Позвонил папа и сказал ей, что к одиннадцати их ждёт следователь. Блин, уж лучше бы в школу, чем к нему. Она боялась этого нудного человека, он заставлял девочку врать, и что хуже того, кажется, он чувствовал, когда она ему врёт.
— Па, а это обязательно?
— Слушай, Светка, ну нужно же найти этих уродов, они ведь ещё кого-то могут порезать. Давай сходим, мне самому не очень-то охота после работы туда скакать, но это будет последний раз. Давай?
— Ну давай, — нехотя соглашается Светлана.
— Ты попроси сиделку задержаться до нашего возращения.
— О'кей, па.
— «О'кей, па», а по-русски?
— Хорошо, па.
— Знаешь, где тридцать третье отделение полиции?
— Знаю, па.
— Я тебя жду к одиннадцати.
— Хорошо, па.
«А потом оттуда, если получится, сразу загляну к хирургу в дурацкой шапке, пусть посмотрит мне затылок, может, его нужно будет зашить».
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 9
Иванова, конечно, была недовольна тем, что Света просила её задержаться на пару часов.
— Я вам заплачу, — настояла девочка.
— А может, у меня дела, или, по-твоему, у меня не может своих дел быть? Я живу, чтобы только на вас горбатиться?
Всё-таки она такая противная баба. Конечно, она согласилась, но вся эта история с походом к следователю немного выбила девочку из привычной колеи, она стала волноваться и забыла сменить постельное бельё, хотя не забыла как следует позавтракать. Последнее время её и так хороший аппетит стал просто зверским.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Она вышла из дома, уже машинально отметив для себя, что никакой опасности во дворе нет. Шёл дождик, но Света была в новеньком плаще и новеньких резиновых сапожках, бегать в них неудобно, зато чувствовала себя девочка в них и под зонтом очень уютно, несмотря на дождь. На руках чёрные медицинские перчатки, на лице маска — всё согласно тенденциям пандемии.
И тут Светлана почувствовала, что на неё смотрят. И, чуть не доходя до светофора, она поняла кто это был.
Из мокрого сквера, из-за кустов, с которых ещё не облетела часть листвы, вышла старая баба. Цыганка, как раз в классическом их обличии. Мокрые юбки, грязный, заношенный платок, космы и дешёвые серёжки, свисающие из-под него. Баба была отвратительна и… слепа, что ли… Её глаза были белёсы, без зрачков, но Света знала, что именно эта баба только что смотрела на неё. Она шла навстречу Светлане, опираясь на старый бадик.
И развернулась к девочке, почти загородив ей проход. И тут, Света даже и не поняла откуда она взялась, появилась Элегантная Дама. Она быстро, в два больших шага, подлетела к бабе и весьма грубо схватила её своей большой пятернёй в чёрной перчатке прямо за морду.
— Вам что, животные, одного раза было мало? — холодно произнесла Элегантная Дама.
Она сжала лицо старухи так, что Светлане было видно, как под пальцами Дамы побелела и натянулась кожа бабы, и та забубнила едва разборчиво под перчаткой:
— Ой, прости, ой, прости, госпожа, я просто у неё про ножичек наш спросить хотела, просто спросить…
— Пшла вон отсюда, падаль, — Элегантная Дама была груба и холодна. Странно, на небе висели низкие тяжёлые тучи, а она была в солнцезащитных очках. Дама толкнула бабу в лицо так, что та едва устояла на ногах. — Ещё раз увижу рядом с нею, выдавлю глаза, и не думай, не надейся, что ты вырастишь себе новые, я их выдавлю и наплюю в глазницы, так что ты станешь слепой по-настоящему.
Всё это было сказано твёрдо и холодно, даже через медицинскую маску её слова слышались весьма отчётливо, настолько отчётливо, что ни у бабы, ни у Светланы эти слова не вызвали ни капли сомнений — она так и сделает; и старуха сразу всё осознала, всё поняла, стала кланяться, пятиться и бормотать:
— Господи… Дура я старая… Простите, госпожа, простите… Господи, я ж только спросить хотела, только спросить… Я без злого умысла, только спросить… Без злого умысла…
Света, вся такая яркая, в плащике, сапожках, с розовым зонтиком, просто постояла десять секунд, и ситуация была разрешена. Девочка из всего этого поняла лишь, что эта бабища, с бельмами на оба глаза, хотела что-то выяснить о Светином тесаке. И теперь выяснять раздумала. Улепётывала прочь, и весьма поспешно. И тут Светлане в голову пришла мысль, она поначалу даже сама её испугалась. Но понимание того, что проблему нужно решить, придало ей смелости. Она подошла к Элегантной Даме, которая стояла и смотрела вслед старухе, и произнесла:
— У меня есть к вам вопрос… Вернее, просьба.
Дама повернулась к ней, потянула из кармана красивую красную квадратную пачку, достала оттуда сигарету и стянула с лица чёрную, в сырых разводах маску…
«О Господи!». Света в первый раз её совсем не разглядела, лицо Дамы было… ужасным. Серое, на подбородке и щеке мокрые язвы, а губы у неё были синие, почти чёрные.
— Можешь задать мне вопрос, — негромко разрешила Элегантная Дама.
Её голос был низкий и такой же пугающий, как и её вид. Девочке сразу расхотелось что-то спрашивать, захотелось уйти, но теперь она уже побоялась, что Дама разозлится, если она вопроса не задаст.
— Вы можете убить кое-кого? — пролепетала Света и замерла от ужаса, ужаса собственного вопроса, и тут же, видя, что Элегантная Дама не спешит с ответом, а прикуривает сигарету, она быстро продолжала: — она меня убьёт, она такая… такая… Всё время на меня нападает, а сама я её убить не могу, она очень сильная… Я не знаю, что делать, она мне этой ночью пробила голову… Вот тут шишка, — Света лезет под берет и с ужасом обнаруживает, что никакой шишки там уже нет, вернее, есть, но теперь она совсем незначительная, за такую ерунду… не убивают…
— Что? — говорит Элегантная Дама, выпуская струю дыма в лицо девочке. — Раны на тебе зарастают быстрее, чем ты об этом успеваешь подумать?
Девочка растерянно молчит: откуда? Откуда она могла это знать?
— И кого же надо убить? — спрашивает Дама, не дождавшись ответа.
— Ну, там… Одного человека, вернее, одну…, — бормочет девочка растерянно.
— Одну тварь, с которой ты недавно встречалась. Не так ли? Ты говорила с нею, а она называла меня Гнилой.
— Ну, её зовут Аглая.
— Мне всё равно, как её зовут, — всё так же негромко говорит Дама и затягивается; затягивается она так, что сразу сгорает треть сигареты.
— А что ты мне дашь за работу, если я её сделаю? Чем оплатишь работу? — она заглядывает Светлане в глаза. — Может, отдашь мне свой глаз? Правый, левый… Возьму любой, мне нравятся твои глаза, они чистые, без гнили. Нет? Вижу, глаза тебе дороги, тогда, может, отдашь мне свою матку?
— Что? Матку? — ничего подобного Света не ожидала услышать. Она совсем растерялась. — Какую матку?
— Живую матку, ту, что у тебя в брюхе, — продолжала Дама, — мне достаются всё время мёртвые… Мне всё достаётся мёртвое, а так хочется чего-нибудь живого…
Девочка, стоя в своём ярком плащике, в своих ярких сапожках, под своим ярким зонтиком, сейчас думала только об одном, только об одном, она думала, как бы закончить этот разговор и уйти отсюда.
— Значит, и с маткой уговора не выйдет? — спросила Элегантная Дама и выбросила окурок, докуренный до фильтра. — А что ты мне хотела предложить за работу, а, смертная?
«Что же, что же…? Деньги? Деньги она точно не возьмёт… Золото! Точно! Тот большой и тяжёлый браслет, что подарила ей Сильвия».
— У меня есть золото, — произнесла она наконец.
— У тебя есть золото? — Дама усмехнулась. — М-м… Но у меня тоже есть золото, и у меня его хватит, чтобы заполнить небольшое озеро.
«Глаза и матку я точно не отдам, лучше уж сама буду драться с Аглаей», — решила девочка.
— Хорошо, — вдруг произнесла дама, — ты можешь достать то, что нужно мне.
— Что это? — сразу оживилась Светлана. — Скажите.
— Принеси мне жука, и я убью ту тварь, с которой ты встречалась.
— Жука? — Света не поняла, о чём говорит Дама. — Какого жука?
— Ты знаешь, какого, — ответила Элегантная Дама и, натянув на лицо маску, пошла по улице.
— Жука? — зачем-то переспросила Света и поглядела на неё. Но этой странной, скорее даже страшной женщины уже нигде не было. Получалось, что Светлана спрашивала сама у себя.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Эта беседа со следователем была сама по себе неприятной, да ещё в коридоре полицейского отделения она увидела Анну Владимировну. У женщины было опухшее от слёз лицо. Свете стало очень жалко её, очень. И Влада жалко. Она поздоровалась с нею, но переговорить они не успели, Соколовский пригласил Свету с отцом в кабинет. И девочка немного обрадовалась, она подумала, что к тому времени, когда беседа закончится, мать Влада уже уйдёт.
А следователь начал спрашивать её о… о монете. О той самой золотой монете, которую они с Владом носили продавать барыге-наркоторговцу. Хорошо, что она уже всё рассказала папе про монеты, хотя теперь ей пришлось врать о том, как и где она её нашла. Где нашла, а когда, а кто-нибудь это видел? О других монетах, конечно же, Светлане хватило ума следователю не рассказывать, «я нашла всего одну монету». Но и тому, что она говорила, кажется, этот молодой полицейский не очень-то верил, он по нескольку раз переспрашивал одно и то же, словно уже через пару минут забывал то, что она ему недавно сказала. И особенно его интересовал случай с барыгой Валяем. Как она туда попала, кто и что говорил, кто и как начал потасовку? Всё, всё, всё это интересовало следователя. Он, задав один и тот же вопрос два, а иногда и три раза, ответы девочки записывал в протокол.
Беседа, а на самом деле форменный допрос, продлилась почти час и закончилась, когда папа Светланы сказал, что, пожалуй, пора заканчивать. Соколовский нехотя согласился. Но тут же заверил, что это ещё не конец и что он ещё вызовет Светлану на беседу. А когда они вышли из кабинета, девочка увидела её. Мать Пахома никуда не ушла, она стояла у окна, ждала. Ждала Светлану. Она сразу пошла к ним и поздоровалась: