— Так где она живёт?
— За городом, я покажу вам, сейчас закажу такси, — ответил Виталий Леонидович и полез в карман за телефоном.
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 57
У неё было много вопросов, может быть, даже десятки. Но Виталий Леонидович посадил её на задний диван, а сам сел на переднее сиденье, и теперь, когда он что-то говорил ей, ему приходилась оборачиваться. Общаться с нею было непросто, тем более и водитель мог слышать все их разговоры. В общем, почти всю долгую дорогу они не разговаривали. Света всё ещё не была уверена, что у него нет планов насчёт неё, она, конечно, не чувствовала опасности, её черная рука была расслаблена, но всё равно девочка не выпускала иглу из пальцев. И даже один раз прикидывала, как в критической ситуации обхватит через спинку сиденья его голову и воткнёт ему в шею иглу одним быстрым движением. Но всё было спокойно и, продравшись через вечные пробки на выезде из города, дальше они относительно быстро доехали до нужного места.
— Сверните вот тут, — указал Виталий Леонидович таксисту на мокрый просёлок с лужами. И тут же повернулся к Светлане и сказал:
— Мы приехали, вон её хибара, надеюсь, она дома, — и добавил уже совсем негромко: — Здесь нельзя долго торчать, у неё очень много неприятных родственников.
Светлана так и думала. Она смотрела через стекло машины и отлично видела старое и обшарпанное жилище на отшибе на фоне темнеющего, сырого от дождя леса. Да. Именно в таком поганом доме и должна была жить мерзкая старуха.
— Она уже знает, что мы приехали, — Роэ снова повернулся к девочке и продолжил всё так же тихо, — она всегда начеку. Имейте в виду, она очень крепкая… старушка.
Светлана ничего ему не сказала; в это мгновение такси остановилось.
— Ближе к дому мне не проехать, — сообщил таксист.
— Я быстро, — произнесла она и открыла дверь.
Ни таксист, ни Роэман ей не ответили. Светлана вышла из машины и пошла к дому. Шёл дождь, на дорожке, что вела к дому, в колеях стояли длинные лужи. Она шла как раз между ними. Шла и знала, что Роэман не сводит с неё глаз. Смотрит и гадает, сможет ли эта девочка победить старуху.
И она наконец подошла к двери и, обернувшись всего на мгновение, открыла её.
Светлана остановилась в тёмных и провонявших сыростью и тухлятиной сенях лачуги. Кривая дверь вела в комнату, девочка замерла, пальцы на левой руке напомнили ей о себе: опасность, опасность! Наверное, «слепая» увидела её. Уже ждёт за дверью. И Света не ошиблась, так как из-за двери донеслось:
— Ну что ты там таишься, заходи уже, раз пришла, заходи.
Светлана не сомневалась, что это говорится ей, она чуть помедлила и всё-таки толкнула дверь.
В загаженной комнате, где у стен валялся всякий мусор, в основном влажное и грязное тряпьё, прямо посредине стояла старая бабища, тяжело наваливаясь обеими руками на свой костыль.
— Заходи, заходи, красавица, — говорила она, задирая подбородок с бородавками кверху и своими белыми глазами пялясь куда-то в потолок. — Ишь ты, как от тебя веет жизнью. Ведь ты уже и созрела. Женишка-то завела себе или ещё нет?
Светлана вошла и остановилась, вот тут её пальцы начали подёргиваться весьма активно.
— Нет, не завела, чую, чую…, — и тут старуха насторожилась, сразу опустила голову, теперь она как будто вглядывалась в Светлану, — погоди-ка, погоди… Да ты никак…, — баба сделала паузу, а потом выдохнула: — Ты Чернорукая!
— Это вы своими глазами слепыми разглядели мою чёрную руку? — поинтересовалась Светлана.
— А тут и глаз не надо, — сразу ответила бабища. — От тебя псиной подванивает, сучий запашок-то от тебя идёт, верный признак, что кожа на руке почернела. Это же рука твоя собачьей кожей порастает. Наверно, и когти уже чёрные, собачьи растут. Ну, скажи, растут ведь, а?
Свете сейчас очень, очень сильно захотелось взглянуть на свою левую руку, но она не стала отрывать глаз от «слепой», как раз потому, что эта самая её рука дёргалась и дёргалась, оповещая Свету об опасности. Она просто стояла и ждала, что же будет дальше, хотя ей было очень интересно, что ещё может сказать ей бабища. А та, не получив от девочки ответа, переставила чуть вперед свой тяжёлый костыль и, подобравшись к Светлане на один шаг ближе, продолжила:
— А тебя сюда Роэман привёз? Да? Да ладно, не отвечай, я сама знаю, он, он хитрый ублюдок. Сидит в машине и радуется сейчас, думает-гадает, кто из дома живым выйдет. Ты или я. А ему так любой расклад хорош будет. Ты меня убьёшь, так он порадуется, что обещание, мне данное, выполнять ему не нужно будет, а Рогатой скажет, дескать, ты Чернорукая, с тобой сладу нет. С него и спроса не будет, — старуха говорила размеренно и спокойно, каждое сказанное ей слово Света хорошо слышала и хорошо понимала, о чём говорит «слепая»; и та продолжала: — Если же я тебя убью, так он Рогатой скажет, что выполнил её пожелание. Так, может, нам и не нужно драться, к чему ублюдка радовать? Верни мне нож, что забрала у нас Гнилая, так больше промеж нас и не будет ссор. Нечего нам будет делить.
Старая замолчала, ожидая её решения… А Света не знала, что ответить, у неё ещё не сложились слова в голове… По большому счёту девочка не была злой, можно было и пойти на соглашение и даже вернуть этой страшной бабе Кровопийцу, но… Нет, в этот раз, когда дело коснулась её семьи… она совсем не хотела, чтобы старухе её мерзкий фокус с папой сошёл с рук. Светлана уже хотела сообщить бабище об этом… И тут её левая рука… Все пальцы на ней сжались в кулак, сжались так сильно, словно их стянуло хорошей такой судорогой. И дальше, подчиняясь какому-то своему рефлексу, Светлана чуть отпрянула назад и в сторону, даже ударилась спиной и затылком об косяк.
Она не видела ни замаха, ни удара, тяжеленная клюка старухи самым кончиком, уголком едва-едва задела её висок и бровь, распорола кожу. Но более серьёзной травмы ей всё-таки удалось избежать. Дальше девочке было уже легче, второй замах она уже видела. Старуха держала свою палку уже двумя руками и замахивалась долго, буквально наваливалась на Свету. И той легко удалось увернуться от костыля, поднырнув под руку. Она выскочила бабище за спину. И тут же схватила её за шиворот, дёрнула на себя и загнала ей в шею, в дряблую кожу рядом с большой родинкой, шип розы. И сразу вытащила его, уже почерневший от поганой старушечьей крови, и отпрыгнула назад к стене, к печке, напугав большого кота, который прятался за печкой. А бабища словно и не почувствовала укола, быстро развернулась к девочке и снова замахнулась своим костылём. Старуха была большая мастерица притворяться, оказалось, что не только слепота её фальшива, но и двигается она на удивление проворно и быстро для своей рыхлой туши. Светлане пришлось метаться по вонючей конуре из стороны в сторону, чтобы избегать сильных, размашистых ударов, как выяснилось, весьма тяжёлого костыля. Пять или шесть секунд бабища едва не прыгала за девочкой, пытаясь её поразить своим оружием, но вдруг остановилась, разинула рот, в её глаза вдруг вернулись зрачки, словно стекли из-подо лба, и этими уже нормальными глазами она посмотрела на Свету и спросила отчётливо:
— Это что такое?
Постояла ещё пару секунд, выронила костыль из ослабевших рук и тут же повалилась на грязный и сырой пол своей конуры. Упала, покатилась по полу, докатилась до стены, встала на «мостик» и завыла протяжно:
— Это что такоооо….
А после вытянулась и стала трястись в мелких конвульсиях, словно её било током. Зрелище было малоприятное, но девочка не отворачивалась, наоборот, она подошла ближе, наклонилась над бабищей. Светлана увидела, как старуха скосила свои чистые и ясные зрачки в её сторону, заглянула в них и сказала:
— Это тебе за моего папу.
А после воткнула шип старухе прямо в левый глаз, прямо в зрачок. Судороги у той уже почти прекратились, она вздрогнула от укола и смрадно выдохнула в лицо девочке. И замерла, словно окоченела в секунду. Света поднялась и пошла к выходу, оставив иглу в глазу бабки. Она победила. У неё был перепачканы засыхающей кровью висок и бровь. Наверное, десс непросто убивать, но только не для шипа розы.
Роэман вышел из машины и курил под дождём, натянув на глаза берет, а Света увидела его, пошла к нему, но, сделав два шага от двери, вдруг остановилась. Она услышала, как кто-то тихо позвал её. Хотя, может, и не её, но чей-то тонкий голосок донёсся из-за двери пристройки, что криво прилепилась к дому слева. Дверь на крючке. Курятник, сарай? Девочка подошла к двери, откинула крючок и открыла её.
— Кто тут?
Она не сразу разглядела девочку лет восьми-девяти, сидящую у стены.
— Я тут, — ответила девочка. — Я Настя.
Света вошла в сарай, увидела, что Настя грубой верёвкой привязана за шею к кольцу, которое вбито в стену.
— Как ты тут оказалась?
— Я потерялась, а меня сюда бабушка привела. Она нашла меня. Сказала, что позвонит маме, и мама меня заберёт, — сразу начала рассказывать Настя. И тут же попросила: — Мне тут холодно, спросите у бабушки, можно меня не привязывать, я вон там, на досках посижу.
— А это была твоя бабушка?
— Нет, я её встретила на улице. Она сказала, что найдёт мою маму, и мы приехали сюда. Спросите у неё, можно мне посидеть на досках?
— Мы ничего не будем спрашивать у бабушки, — отвечала Светлана, отвязывая Настю, — мы поедем в город и найдём твою маму.
— А как вы найдёте? Бабушка забрала мой телефон, — вставая с пола, спрашивала девочка, её подтрясывало от холода.
— Полиция всё найдёт, — заверила её Светлана, выводя из сарая.
— А бабушка не будет нас искать?
— Эта бабушка уже никого искать не будет, — сказала Света и повела Настю к такси.
— Вот, нашла ребёнка в сарае, — сказала она, подведя Настю к машине.
— Ведьма всегда воровала детей, — кивнул ей Виталий Леонидович.
— Зачем? — спросила Светлана.
Роэман ничего ей на этот вопрос не ответил, только посмотрел на неё выразительно и открыл им заднюю дверь; и когда Светлана пропускала Настю вперёд, спросил: