Харриет Шарлотте. — Если она скажет что-нибудь невпопад, просто улыбнитесь и не обращайте внимания. Она часто неправильно истолковывает сказанное.
— Разумеется, — вежливо пробормотала Шарлотта.
Единственными гостями в комнате были Феликс Эшерсон и его жена. Импозантный мужчина с черными волосами и неожиданно живыми серыми глазами служил в Министерстве иностранных дел вместе с Джулианом Данвером. Но Шарлотта обратила внимание на его рот. Она никак не могла понять: широкая губа то ли свидетельствует о чувственности и силе, то ли указывает на привычку потакать своим слабостям. Жена Эшерсона Соня была красивой женщиной с правильным, но незапоминающимся и бесстрастным лицом — такие лица ценят те, кто занимается рекламой моды, потому что они нисколько не отвлекают внимание от шляпки. Женщина была хорошо сложена и пользовалась этим преимуществом, надев подчеркивающее фигуру платье цвета розового коралла, открывавшее пухлые, молочно-белые плечи.
После обмена приветствиями начался обычный светский разговор. Поскольку все остальные были знакомы друг с другом, в центре внимания оказались Шарлотта и Джек Рэдли; Шарлотта сосредоточилась на том, чтобы ее ответы были логичными и соответствовали тому образу, который она для себя создала. Она представлялась молодой женщиной из хорошей семьи, но с очень скромными средствами и, естественно, в поисках мужа. Эта роль требовала всего внимания Шарлотты, и только когда они приступили к ужину за столом, сверкавшим серебряными приборами и хрусталем, и принялись за пересоленный суп, у нее появилось время понаблюдать за остальными гостями.
Разговор по-прежнему касался только общих тем: замечания по поводу неприятной погоды, мелкие новости — никакой политики или даже намека на то, что может вызвать спор, — и обсуждение пьесы, которую почти все видели. Шарлотта отвечала только тогда, когда этого требовала вежливость, и у нее оставалось время подумать. Такого шанса может больше не представиться, и нужно извлечь из него максимум пользы.
Шарлотте требовалось выяснить несколько фактов, которые дополнят то немногое, что она узнала от Томаса. Как долго знакомы Джулиан Данвер и Вероника? Возможно ли, что их любовь предшествовала смерти Йорка и стала ее причиной? Является ли Джулиан Данвер честолюбивым человеком как в профессиональном, так и в общественном плане? Существуют ли значительные различия в их финансовом положении, так что они могли бы стать мотивом либо для Вероники, либо для него?
Шарлотта выросла в доме, где очень высоко ценили качество, даже в тех случаях, когда оно было недостижимо. Один из атрибутов юной дамы благородного происхождения — умение отличать превосходное от просто хорошего и, естественно, знать его цену. Она была в холле и гостиной дома Йорков и поняла, что семья богата, причем достаточно давно, чтобы привыкнуть к деньгам. Они не хвастались своим благосостоянием, что характерно для недавно разбогатевших людей. Они не чувствовали потребности хвалиться новой мебелью или отделкой, выставлять напоказ произведения искусства.
Разумеется, Шарлотта прекрасно понимала, что жизненные обстоятельства могут меняться; она видела дома с превосходными комнатами для приема гостей, тогда как в других помещениях не было даже ковров, а камины разжигались только на Рождество. Некоторые предпочитали держать полный штат прислуги, только чтобы их не считали бедными, хотя сами едва ли не голодали. Но Шарлотта заметила, во что одеты женщины. Платья сшиты по последней моде — без потертостей на манжетах и локтях, без следов переделки к новому сезону или перелицовки, чтобы скрыть пятна. Она сама довольно часто занималась такой переделкой и знала, где искать характерные дырочки от иглы или слегка отличающийся цвет ткани.
Теперь, притворяясь, что прислушивается к разговору за столом, Шарлотта внимательно рассмотрела столовую и мебель в ней. Все было выдержано в серебристых и синих тонах: голубые, без единого пятнышка обои, темно-синие шторы, на которых даже не заметно выцветших пятен, которые быстро оставляет солнце, — это значит, что они не провисели и сезона. На стене напротив Шарлотты располагался пейзаж Венеции, но с такого расстояния она не могла оценить качество картины, превосходное или просто приемлемое. Сам стол был из красного дерева — по крайней мере ножки, потому что крышка была застелена скатертью из плотного дамасского шелка. Стулья и буфеты в стиле Адама