— Кэбмен! — крикнул он и закашлялся, когда туман попал ему в горло. — Кэбмен!
Двухколесный экипаж замедлил ход и остановился; с упряжи капала вода, лошадь стояла, понурив голову, а голос кэбмена растворялся во мраке.
— Хеймаркет, — распорядился Питт, забираясь внутрь.
Только на следующий день — туман все еще висел над городом, и от него першило в горле и щекотало в носу — Питту улыбнулась удача. Он прибыл в маленький частный отель на Джермин-стрит недалеко от Пиккадилли. Швейцаром здесь служил бывший солдат — с пышными усами, либеральными взглядами на нравственность и ранением, полученным во второй англо-ашантийской войне[11], которое сделало его негодным к физическому труду. Кроме того, он был неграмотен и поэтому не мог выполнять канцелярскую работу. Швейцар охотно и обстоятельно отвечал на вопросы Питта. Балларат не мог помочь информацией или влиянием, но по возможности не ограничивал Томаса в финансах.
— Вы малость опоздали, начальник, — радостно сообщил швейцар. — Но я ее помню. Такая была красивая, и всегда в одном и том же. Не всякая решится надеть этот цвет, но ей здорово шло. Черные глаза и волосы, и важная, будто лебедь. Высокая такая дама, и не особо фигуристая, но что-то в ней было.
— А что именно? — спросил Питт. Ему хотелось знать, что думает этот человек, услышать его оценку.
Несмотря на ограниченность словаря, мнение швейцара много значит. Он знает уличных женщин, наблюдает за ними каждую ночь, а также видит их клиентов. Он видит, как они работают, но со стороны. Обмануть его сложно.
Швейцар задумался, презрительно скривившись.
— Шик, — наконец, произнес он. — У нее был шик, вот что. Она не цепляла людей, не суетилась; это они ее домогались, а ей будто плевать. — Швейцар покачал головой. — Хотя не только это. Как будто… как будто она занималась этим ради развлечения. Да, точно — она развлекалась! Она никогда не смеялась — вслух точно, — для этого у нее слишком много шика. Но вроде как смеялась про себя.
— Вы с ней когда-нибудь разговаривали? — спросил Питт.
— Я? — удивился швейцар. — Нет, никогда. Она мало говорила, и очень тихо. Я-то и видел ее раз пять, не больше.
— А вы можете вспомнить, с кем она была?
Швейцар улыбнулся.
— Нет, узнать не смогу.
— А вы попробуйте, — не отступал Питт.
— Вы мне столько не заплатите, начальник. И не дадите другой работы, когда меня вышвырнут отсюда и занесут в черные списки.
Питт вздохнул. Он с самого начала понимал, что описать женщину — это одно, а разглашать сведения о клиентах — совсем другое. У клиентов были деньги, положение в обществе; они желали приватности и, вне всякого сомнения, покупали ее за большие деньги. Продажа секретов равносильна утрате доверия.
— Мне нужно общее описание. Молодые или старые, блондины, брюнеты или седые, рост и телосложение.
— Хотите прочесать весь Лондон, начальник?
— Кое-кого я мог бы исключить.
Швейцар пожал плечами.
— Воля ваша. Ну, те, кого я помню, были постарше, лет сорока. Сдается мне, что она была с ними не из-за денег; не знаю почему, но нутром чую, что она могла позволить себе выбирать.
— Седые были?
— Не помню. Ни одного толстого, все тощие. — Он придвинулся к Питту. — Послушайте, начальник, если я правильно помню, это мог быть один и тот же джентльмен. Мне не платят за то, чтобы я пялился на их лица! Они приходят сюда тайком — и за это выкладывают денежки! Как я сказал, она вроде как могла сама выбирать. Я всегда думал, что она делает это ради развлечения.
— Она всегда была одета одинаково?
— Да, в одном цвете — будто клеймо. А зачем она вам? Ее тут не было года два или три.
— А конкретнее? Два или три?
— Ну, если вам нужна такая точность, то, думаю, три.
— И с тех пор вы ее не видели?
— Сдается мне, что нет. — Его лицо расслабилось и расплылось в улыбке. — Может, удачно вышла замуж. Иногда им везет. Может, теперь она герцогиня и сидит где-нибудь в поместье и раздает приказания таким, как вы и я.
Питт поморщился. Шанс ничтожный, и они оба это знали; скорее всего, женщина утратила красоту в результате болезни, нападения или драки с другой проституткой или с сутенером, который считал, что его обманывают, или с любовником, чьи требования стали слишком извращенными или чрезмерными. А может, она просто опустилась еще ниже и работает уже не в таких гостиницах, а в борделе. Питт не упоминал о возможной государственной измене и убийстве — это осложнило бы разговор.
Швейцар пристально посмотрел на него.
— Почему вы ее ищете, начальник? Она кого-то шантажировала?
— Возможно, — заключил Питт. — Вполне возможно. — Он достал одну из своих новеньких визитных карточек и протянул швейцару. — Если увидите ее еще раз, сообщите мне. Боу-стрит, полицейский участок. Просто скажите, что вы снова видели Пурпурную.
— Ее так зовут? А что мне за это будет?
— Больше ничего не нужно. А будет вам за это мое доброе отношение — что, можете мне поверить, гораздо лучше недоброго.
— Мне нечего предъявить — я же ничего не видел! Как я мог ее видеть, если ее не было? Вы же не хотите, чтобы я вам врал, правда?
Питт не удостоил его ответом.
— Какие театры и кабаре посещают ваши клиенты?
— Так я вам и скажу!
Питт ждал.
Швейцар прикусил губу.
— Ну, если вам нужна та Пурпурная, как вы ее называете, то я слышал, что она бывала в «Лицеуме». Думаю, в кабаре тоже, только не спрашивайте меня, в каких — я не знаю.
Брови Питта поползли вверх.
— Театр «Лицеум»? Для дамы ее профессии нужно иметь мужество, чтобы туда пойти.
— Я же говорил, у нее есть шик.
— Да, говорили. Спасибо.
Швейцар слегка насмешливо коснулся полей шляпы.
— И вам спасибо, начальник!
Питт вышел на улицу. Туман окутал его, словно холодный шелк, влажный и липнущий к коже.
Итак, у Пурпурной есть и смелость, и стиль. Это явно не Вероника Йорк, у которой банальный роман с Джулианом Данвером! А если и Вероника, значит, она ведет Двойную жизнь, которая потрясет Министерство иностранных дел до глубины его коллективной души. Для дипломата немыслимо иметь жену, которая занимается проституцией — вне зависимости от ее цены или разборчивости. Он был бы мгновенно уволен со службы и уничтожен.
И это не Харриет Данвер, встречающаяся с Феликсом Эшерсоном, хотя Питт всерьез и не рассматривал такую версию. Шарлотта сказала, что Харриет влюблена, но не было никаких доказательств, что Эшерсон отвечает на ее чувства. Однако в любом случае это не объясняет, что делала Пурпурная в доме Йорков.
Нет, скорее всего, первое предположение было верным. Эта женщина использовала свою красоту и странное обаяние, чтобы заманивать, а затем шантажировать любовников из Министерства иностранных дел, чтобы выведать государственные секреты. Роберт Йорк отказался либо сразу, либо со временем, и в результате она сама или ее сообщники убили его, чтобы избежать разоблачения.
Темнело, и туман начал замерзать; воздух наполнился крошечными льдинками, которые проникали в складки шарфа и добирались до кожи, вызывая дрожь. Питт быстро пошел на север по Риджент-стрит, затем повернул к Оксфорд-серкус. Там были другие люди, от которых он мог получить информацию: элитные проститутки, которые знают конкуренток и могут больше рассказать ему о Пурпурной. Где она промышляет, каких клиентов выбирает, имеет ли она дело только с постоянными клиентами и представляет ли реальную угрозу для других представительниц этой профессии.
Час спустя, после предъявления убедительных аргументов и передачи некоторого количества денег, Томас сидел в жарко натопленной, тесной от мебели комнате рядом с Нью-Бонд-стрит. Женщина, сидевшая на ярко-розовом стуле напротив Питта, уже миновала пору своего расцвета — грудь выпирала из тесного корсета, кожа на подбородке утратила эластичность и заметно отвисала, — но все равно оставалась редкой красавицей. В ее манерах чувствовалась непринужденность, результат долгих лет, когда она была желанной, но горечь в ее взгляде свидетельствовала о том, что она прекрасно знает: ее не любили. Женщина взяла какой-то засахаренный фрукт из обтянутой тканью коробочки.
— Ну? — настороженно спросила она. — Что вам нужно, голубчик? Я не привыкла рассказывать сказки.
— Сказки мне не нужны. — Питт не стал тратить время зря и оскорблять ее комплиментами; оба знали, что эти комплименты не будут искренними. — Мне нужна женщина, которая пыталась заняться шантажом. Это вредит вашей профессии — вам такие не нужны.
Женщина поморщилась и съела еще дольку, сначала обкусав по краям, а затем положив серединку в рот. Сложись ее судьба иначе, теперь она была бы одета в другое платье, на ее щеках было бы меньше румян, а в глазах и морщинках в уголках губ не проступала бы жесткость, выработавшаяся в результате борьбы за существование; она могла бы считаться одной из красивейших женщин своего поколения. Эта ироничная и одновременно печальная мысль мелькнула в голове Питта, пока он смотрел, как она ест.
— Продолжайте, — сказала женщина. — Не надо меня учить вести дела. Не будь я лучшей, вы бы не просили меня об услуге. Ваши деньги мне не нужны. Я за день зарабатываю больше, чем вы — за месяц.
Томас не стал говорить, что риск у нее выше, а век короток. Она и так это знала.
— Женщина, которая всегда носила тот или иной оттенок пурпурного цвета, темный или светлый, от сливового до глубоко-пурпурного. Она была высокой и стройной, даже худой, но очень стильной, брюнетка, с темными глазами. Вы видели ее или, может, слышали от ваших девушек?
— Похоже, мне нечего вам предложить. Худая и черноволосая?
— В ней было что-то особенное, — уверенным тоном сказал Питт, невольно представив лицо Вероники Йорк, с высокими скулами и глазами, которые невозможно забыть. Могла ли она быть Пурпурной и убить Роберта, когда тот обнаружил, чем она занимается? Питт посмотрел на сидевшую напротив роскошную женщину с сияющими, почти тициановскими волосами и кожей как яблоневый цвет. — Огонь и шик, — закончил он.