Я посмотрела на Викерса. Викерс посмотрел на меня, после чего взмахнул крыльями и ринулся на тригглов, которые, вопя, тут же полезли на стены и уже на потолке образовали плотную группу, похожую на колышущуюся обиженную плесень.
– Всего одну вещь, – повторила я, посмотрев в их большие чёрные глаза.
Я опустилась на колени рядом с кучей вещей. Здесь были подсвечники и серебряные тарелки, золотые ложки и рубиновые ожерелья, хрустальные жабы, единороги с сапфировыми глазами и целые рулоны драгоценного дамаста. Но я знала, что мой якорь здесь, под этой грудой. Я ощущала его тихий зов в уголках сознания. Я стала перекладывать сокровища, одно за другим, пока они не покрыли весь пол. Тогда я сунула руку в холодное твёрдое золото, прямо по плечо. Я шарила внутри, зажмурившись и стиснув зубами кончик языка…
Я сразу же почувствовала его, словно электрический ток пробежал по моим пальцам. А потом стало тепло, как от рукопожатия лучшего друга. Глупо улыбаясь, я вытащила руку с зажатым в пальцах плоским серебряным медальоном, овальной формы и украшенным только несколькими листочками плюща. На крышечке совсем крошечными буквами было выгравировано: «Зите Бриджборн, последней из своего рода: пусть этот свет всегда ведёт тебя к дому».
От этих слов у меня заныло сердце. Должно быть, это написали мои родители, не знавшие, как всё повернётся, не знавшие, что они никогда не вручат мне этот медальон, что я исчезну и что все оставшиеся годы они будут безуспешно меня искать.
Нащупав защёлку, я открыла крышку. Внутри была стеклянная вставка, а за ней – комната. Но не картинка, нет: когда я поворачивала медальон, комната поворачивалась тоже, словно я смотрела через уменьшительную линзу. Я видела позолоченные кресла, занавески и папоротники в горшках. А повернувшись кругом, я вдруг увидела троих человек: маму, папу и ребёнка, которым, похоже, была я.
Я никогда не видела своих детских фотографий. В тот миг я слегка растерялась. Вот мои буйные волосы и маленькое личико, я одета как куколка. Мы сидим перед разожжённым камином. Отец сложил руки на коленях. Мама облокотилась на его плечо и держит меня на руках. Динь свернулась калачиком на подушечке с кисточками. А потом мама посмотрела вверх, за стекло, и, я готова поклясться, улыбнулась именно мне; у её губ залегли тёплые ласковые морщинки.
– Мама? – прошептала я, склонившись над медальоном. – Мама, ты меня видишь?
Но изображение только расплылось и показало мне то же самое, снова и снова, как закольцованное. Какое-то время я сидела на полу, глядя на их улыбающиеся лица. Викерс потёрся головой о мою щёку. Даже тригглы притихли, они спустились с потолка и теперь серьёзно смотрели на меня своими большими глазами.
Мне показалось, прошло много часов, прежде чем я вспомнила, что Брэм и Миннифер ждут меня в лесу. Повесив медальон на шею, я поднялась на ноги и кивнула пустой комнате в знак благодарности.
– Грета, – сказала я, – спасибо, что помогаешь. Мне очень жаль, что тебя постигло такое несчастье, и я собираюсь всё исправить.
Башню я покидала бегом, громко топая по винтовой лестнице. Медальон вместе с ключом висел у меня на шее. Викерс взвился в сумрачное небо. На мосту мне снова показалось, что в зарослях плюща я вижу Грету, что она смотрит на меня. Но я ничего не успела разобрать: ветер поднял из рва лавину листьев, и Грета исчезла.
Глава 14
Видимо, я была в Амзельской башне дольше, чем думала, потому что Брэм и Миннифер не ждали меня у дыры в стене. Спустя полчаса я нашла их в Комнате мраморных голов, без зелёных плащей, с тряпками и вёдрами в руках, за усердной полировкой сотен бюстов предков. Как и мраморный принц в моей комнате, бюсты что-то шептали друг другу каменными голосами, вековые воспоминания, сплетни и антисплетни бурлили у них в глотках. Посреди этого бедлама Брэм и Миннифер прилагали все усилия, чтобы выглядеть серьёзными и деловыми. Я сразу поняла почему: в соседней комнате расхаживала миссис Кантакер в цветастых шелках, укладывая фарфоровые чайные принадлежности в обитую тканью шкатулку.
Брэм прижал палец к губам. Миннифер подмигнула мне. Как только миссис Кантакер удалилась куда-то по коридору, они бросились ко мне.
– Нашла его? – прошептала Миннифер. – Он был там, где мы сказали?
Я кивнула и вытащила из-за пазухи блестящий медальон:
– Смотрите, что внутри. – Я открыла защёлку… и вот моя семья – они двигаются и улыбаются. – Разве они не прекрасны? – прошептала я.
Брэм и Миннифер тоже улыбнулись, хотя и смотрели грустно.
– Да, – тихо сказала Миннифер. – Они прекрасны. Теперь будет легче. Вот увидишь.
Миннифер оказалась права. После того как я нашла медальон, стало легче. Я даже не замечала перепадов настроения и гневных вспышек миссис Кантакер, а поскольку я их не замечала, она, видимо, решила, что в них нет особого смысла. Мы тренировались с приманками, монетами и оружием в Охотничьем зале, обсуждали флору и фауну подземного мира, препарировали жука-зомби… Миссис Кантакер один раз даже похвалила мою атакующую технику, когда я дралась серебряными ножницами с соломенным манекеном. Иногда я задумывалась, с кем связаны эти перемены – со мной или с ней, но подозревала, что всё-таки со мной. С тех пор как я нашла якорь, я чувствовала себя так, словно ничто не могло испортить мне настроение. Из моего медальона струились свет и тепло, и, держа его у сердца, я ощущала себя совершенно непобедимой. Если мясник из Бейдуна действительно явится сюда вместе с Тёмной королевой, он увидит, что ему противостоит не просто какая-то никудышная недоведьма.
У меня была ветка тресгиллиамового дерева, серебряные ножницы, медальон… Теперь мне оставалось только пробудить свою семью.
Тем вечером, после урока с миссис Кантакер, я на цыпочках спустилась в столовую с охапкой ежевичных веток в руках и отперла ключом Греты позолоченные двери. Используя медальон в качестве светильника, я осторожно двинулась дальше во тьму. Впереди в тени замерли коконы, некогда бывшие людьми, странный камень стекал с их щёк и плеч. Приблизившись, я услышала тихое потрескивание, какое-то щёлканье, и на мгновение с ужасом подумала, что они шевелятся, словно собираются вылупиться. Но нет: я с содроганием увидела, что шевелится еда, медленно разлагающаяся под поблёскивающим ковром личинок, тараканов и муравьёв.
Я не боюсь насекомых, по крайней мере не больше всего. Боялась я неподвижных, безмолвных фигур в креслах, но я твердила себе, что это моя семья и я люблю их – разве нет? Или, по крайней мере, люблю их души, которые сейчас далеко. Собрав в кулак всю имеющуюся храбрость, я села на пол, скрестив ноги, рядом со стулом моей матери и посмотрела на неё. Она выглядела не так, как в медальоне, но что именно не так, я не понимала. Думаю, это то, что смерть делает с людьми – лишает их истинной сущности, оставляя пустую оболочку.
Ты спасёшь нас, правда, мама? Ты вернёшься, и всё будет хорошо.
Когда я смотрела на неё, сердце у меня щемило и дрожало словно натянутая струна. Я так хотела пробудить её! Я хотела, чтобы кокон растаял, на люстре вспыхнули огни и в замок вновь вернулись хозяева и смех. Я до боли желала этого. Сформулировав пожелания, я приступила к работе.
Сначала я оттащила от стола все три стула и поставила их спинка к спинке. Потом я положила на пол серебряные ножницы и побег тресгиллиамового дерева. Сняла с шеи медальон и выложила цепочку аркой, из раскрытых створок лился свет. Последними я по кругу выложила ветви ежевики и распылила вокруг розовую воду из бутылочки.
Я отступила на шаг, чтобы оценить свою работу. На вид всё безупречно. Всё было безупречно. Через несколько секунд я больше не буду одинока в этом замке, больше не буду последней в роду, на которой лежит весь груз ответственности. Через несколько секунд занавес расступится на мгновение, мама, Грета и Джон пройдут через него, и я больше не буду сиротой.
– Проснись, мама, – прошептала я. – Проснись, Грета, проснись, Джон Бриджборн.
Я зажмурилась и сжала кулаки. Мне показалось, что совсем рядом что-то зашуршало. Я резко открыла глаза – из-за остатков мяса за мной, наклонив голову и блестя маленькими глазками, с любопытством наблюдала мышь. Но ни одна из человеческих фигур не пошевелилась. Я снова сжала кулаки, надеясь, желая и стараясь ощутить всю любовь этого мира, выжать её из своего сердца, как воду из губки.
Никакого результата. Они не пробудились. Мышь заскучала и вернулась к еде.
Тогда я забрала свои ножницы и ветки ежевики, засунула за пояс побег тресгиллиамового дерева и пошла за метлой. Я работала до глубокой ночи, убирая паутину и сметая горы пыли, и не остановилась, пока волосы не прилипли ко лбу, а руки не заныли, пока не устала до такой степени, что была не в состоянии плакать.
Я всего лишь горничная, и в те горестные часы я была уверена, что останусь ею навсегда.
Глава 15
Было уже далеко за полночь, когда я прокралась в свою комнату, моё сердце чуть не разрывалось от боли. Я легла на кровать поверх одеяла, свернулась калачиком и стала ждать, когда придёт сон. Викерс тыкался в меня клювом и издавал тихие клекочущие звуки. Я не открывала глаз, делая вид, что это не помогает, но мне становилось легче, и я была рада, что у меня есть ворон, что он так добр ко мне, хотя я не смела просить об утешении и не была уверена, что заслуживаю его.
– Я не знаю, что делать, – сказала я Миннифер на следующее утро. Мы были на драконьей лестнице, она обметала перила, а я сидела на нижней ступеньке, привалившись к богато украшенной стойке. Волосы у меня выбились из косы, форма была мятая, а под глазами от недосыпа залегли тёмные круги. Викерс сидел на драконьей голове, изогнувшись так, чтобы заглядывать в рубиновый глаз. – Я не знаю, в чём дело. У меня было всё, что нужно для их пробуждения, и я сделала всё так, как написано. Но они не вернулись.
Миннифер изучала заклинание: в одной руке – метёлка для пыли, которой она активно махала, в другой – клочок бумаги. Каждые несколько секунд она бросала на меня встревоженный взгляд.