Титан — страница 44 из 77

— В порядке ли моё чрево?

— Мы почти не трогали ваш детородный аппарат, — сразу ответил её старший учёный и сделал знак ещё одному учёному, который как раз отвечал за эту функцию.

Тот сразу подбежал и, поклонившись, произнёс:

— Вы сможете зачать и понести в любую угодную вам минуту. Вы желаете самозарождения?

— Нет, — сказала Бледная Госпожа. При помощи самозарождения она могла произвести лишь дочь, свою точную копию. — Я желаю родить сына.

— Желает ли госпожа, чтобы мы подобрали ей семя?

— Нет, — Привратница всё ещё рассматривала себя новую в зеркале.

И наконец оторвалась от него, и сразу крылатые создания понесли к ней из-под потолка лёгкую, прозрачную одежду, уродливые черепахи вылезли из ниш в стенах и на своих панцирях потащили к её ногам туфли. А по длинному коридору, спущенные слугами-псарями с цепей, к ней понеслись три больших чёрных пса. Они узнали хозяйку даже в новом её обличии, в новых запахах, подлетали к ней и кидались лизать её руки, а то и, встав на задние лапы, лизнуть Госпожу в лицо. Кажется, эти существа были единственными, кому дозволялись подобные фамильярности. И она им улыбалась и говорила им с редкой для себя мягкостью:

— Соскучилась по мне, разбойники? Что, соскучились?

А собаки прыгали около неё, требуя внимания. И она продолжала улыбаться:

— Ну будет, будет вам дурачиться.

Гладила их и каждому по очереди чесала между ушей.

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 35

Постельное бельё снова придётся стирать. Всё-таки черныш сильно её поранил. Просто она привыкла к повреждениям, поэтому на глубокие царапины не обратила внимания. Нет, шрамов не будет. Ей казалось, что придётся кожу зашивать. Но уже дома она поняла, что обошлось. Глубокие алые борозды она ещё в депошке обработала фикусом. Теперь они уже не кровоточили, но на простыне и пододеяльнике темнели бурые пятна крови. Одеяло пришлось укладывать так, чтобы папа или братья не увидели их.

А сейчас перед зеркалом Светлана рассматривала шрамы на руке и думала о том, что особо сильной боли она в тот момент не чувствовала. Жвала жука-трупоеда, изгрызшие ей ладони, когти черныша, того же глупого кота, камни Аглаи ей наносили серьёзные повреждения, казалось, и боль должна им соответствовать, но нет. Света не чувствовала ничего ужасного. И переносила всё с удивительной для себя лёгкостью. Этой ночью она раздобыла новенькую куртку, майки, брюки, и за это получила всего несколько царапин, от которых, судя по всему, даже шрамов не останется. И главное было даже не в этом, главное было в том, что она теперь сможет сходить в торговый комплекс ещё раз. Теперь Света не боялась чернышей. Эх, блин, жаль, что никому этого не расскажешь. Владику? Ну и как это будет выглядеть со стороны? Владик, я сегодня ночью, во сне, в темноте убила опасную тварь ядовитыми шипами. А удалось мне это сделать, потому что я стала чувствовать шеей, что на меня смотрят, а ещё у меня от этого дёргаются чёрные пальцы. Кстати! Девочка взглянула на свою левую руку повнимательнее.

Чернота не останавливалась. Она растекалась по ладони и уже доползла до её середины, а также уверенно вползла на указательный палец и на мизинец, почти дотянувшись до первых сгибов. Света не успела расстроиться, в дверь ванной постучали и раздался голос отца:

— Светка, ты там надолго?

— Сейчас, па, — девочка сразу начала натягивать на руки свои неизменно чёрные медицинские перчатки. А потом надела и домашнюю старенькую олимпийку, чтобы отец не увидал у неё на руке не очень-то приятные царапины.

— Давай, а то близнецы на завтрак опоздают.

Она открыла дверь, а отец вдруг остановил её на выходе и сказал с какой-то непраздничной серьёзностью:

— С днём рождения тебя, дочка.

А Светлане не хотелось быть такой серьёзной, и она аккуратно, чтобы не сбить отца с ног, обняла его и ответила:

— Спасибо, па.

— Тебе уже шестнадцать лет, — продолжал отец всё так же без особого веселья.

— Угу. Пойдём сегодня в ресторан?

— Ну хорошо… Пойдём.

Тут в коридоре появились Максим с Николаем. У них с утра всегда настроение было не очень, их можно было понять, им предстоял поход в садик, который братья не очень-то любили. Они с невесёлым удивлением посмотрели на то, как старшая сестра обнимается с отцом, и хотели просочиться мимо них в ванную.

— Эй, мелюзга, слышали, что папа сказал? — спросила у них Светлана.

— Нет, — сказал Колька.

— А что он сказал? — спросил Максим.

— Что сегодня пойдём в ресторан.

— Мы пойдём? — уточнил Николай.

— Мы все, — сказала сестра.

— А что там в ресторане? — спросил Максим.

Да, их семья уже год не была в ресторанах. Они все были в ресторане ещё с мамой, с тех пор уже почти год прошёл. Мальчишки забыли уже, хотя нет, не забыли:

— Там едят, — вспомнил Колька, — ты что захочешь поесть, тебе тётя принесёт.

— Я помню, — вспомнил Макс, — там ещё детские комнаты есть.

— Да, — подтвердил брат. И тут же обратился к сестре: — Свет, а мы сейчас пойдём?

— Нет, — отвечала девочка, уже понимая, куда он клонит, — сейчас вы быстро умываетесь, одеваетесь, и мы идём в садик. А в ресторан пойдём вечером.

— У-у, — расстроился Николай.

— Давай без этих твоих «у», — сказала Света строго. — Иди умывайся.

Она впихнула обоих братьев в ванную и хотела уже уйти застилать их кровать, но её остановил отец.

— Ну-ка, — он развернул девочку к свету. И стал рассматривать её лицо. — Что это у тебя?

— А что там? — спросила Светлана невинно, хотя прекрасно знала, что на её лице нашёл отец.

— Царапина, — отвечал тот. — Глубокая.

— Не знаю, не видела, когда умывалась, наверное, поцарапалась где-то.

— Где же это? — отец не отпускает девочку. — Вчера ночью… мы с тобой говорили, по-моему, её у тебя не было…

— Не знаю, — Света всё ещё изображала легкомыслие. — Может, ногтем задела, когда умывалась.

— Ногтем? — папа наконец выпустил её руки и заглянул в глаза. Кажется, он не верил ей.

— Ну, не знаю, па, — она всем своим видом демонстрировала пренебрежение к таким мелочам: подумаешь — царапина. Стоит ли устраивать из-за такой ерунды допрос.

— Ладно, — он согласился с нею, и разговор, казалось, был закончен, но у Светланы остался неприятный осадок. Она почувствовала, вернее поняла, что он ей не поверил. И это было очень неприятно.

«Как хорошо, когда он на работе, — Света прошла в спальню и заправила кровать мальчишек. — Нужно побыстрее постирать постельное бельё, он стал какой-то подозрительный. Труп нашёл, про перчатки спрашивал, вот теперь царапину заметил».

А братья тем временем умылись и собрались, и девочка вывела их из квартиры, повела в садик. А Андрей Сергеевич Фомин подошёл к окну, поглядел на своих детей, пока те не скрылись за углом дома, а после присел за стол дочери. Ни учебников, ни тетрадей. Ничего такого, что напоминало бы о том, что хозяйка этого стола учится в школе. Он выдвинул ящик стола: деньги, таблетки… Всё на своих местах. Деньги не потрачены, таблетки не принимает. Фомин встал и уже по привычке остановился у её кровати. Откинул одеяло… Вот тут его и ждал сюрприз. Впрочем, к подобным сюрпризам он уже стал привыкать. Его уже не очень удивило то, что весь верх постели дочери, и пододеяльник, и простыня, были вымазаны длинными бурыми пятнами. И что же это могло быть?

Ну не краска же в самом деле. Не краска. Это была засохшая кровь. И царапина на щеке — вчера ночью её не было. Не-бы-ло! Он прекрасно это помнил.

И труп… Вчера под кроватью дочери он видел труп. Не надо его дурачить. Он точно видел труп крупного мужчины. Который потом куда-то делся. Андрей Сергеевич не мог этого понять — куда Светка могла его спрятать? Он стал прыгать на костылях по квартире от шкафа к шкафу, открывал дверцы, костылём даже под ванной шарил, но мертвеца не нашёл. Он успокоился, только когда услышал звон ключей в прихожей и как хлопнула входная дверь. Только тогда Фомин уселся на кухне и, ожидая, пока закипит чайник, он вроде как успокоился. Вернее, сделал вид, что успокоился.

⠀⠀ ⠀⠀

* * *

⠀⠀ ⠀⠀

Алгебра и начало анализа. Господи, разве может кто-нибудь разобраться в этом? Вообще-то в их классе было человек пять ребят, что понимали в этой абракадабре хоть что-то. Они собирались сдавать экзамен по этому предмету, вот для них физичка Ирина Аркадьевна и вела урок, остальные ученики присутствовали на уроке в виде статистов. Светлана не задумывалась о ЕГЭ вообще, а тут ещё это… Мозг можно сломать, она даже не пыталась понять то, что говорила и что писала на доске учительница. Маленькая, поджарая женщина вообще-то преподавала физику, но часто замещала учителей по алгебре и геометрии. Света уважала её и считала очень умной. Ну а как можно разобраться во всей этой абракадабре, не будучи семи пядей во лбу. А Ирина Аркадьевна не доставала Светлану, считая, что спорт — это большой труд, ставила ей трояки без упрёков, полагая, что девочке, так занимающейся спортом, как Фомина, начало анализа и тригонометрия в жизни пригодятся вряд ли. Кто-то из учеников слушал и записывал то, что говорила учительница, большинство класса бездельничало. Девочки на задних партах перешёптывались и тихонечко хихикали, чатились в телефонах, парни тоже либо болтали, либо смотрели смешные ролики.

Девочке не с кем было поболтать, единственная одноклассница, с которой можно было переброситься хоть словом, Илонка, сегодня не пришла. В кнопочном телефоне смотреть особо нечего. Светлана изнывала от безделья, подперев щёку кулачком. Малевала что-то в своей единственной тетради. И как-то само собой в пальцах девочки появилась нитка, шнурок с шеи, на котором болталось медное кольцо. Да-да, почти кольцо, а не смятый овал из медной проволоки. Теперь его можно было даже надеть на палец. На мизинец оно точно налезло бы. Света немного удивилась, ведь кольцо распрямилось само, она не прилагала к этому никаких усилий. Девочка крутила кольцо в пальцах, ей казалось… Или не казалось, что оно холодное. И как-то само собой пришло желание сжать этот медный кружок. Сжать, сплющить. Попробовать, как работает. Мама-Тая, демонстрируя ей кольцо, показывала, как это делать. Света не думала о том, что она на уроке… Просто взяла и сжала кольцо большим и указательным пальцами. Кольцо смялось, и на неё навалилась… тишина. Ей даже показалось, что у неё заложило уши. Только что класс был наполнен десятками разных звуков, шёпотом девчонок, голосом учительницы, стуком мела по доске, какими-то шорохами, тихим хихиканьем, и вдруг всё это оборвалось.