Но отец ответить не успел, дверь в комнату открылась, и на пороге появилась Иванова; оглядев раздетую Свету и сидящего на полу отца в нижнем белье, она спросила:
— Светлана, у вас всё в порядке?
Её взгляд выражал Бог знает какие мысли и подозрения, и если до этого девочка была удивлена или даже огорошена, то тут, из-за этого взгляда Ивановой, она ещё и разозлилась. Разозлилась и сказала сиделке строго:
— Идите к маме.
Иванова не стала с нею спорить, даже отвечать ничего не стала, она просто недовольно поджала губы и вышла из комнаты, а девочка подошла к отцу и стала его поднимать с пола.
— Давай, па, вставай. Я отведу тебя в комнату.
Она пока не хотела приставать к отцу с расспросами: хотя вопросы у неё уже были. Её так и подмывало спросить, почему отец пришёл к ней ночью с ядом, откуда он его взял. Она всё это спросит, спросит, но попозже. Сейчас же у неё стала гореть щека, на которую попала жидкость из пузырька, а ещё Светлана хотела вытереть коричневые капли, что остались на полу. А то, не дай Бог, близнецы встанут, в них наступят.
Она довела отца до его комнаты, до кровати, хотела уложить, но он вдруг взял одежду и стал одеваться. Девочка поняла, что у них будет сегодня разговор и пошла в ванную, смыть ту дрянь со щеки, которая раздражала ей кожу. Потом она взяла тряпку, вернулась в спальню, вытерла капли с пола, натянула треники и олимпийку, в которых ходила дома. На кухне у папы уже закипал чайник. И она пошла туда. К нему. Пошла, не надев на свою левую руку перчатку, она больше не собиралась скрывать черноту.
Отец сидел за обеденным столом, какой-то уставший, потерянный, чайник уже закипел, но он его не выключал, не замечал его. А Света села напротив папы и поставила на середину стола маленький коричневый пузырёк, к которому она нашла у отцовской кровати крышечку. Девочка посидела несколько секунд молча, потом встала, выключила чайник, села за стол и спросила:
— Папа, откуда у тебя это?
Она спрашивала это таким тоном, как будто это она родитель, а её отец — ребёнок. Отец вздохнул, поглядел на пузырёк и ответил:
— Не могу точно сказать.
— Это как? — искренне удивилась Света. — Это почему?
— Ну, не помню я точно, всё как-то смутно, — он стал тереть щетину на подбородке. — Баба есть одна…
— Что за баба? — заинтересовалась девочка.
— Мерзкая баба… Я встретил её на улице, пару раз встречал… Вот она мне и дала эту дрянь.
— Мерзкая баба дала тебе эту дрянь? И она сказала тебе, что это?
— Да, — отец несколько раз кивнул, — сказала. И сказала, что с нею нужно делать.
— И что же?
— Нужно капнуть одну каплю в еду, — как-то буднично произнёс отец. — Она сказала — всего одну каплю.
— Одну каплю в еду. Но ты же не капнул в еду. Ты…, — Света не договорила.
— Я не мог капнуть в еду, ты сама её готовила.
— Папа! — вдруг повысила голос Светлана. — Папа! Почему ты был должен мне капнуть это в еду?
Отец поднял на свою дочь глаза, и в них девочка увидела опустошение, смятение, он молчал, но она и без слов поняла, что папа не знает, почему делал это.
— Ты долго готовился? — Света и сама не знала, почему задала этот вопрос, может быть потому, что хотела знать зачем, зачем отец это сделал. Зачем пришёл ночью в её спальню с ядом.
— Нет, я просто несколько дней всё время думал о тебе и о яде.
— Думал обо мне.
— Угу, всё время. На работе и дома. Даже спал плохо, даже с таблетками, и с ними не спал, думал о тебе.
— А что ты думал? Что-нибудь плохое?
— Эта баба сказала, что ты сильно изменилась за последнее время, что у тебя появилось много секретов от меня.
— И что, па? — девочка даже возмутилась. — Я же взрослею, я должна меняться, я становлюсь взрослой.
— А деньги? А эти монеты? А браслет у тебя в столе? — отец поначалу как будто оправдывался, теперь же в его голосе всё отчётливее слышались нотки упрёков.
— Папа, ты мог бы спросить! — воскликнула Светлана.
— Света, — почти в тон ей отвечал отец, — я тебя спрашивал. Всё время спрашивал! И про монеты, и про нападение в парадной, и про школу, и про твоего нового друга, но ты только отмалчивалась. Я только видел, что ты прячешь от меня новую дорогую одежду, золотой браслет, кровь на подушке, — он ткнул пальцем в её левую руку, — эти перчатки твои! Я до сих пор не знаю, почему на тебя напали, за что пытались убить этого твоего долговязого дружка. Ты ведь ничего не говоришь, не говоришь ни мне, ни следователю. Отмалчиваешься, хотя и он, и я видим, что ты что-то скрываешь! Почему у тебя всё время постельное бельё в грязи, в крови, что ли. Что ты делаешь по ночам, когда меня нет дома?
— Я ничего такого не делаю, — теперь Светлане пришлось оправдываться.
— А мне кажется, ты всё время что-то делаешь, творишь что-то за моей спиной, ничего мне не говоришь, постоянно прогуливаешь школу, ты даже первую монету продала через отца Серафима, ничего мне не сказав. Откуда у тебя столько дорогих вещей? Ну, допустим, ты нашла монеты, но как ты додумалась пойти к Мельнику? О чём ты с ним говорила? Ты вымогала у него деньги? Ты ему, что, угрожала?
Светлана сначала молчала, она поняла, что во многом, во многом отец прав. Ну, это глядя с его стороны, конечно.
— Я ничего у него не вымогала, я ему не угрожала, — наконец ответила она.
— Не угрожала? А вот его адвокат просил меня больше не подсылать к нему тебя. Скажи мне, я тебя к нему подсылал?
Она не ответила. Да, да, папа имел право на все эти вопросы знать ответы. Но вот только она не могла, не могла взять, и всё рассказать ему, она и сама далеко не всё понимала. После паузы, так и не собравшись с духом, чтобы рассказать ему хотя бы то, что она знала, в чём она была уверена, Светлана произнесла:
— А как же ты пришёл в мою комнату без костылей?
А он опять посмотрел на неё растерянно и предположил:
— Может, я приполз?
Он даже не знал, не помнил, как добрался до её спальни.
— То есть, ты даже не помнишь?
— Мне снился сон… Кажется, это был сон. Она говорила мне, что делать.
— Она? Эта баба?
— Да, я почти всё время слышал её голос. Она говорила, что ты ведьма. Что ты выросла. И что я, и мама, и близнецы тебе теперь только мешают. И что ты ждёшь момента, чтобы убить меня, потом избавиться от матери, ну и от близнецов.
— Папа! Ты, что, поверил во всё это? — Светлана была возмущена, что её отец был такого мнения о ней. По-настоящему возмущена.
А отец поглядел на неё устало и произнёс:
— Она сказала, что в тебе произошли… изменения.
Он взглянул на её уже почти чёрную руку, которую Светлана держала перед собой на столе. И девочка согласилась: да, эту черноту можно было истолковать как «изменение». Ещё какое «изменение»! А хоть и «изменение», какого хрена это должно касаться какую-то бабу, которую отец встретил на улице? Всё равно она была обижена на отца, ей было очень неприятно, что он спрашивал у каких-то баб на улице, что ему делать с дочерью.
— Па, и ты, чтобы оградить от меня маму и близнецов, ты попросил у неё этот…, — Света указала на пузырёк.
— Ничего я не просил, она мне его сама принесла.
— Сама? Как это?
— А так, она сама ко мне подходила, про тебя расспрашивала. Это было несколько раз, — сказал отец. — А в последнюю нашу встречу она дала мне это. И сказала, что если я тебя не убью, то ты меня убьёшь.
И тут у Светланы стала вырисовываться мысль: а что это была за «баба», и почему она лезла к папе, и почему хотела убить её? Светлана всё ещё не понимала и вдруг спросила:
— А эта баба слепая?
Отец как-то сразу оживился:
— Глаза у неё без зрачков, но она только выглядит слепой, на самом деле она всё видит.
— Она жирная, такая вонючка с нечёсаными космами и с палкой ходит?
— Да, ходит с клюкой. Патлы немытые, накрывает их грязным платком, — вспомнил папа. — А ты, что, знаешь её?
— Немножко, — Светлана подняла глаза к потолку.
Как-то само собой в этой ночной обстановке, тут, на кухне, за кухонным столом, в девочке начала просыпаться злость. Эта слепая старая тварь, уроды с ножами в парадной, ещё неприятные люди с пистолетом в машине, а ещё, чуть не забыла о визите к ней прямо в квартиру, про труп под кроватью… Опять же Элегантная Дама, приставленная к ней кем-то… У всего этого должна быть причина. Должна быть. Должна быть. И должен быть тот, кто это всё затевал, устраивал. Может быть, даже платил деньги. И того, кто затевал все эти страшные дела, ей необходимо было найти. Они ведь и Влада порезали, и до папы добрались; судя по всему, Света им очень, очень не нравилась. Но почему? Она ведь никому ничего плохого не делала. И если делала, то уж точно не по желанию. Она сидела за столом и всё больше злилась. Ей нужно было найти того, кто хотел её убить.
А тут на кухне появилась Иванова, она встала у входа и спросила:
— Я налью себе чая?
Девочка убрала со стола маленький коричневый пузырёк — а заодно и спрятала свою руку от глаз сиделки, нечего ей на неё глазеть, — и произнесла:
— Конечно, — и, уже обращаясь к отцу, сказала: — Пойдём, папа, я дам тебе таблетку и уложу спать.
Отец без слов с трудом поднялся на ноги, Светлана протянута ему костыли. И они вышли в коридор, а там папа остановился и произнёс:
— Светка!
— Да, па, — она поглядела на него.
— Я ничего… ну, всего этого, не хотел. Это всё как-то само, словно во сне было. Это всё из-за этой бабы.
— Я знаю, па, — ответила девочка.
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 48
Света дала отцу таблетку и пошла к себе в комнату. Она была возбуждена. Мысли, мысли не давали ей успокоиться. Девочка всё не могла понять, почему кто-то так настойчиво хочет её убить. Они даже с папой что-то сделали, как-то умудрились так его околдовать, что он пытался убить её. Это её папа! Да от одной этой мысли девочку захлёстывала такая сильная злость, что она о постели и думать не могла. Светлана прислушалась. В квартире было тихо, темно. Только из-за штор, с улицы, пробивался в её спальню свет. Света взглянула на спящих братьев и бесцельно подошла к окну. Чуть отодвинула занавеску и… тут же отпрянула за стену. Замерла, но от злости стиснула кулачки. Третий, третий час ночи, а в её окно кто-то заглядывал. Светлану как обожгло этим настырным, недобрым взглядом. Даже тут, в своём доме, в своей спальне она уже не чувствовала себя в безопасности. Ни спать лечь, ни к окну подойти. Она больше не хотела с этим мириться. Девочка наклонилась, когда проходила мимо окна, и нащупала в темноте свою новую спортивную одежду. Одежда была возле кровати. Светлана стянула её со стула и стала одеваться. Больше Светлана не собиралась тянуть, она решила действовать прямо сейчас. Через минуту она была готова и вышла в коридор, взяла свой рюкзачок, в котором была заветная бутылочка с заветной иголочкой. Девочка, надевая кроссовки, немного волновалась, волновалась хорошим волнением, точно так же, как когда-то перед большими соревнованиями, к которым она подходила на пике формы, с отличными цифрами в последних забегах.