ела, достала из рюкзака пустую бутылку и плоскогубцы и надела толстые перчатки. Роза действительно пахла обалденно, кажется, от этого запаха приятно кружилась голова, хотелось вдыхать и вдыхать её сладкий аромат. Но этот запах не мог одурманить девочку, она пришла сюда для дела и сразу выбрала два самых длинных шипа. Плоскогубцы в её руке не казались ей тяжёлыми, и её движения были точными. Ей понадобилось всего два движения: раз — и длинный шип падает на траву, два — и ещё один отличный шип на траве. Она ловко отворачивает пробку с пустой бутылки и, подобрав шипы, прячет их в бутылку, а саму бутылку кладёт в рюкзак. Всё, дело сделано; она ещё пару раз вдыхает дурманящий аромат растения, от него точно кружится голова. Нет, это точно! Рядом с ним нельзя долго находиться, от этого запаха девочка просто пьянела. Она встала с колен и, сделав ещё один вдох, направилась к собакам, которые насторожённо и чуть волнуясь ждали её на опушке.
Только один раз ободравшись о колючки кустарника, Света без прочих потерь выбралась из парка. Теперь часть дела была сделана, на сегодня это всё, скоро просыпаться. Девочка бежит по проспекту и сворачивает на Бассейную, а с неё на Гагарина, на юг, к депошке.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Это стало её обычным утренним делом, ритуалом пробуждения: просыпалась, вставала с постели, подходила к окну, оценивала обстановку во дворе, а после, не включая свет в комнате, рассматривала, как за ночь по руке расползлась чернота. Она поглядела на руку и без всякого удивления и страха отметила, что чернота добралась и до указательного пальца, а на мизинец уже и вовсе потекла от ладони вверх по фаланге. Светлана сжала кулак, крепко сжала, изо всех сил — нет, ни боли, ни дискомфорта она не почувствовала. Она всегда мечтала о маникюре, некоторые девочки из класса уже ходили с крашеными ногтями, но раньше, когда Света занималась спортом, тренер не разрешала им делать ногти, а потом, когда у Светы случилась в семье беда, сделать маникюр было уже можно, да вот денег на него, как и времени, у девочки совсем не было. И теперь она разглядывала свои чёрные ногти на безымянном и среднем пальце и понимала, что вряд ли на них хорошо ляжет красивый лак. Оба ногтя мало того, что стали уже, так ещё по мере отрастания начинали скручиваться вовнутрь, словно скрутка корицы, а под конец ещё и загибались острыми концами к подушечкам пальцев. Чёрные ногти были очень крепкие. Их невозможно было согнуть, казалось, они были из крепкого чёрного железа.
Она напрягла пальцы и этими скрученными ногтями провела по пластику подоконника, как плугами по земле. После ногтей на прочном пластике остались царапины. Да, эти чёрные, скручивающиеся в трубочки ногти были и вправду очень крепкими.
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 26
Света любила эти дни, дни, когда папа уходил в магазин на дежурство, которое длилось целые сутки. И вовсе не потому, что папы не было дома, а потому, что в эти дни она оставалась дома с мамой и могла официально не ходить в школу.
Вот и сегодня она умылась, оделась, надела перчатки и повела недовольных и каких-то не выспавшихся братьев в садик, на обратном пути заскочила в магазин, вернулась, отпустила сиделку и, сделав папе завтрак и обед на дежурство, проводила его на работу. Теперь она осталась с мамой. Девочка очень хотела есть, за всё утро она так ничего и не съела, дел было много. Но и сейчас она не стала завтракать, сначала нужно было провести утренние процедуры с мамой. А это заняло бы некоторое время. Тем не менее она забежала на кухню и достала из холодильника три яйца. Но, чуть подумав, решила, что съест больше, уж очень была голодна. Она уже заметила, что бельё, купленное недавно, сидит на ней как на барабане, но девочка не чувствовала, что потяжелела, наоборот, она чувствовала себя хорошо. Чувствовала себя полной сил. И несмотря на то, что она стала есть намного больше, чем раньше, жира на ней не прибавилось, ни на животе его не было, ни на бёдрах, ни на руках в области трицепсов. Она заметила, разглядывая себя в зеркале в ванной, что превращается из худосочной девушки, бегающей стайерские дистанции, в девушку, готовую бежать спринт. У неё появились отличные мышцы, поэтому и лифчики, и трусы ей были уже впритык или даже маловаты. Поэтому четыре варёных яйца с майонезом и хлебом на завтрак для неё сейчас не казались чем-то избыточным.
Света налила полный ковшик воды и поставила его на огонь. Она всегда варила яйца в ковшике, как и мама. И пока вода закипала, пошла вычистить контейнеры и сделать маме укол. Утренний укол был лёгкий, его кололи не в вену, а в плечо, в мышцу руки, и девочка давно освоила эту процедуру, вся сложность была в том, чтобы на жёлтой от уколов руке матери найти свободное место для иглы. Она сделала укол, освободила и помыла контейнеры и уже несла их обратно из ванной, как неожиданно остановилась.
Её чёрные пальцы дали о себе знать, два коротких, лёгких подёргивания насторожили девочку. С чего бы это? Тут, в квартире, и не у окна, выходящего во двор, а в коридоре ей ещё не приходилось сталкиваться с тревогой. И Света сразу свернула в свою комнату, к своему окну. Она вглядывалась во двор, ощущая, как нарастает тревожность. Так и есть, во дворе снова был кто-то, кто следил за её окном. Смотрел в него. Девочка даже определила машину, из которой на неё кто-то таращился. Вот теперь пришло время звонить следователю Соколовскому, номер у неё был. Пусть сюда приедут полицейские и проверят человека, который сидит в той машине. Она не сомневалась, что следователь пришлёт сюда людей, нужно только ему позвонить.
И она взяла телефон в руки… Он был разряжен. Ну конечно, телефон был старенький, аккумулятор садился быстро, Света вчера болтала с Владом, а потом забыла его поставить на зарядку.
Она идёт к зарядке, торчащей из розетки у стены… И вдруг её пальцы задёргались, стали резко сокращаться, как от судорог! Ого, а вот это был уже нешуточный сигнал. Девочка заволновалась не на шутку. Она замерла… Что-то, вернее кто-то был совсем близко, Света это знала. Тут уже ей стало страшновато, очень волнительно, и она на цыпочках вышла в коридор. Точно. Тревога, словно звук, доносилась из-за входной двери. Кто-то… Кто-то, интересующийся Светланой, был на лестничной площадке. За дверью. Ждал и таился там. И девочка всё так же на цыпочках пошла к двери. На двери было два замка, она закрыла дверь только на верхний, нужно было закрыть и на нижний. Да, с двумя замками ей будет спокойнее, хотя как можно быть спокойной, когда за твоей дверью стоит кто-то, кто может хотеть твоей смерти. Беззвучно девочка добралась до двери и уже хотела закрыть её на второй замок, как услышала звук, который ни с чем спутать было нельзя. Это был звук, с которым ключ входит в замочную скважину!
«Это не папа… Это не папа! — девочку поразила эта мысль, а за нею, тут же, в её голове родилась и вторая, вытекающая из первой: — А кто же это тогда?».
Светлана была почти парализована, и не столько страхом, со страхами она уже научилась жить и даже бороться, парализовало её ощущение беспомощности. Девочка не знала, что ей делать. Просто не знала, что предпринять. И поэтому только стояла и слушала, как провернулся в замке ключ. Оцепенение отпустило Свету, лишь когда дверь чуть-чуть вздрогнула, тут уже она не выдержала и на цыпочках, чтобы не шуметь, кинулась на кухню. Нет, она ни о чём не думала, не выбирала, куда бежать, просто кухня оказалась дальше всего, не бежать же ей было в мамину комнату. Она влетела на кухню, стала к стене, осмотрелась: ножи. Мама у Светланы отлично готовила, она любила это дело, и вся кухонная посуда, включая ножи, в доме были отличные. Девочка, стараясь не шуметь, делает шаг к столу, вытягивает из подставки самый большой разделочный нож и снова прижимается к стене и почти не дышит. Она прислушивается. На плите, в ковшике, уже закипела вода. На столе лежат яйца, хлеб. Кажется, всё в её доме мирно и спокойно. Кроме звука кипящей воды, других звуков она не слышит. Но ей и не нужно ничего слышать, она знает, что по её дому беззвучно, в обуви на мягкой подошве, крадётся человек. Она знает о каждом его шаге, она чувствует его кожей. Вот сейчас он встал у её спальни, приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Простоял там несколько секунд и идёт дальше, сейчас он остановился у спальни отца. И там никого нет… Он пойдёт дальше? Он пойдёт в комнату мамы? Мысль о том, что этот человек зайдёт в комнату мамы, её беззащитной мамы, развеяла её страх полностью. Нет, он не должен подходить к маме, он даже входить в ту комнату не должен! Но что делать? У неё нож, на столе возле плиты лежат яйца, на огне уже закипела вода в ковшике… Что делать, она не знает. И тогда Светлана отлипает от стены и ножом, как ложкой, в грязной чашке, стоящей около раковины, начинает размешивать воздух. Звук получается почти такой же, как при размешивании сахара в чае. Пришедший должен его слышать. И он его услышал, он уже стоял возле двери в мамину комнату и замер. Он прислушивался. А Света всё размешивала и размешивала ножом несуществующий сахар в пустой чашке. Она ждала, что он пойдёт к ней на кухню. И человек шёл на кухню. Шёл, стараясь не издавать ни звука, но Светлане и не нужны были звуки, чтобы знать о его приближении. Она «слышала» его кожей. Шаг, ещё шаг, ещё…
Девочка перестала размешивать, а пришедший остановился совсем рядом, у входа в кухню, за углом. Теперь Свете казалось, что она слышит его дыхание. Человек пришёл за ней, он тут, сразу за углом, и Светлана немного растерялась, она не знала, что делать, ведь у него мог быть… ну, пистолет какой-нибудь. А у неё был всего-навсего столовый нож, который она сжимала в руке. А ещё, девочка не могла этого объяснить, но она была уверена, человек уже готов ворваться на кухню. Вот-вот он ворвётся на кухню. Нож! А вдруг этот за углом сильный? Конечно, он сильный, слабый не отважился бы войти в квартиру. Нож — ерунда. Но что, что тогда? И тут ей на глаза попадается ковшик с кипящей водой. Всё сразу и сложилось у неё в голове. Быстро, теперь всё нужно было сделать быстро. Она делает шаг к плите, небрежно кидает нож на стол, хватает двумя руками ковшик с кипятком, длинная ручка это позволяет, и по большой дуге, чтобы самой не облиться, выплёскивает кипяток за угол. И там, за углом, в шаге от неё, кто-то тихо взвыл! Почти зарычал, забормотал что-то. Светлана сразу поняла, что у неё получилось, но также она поняла, что это не всё, кипяток — это больно, очень больно, но сильного и смелого мужчину это только задержит. Но не остановит. Ей нужно было действовать дальше. Нужно, нужно, ей нужно было действовать… И, хоть Света и волновалась, очень волновалась, но она заставляет себя сделать шаг за угол. Она заходит туда без ножа, потому что некогда было его искать, у неё в руках только стальной, с двойным дном ковшик на полтора литра воды. Но ковшик хороший, из дорогой маминой посуды, он с двойным дном, с длинной ручкой, тяжёлый. Она видит человека в чёрной куртке, на голове его капюшон, он чуть наклонился вниз, а его руки в синих латексных перчатках… У него связаны руки? Он держит их у обожжённого лица, и на них верёвка… Нет, его руки не связаны, просто на его большие и угловатые кулаки намотана верёвка, которой он собирался… задушить её? Конечно, он пришёл её убивать, и теперь он ещё что-то бормочет, пряча ошпаренное лицо за кулаками… Девочка молча и сосредоточено, держа