ревели из реанимации в обычную палату, и намекнул, что приём посетителей в больнице до девятнадцати ноль-ноль. До больницы она смогла бы добежать за пятнадцать, ну, максимум двадцать минут, а значит… Значит, время у неё было, хоть и немного, полчаса на посещение оставалось.
Ну конечно же, девочка не удержалась.
— Па, сходишь за близнецами? — она влетела к отцу на кухню, на ходу натягивая новую спортивную куртку.
— Так, — он поглядел на неё с подозрением, — а что случилось?
— Владика перевели из реанимации.
— И что это значит?
— Это значит, что к нему можно пройти. Приёмные часы до девятнадцати, — радостно сообщила отцу Светлана.
— У тебя времени меньше часа, — сказал он с сомнением.
— Я успею, па, — Света была уже одета, только кроссовки надеть.
— Ну ладно, я до работы успею, — согласился отец.
И Светлана тут же кинулась в прихожую обуваться.
Фрунзе, большой перекрёсток, улица Победы, Варшавская… Девочка летела, как на крыльях. Мокрые дома и дождь, фонари освещения и машины, машины с включенными фарами. Вот и улица Кубинская, остаток пути по ней. Дождик и брызги. Её новые отличные кроссовки и эластичные спортивки промокли: она бежала, не особо выбирая дорогу. И добежала быстро. Когда вбежала в освещённый холл больницы, у неё ещё было почти тридцать минут на посещение. Нет, конечно, получаса у неё не было. Сначала пришлось выяснять, куда перевели Владика. Пришлось ему звонить, потом ещё пришлось искать пятирублёвую монету на бахилы, потом искать палату, где лежал Пахомов, но всё равно она к нему прорвалась. Жаль только, что ничего не успела ему купить.
И он её ждал. Обниматься при двух соседях по палате они… постеснялись, хотя Светлана, может быть, и хотела, чтобы он её обнял. И пусть даже другие это увидят. А ещё она хотела поцеловать его в губы, но поцеловала только в щёку, коротко, как бы невзначай. И всё равно девочка была очень рада его видеть, и ей было приятно, что он взял и не отпускал её руку. Жаль, что перчаток снять было нельзя. Ей не хотелось, чтобы кто-то видел её пальцы, а вернее, уже не только пальцы, но и всю руку.
— Врачи офигевают! — Влад был рад, он хоть ещё и хрипел, но улыбался самодовольно.
— От чего? — интересовалась девочка. Она, признаться, была удивлена. Думала, что увидит его бледным и слабым, но Пахомов уже напоминал себя прежнего. Чуть нагловатого любителя похвастаться.
— От моего выздоровления, они же планировали ещё две операции, а тут сделали рентген, потом МРТ, ещё УЗИ, и врач, такой, говорит мне: нифига не понимаю.
— Не понимает? — Света не отрывала от Пахомова глаз.
— Ага, говорит, надгортанник как новый, а был почти надвое рассечён. И сосуд, говорит, как новый, наружную сонную артерию нужно было восстанавливать, а теперь она тоже как новая, ничего с нею делать не нужно, узистка написала, что ход крови нормальный, артерия чистая, без рубцов.
— Прикольно, — Света была довольна, она улыбалась чуть загадочно, девочка верила, что её Владик выздоровел благодаря солнечному жуку или, как она его называла, жуку-трупоеду. То есть благодаря ей. Но глупый Пахомов её почему-то не благодарил. Он всё, кажется, приписывал своему сильному организму, хотя нет, не всё…
— Знаешь, — продолжал Владик, чуть понизив голос, — я помню, что мне стало легче после твоего настоя. Ну, того, мутного… Что ты мне приносила в бутылке.
— Я тоже думаю, что ты выздоровел благодаря ему, — скромно произнесла девочка.
— Так из чего он был?
— А я разве тебе не говорила? — Света удивилась. — Он был сделан из одного редкого жука.
— Из жука? Что за бред? — он не очень-то ей верил и смеялся. — Да ладно, ты гонишь. Прикалываешься надо мной. Ну скажи, что гонишь.
Светлана чуть-чуть посмеялась, сидела счастливая: ну и пусть не верит. Она-то знала это наверняка. Она так и не сказала ему ничего, а он продолжил, но на этот раз уже без улыбки:
— А ещё, прикинь, врач сказал, что меня в армейку не возьмут.
— Что? Куда не возьмут? — не поняла Света.
— В армию, — объяснил Пахомов.
— Ну и что, подумаешь, — Светлана даже обрадовалась. — А ты, что, в армию хотел?
— Да нет… Не то чтобы сильно хотел…, — Владик немного загрустил, — просто у меня клапан в сердце повреждён. Теперь даже в футбик с парнями не погонять. Врач, кардиолог, он такой… крутой, его тут все уважают, посмотрел КТ моё и сказал: забудь про футбол. Сказал, что только гимнастика, ходьба и таблетки до конца жизни. Сказал собаку заводить и гулять с нею по полчаса утром и вечером в любую погоду.
Он произнес это так, что у девочки сжалось сердце. Ей стало его очень жалко, она, конечно, не думала, что всё будет так печально. Света думала, что добудет куртку и сходит на Танцы за новым жуком для настоя, и всё с его сердцем наладится. Но это в будущем, а пока ей было его жалко, она чуть наклонилась к нему и, быстро поцеловав в губы, произнесла:
— Я найду их, Владик.
— Кого? — не понял он.
— Тех, кто в этом виноват… Ну, тех, кто виноват в нападении на тебя.
— Забудь, — он был даже немного напуган. — Ты чего? Забудь.
— Я найду их, Владик, — твёрдо повторила Света. — Найду и поубиваю.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Андрей Сергеевич в этот вечер чувствовал себя не очень хорошо, но в последнем разговоре со своей нанимательницей он обещал, что сегодня выйдет на работу обязательно. Фомин сообщил ей, что теперь, в связи с семейными обстоятельствами, а именно выплатой всех своих долгов, он будет ходить на работу реже, и бригадиру Татьяне тоже сообщил, что хочет сократить количество смен. Она не хотела его отпускать, но Андрей Сергеевич сказал, что ему уже тяжеловато отрабатывать четыре смены в неделю. Татьяна поняла и согласилась, но попросила его выйти в эту ночь обязательно, у неё не было замены. Фомин пообещал, что выйдет. Время у него ещё было, поэтому он отпустил дочку и сам сходил за сыновьями в детский сад. Привел их домой и, не раздеваясь, уже хотел уйти, но мальчишки, быстро раздевшись, убежали в комнату и начали ругаться из-за очереди у компьютера. Обычно старшая сестра их быстро приводила в чувство, но сейчас её не было, и он решил их успокоить сам. Он, стуча костылями по полу, доскакал в комнату в самый разгар начавшегося спора, распахнул дверь и сразу сказал сыновьям:
— Так, товарищи, успокоились.
— Моя очередь, — сразу ответил ему Николай.
— Папа, он врёт, он вчера последний играл, — возразил Максим.
— Я не доиграл! Я не закончил уровень! — вскликнул Колька.
— Максим, пусть он доиграет, потом сядешь ты, — сказал отец и, чуть облокотившись на косяк, стал поправлять свитер под плащом.
Максим ничего не ответил, а Николай со сдержанным чувством победы усаживался за компьютер.
— И чтобы без ссор, — продолжал отец, — Николай, не злоупотребляй. Поиграл и уступил место брату. На кухне есть еда, но Света уже скоро вернётся. Всё, я пошёл.
И тут он случайно не удержал один из костылей, и тот громко упал на пол. Андрей Сергеевич мог бы позвать одного из сыновей, чтобы тот поднял его, но бывший офицер не хотел выглядеть беспомощным инвалидом, причём в своих собственных глазах. Он не без труда немного согнул больные ноги и, согнувшись, дотянулся до костыля, и когда его пальцы уже коснулись нужного ему предмета, его взгляд случайно упал на часть комнаты, которую он почти никогда не осматривал. Андрей Сергеевич поначалу даже не понял, что это там ему привиделось. Ему потребовалось пару секунд, чтобы осмыслить увиденное. Он увидел под кроватью дочери чёрные подошвы спортивной обуви. И ладно бы это стояли какие-то новые кроссовки Светки под кроватью, он уже заметил, что у дочери всё время появляется много новой и дорогой одежды и обуви. Нет, это была не обувь Светланы, и она не «стояла», то есть он видел подошву этой обуви. Да и размер был явно не Светкин. Андрей Сергеевич подумал, что, возможно, кто-то прячется под кроватью, он не на шутку взволновался и, как ему ни было трудно, как ни болели у него ноги, он всё-таки встал на колени и заглянул под кровать дочери.
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 32
Он сначала не понял, что это там лежит. Какой-то мешок, что ли. Или не мешок. Нет, не мешок! Он отчётливо разглядел… человеческую руку в латексной медицинской перчатке. Но Андрей Сергеевич не видел головы человека. Она была в капюшоне, но на шее, под капюшоном, была отчётливо видна верёвка. Офицер в отставке был ошеломлён увиденным. Он даже не верил своим глазам, а потом подумал, что человек под кроватью — просто Светкин знакомый… Но зачем она оставила его тут, а сама ушла? Или нет… Это вор, пробравшийся в их квартиру. И теперь ждущий ночи, чтобы выбраться. Но зачем у него на шее верёвка? Она туго обвивает шею, он, может быть, случайно задушился? Так жив он или нет? И вообще — это человек? Не кукла, не манекен? Вопросы, вопросы, вопросы… Всё это были нормальные вопросы, возникающие в нормальной голове человека, обнаружившего чьё-то тело под кроватью своей дочери. Андрей Сергеевич даже ткнул пару раз в труп костылём. И, не получив никакой обратной реакции, поднял глаза на сыновей. Те, не замечая вокруг себя ничего, слегка поругивались, уставившись в монитор. Их, кроме игры и очерёдности, ничего больше не волновало. Даже отец, стоявший на карачках возле кровати сестры. С большим трудом Фомин поднялся на ноги и уселся на кровать. Он не знал, что делать. Вообще-то в таких случаях нужно было звонить в полицию. Но… Он не решался этого делать по одной простой причине: а вдруг к этому трупу имеет отношение Светка. Светка? Она его убила, что ли? Как? И убила ли? А он точно мёртвый? И как она могла его убить, мужик-то здоровый какой. Но если и так, то это была самозащита. Ну а как иначе? Он сам сюда пришёл, не могла же она его сюда затащить. Вопросы, вопросы, вопросы… И на них вразумительный ответ мог дать только один человек… Андрей Сергеевич полез в карман и достал телефон, он торопливо искал номер дочери, нашёл и сделал вызов. Светлана ответила не сразу, ему пришлось подождать, а когда она всё-таки сняла трубку, он сразу спросил: