— У-гу. Хотя, наверное, не навсегда. Я просыпаюсь с криком. Я по-настоящему боюсь спать.
— Сейчас я тоже не назвала бы сон своим любимым занятием. Ты знаешь, что выглядишь как самое смешное создание, которое я когда-либо видела?
— Это потому, что у тебя нет зеркала.
Габи, если ее не остановить, могла говорить не один час. Она неохотно отпустила Сирокко. Они направились к менее открытой местности. Под деревьями Сирокко села, привалившись спиной к стволу, и Габи оперлась о нее.
Габи рассказывала о своем путешествии вниз по реке, но тем, к чему она все время возвращалась, от чего не могла избавиться, было то, что она пережила в брюхе животного. Сирокко словно слушала пересказ длинного сна, который имел небольшое сходство с ее собственным, возможно, лишь с некоторым несоответствием в изложении.
— Я несколько раз просыпалась в кромешной тьме, как и ты, — сказала Габи. — Проснувшись, я не могла ни видеть, ни слышать, ни ощущать, мне хотелось выбраться оттуда. Я мысленно возвращалась к своему прошлому. Картина была чрезвычайно яркая. Я… ощущала все виденное.
— То же самое было и со мной, но картины не повторялись, каждый раз это было что-нибудь новое. — Ты все время знала, кто ты есть на самом деле? Что было наихудшим для меня, то это воспоминание, а потом забывание. Я не знаю, сколько раз это повторялось.
— Да, я всегда знала, кто я, но я очень уставала быть самой собой, если так можно выразиться. Возможности были так ограничены .
— Что ты хочешь этим сказать?
Габи нерешительно поднесла руку к уху, как бы пытаясь вынуть что-то оттуда. Затем она закрутилась в руках Сирокко, настойчиво пытаясь посмотреть ей в глаза. Затем положила руки между грудями Сирокко. Сирокко это смутило, но тепло и дружеская близость были слишком приятны, чтобы отказаться от них. Она посмотрела вниз на лысую голову Габи и подавила желание поцеловать ее.
— Я была там двадцать или тридцать лет, — тихо сказала Габи. — И не говори мне, что это невозможно. Я хорошо знаю, что этот промежуток времени — ничто для вселенной. Я не сумасшедшая.
— Я этого не сказала. — Габи начала дрожать. Сирокко погладила ее по плечам. Дрожь утихла.
— Ладно, я не должна была говорить, что я не сумасшедшая. Я никогда не была чьим-то ребенком, поэтому никогда раньше не плакала. Извини меня.
— Да ладно, — пробормотала Сирокко. И не солгала. Ей оказалось удивительно легко нашептывать другой женщине в ухо заверения:
— Габи, как бы то ни было, никто из нас не может пройти через это без конвульсий. Я плакала часами. Это может произойти снова, и если я не смогу справиться, я обращусь к тебе.
— Я помогу, не беспокойся. — Казалось, она расслабилась немного больше.
— Настоящее время не имеет значения, — сказала наконец Габи. — Существует внутреннее время. И по этим часам я находилась внутри много лет. Я восходила к небесам по стеклянной лестнице — я вижу в своем воображении каждую ступеньку, я ощущаю облака, проносящиеся у моих ног и скрипящие о стекло. Это было небо Голливуда, с красным ковром на последних трех или четырех километрах, золотыми воротами, похожими на небоскребы и крылатыми людьми. Ты понимаешь, я верила этому и не верила. Я знала, что все это мне снится, знала, что это смешно, и в конце концов все исчезло.
Она зевнула и тихонько рассмеялась.
— Почему я рассказываю тебе все это?
— Наверное, чтобы избавиться от него. Тебе лучше?
— В некоторой степени.
Какое-то время она молчала, и Сирокко подумала, что Габи уснула. Но это было не так. Она пошевелилась и глубже зарылась в грудь Сирокко.
— У меня было время хорошенько посмотреть на тебя, — сказала она, глотая слова. — Мне это не понравилось. У меня появился вопрос, что мне делать с собой. Это никогда не заботило меня раньше.
— А что с тобой не так? — спросила Сирокко. — Ты мне всегда нравилась.
— Тебе? Я не знаю, почему. Да, в самом деле, я не причиняю никому больших проблем, я могу позаботиться о себе. Но что еще? Что во мне хорошего ?
— Ты очень хороший работник. Это все, что в действительности мне от тебя требуется. Ты как нельзя лучше подходишь для своей миссии, иначе тебе бы не поручили ее.
— Почему-то это не впечатляет меня, — вздохнула Габи. — Я имею в виду, что, делая что-то хорошее, я бы жертвовала собой. Как я говорила, я исследовала свою душу.
— И что ты решила?
— Единственное, чем я занималась, так это астрономией.
— Габи…
— Это правда. И какого дьявола? Мы никогда не выберемся отсюда, здесь нет звезд, на которые можно было бы смотреть. Так или иначе, мне надо было найти еще какое-нибудь занятие. Это пришло не вдруг. У меня было достаточно времени, чтобы изменить свое сознание. Ты знаешь, что у меня на всем свете нет ни одного любовника? Нет даже ни одного друга.
— Я твой друг.
— Нет. Не такой, о каком я говорю. Люди уважают меня за мою работу, мужчины хотят мое тело. Но у меня никогда не было друзей, даже в детстве. Никогда не было никого, перед кем я могла бы открыть сердце.
— Ты слишком строга к себе.
— Надеюсь, что нет. Потому что я собираюсь стать совершенно другим человеком. Я собираюсь рассказать людям, какая я на самом деле. Впервые я могу сделать это, потому что впервые я в действительности познала себя. Я собираюсь любить. Я собираюсь заботиться о людях. И похоже, что это ты. — Габи подняла голову и, улыбаясь, посмотрела на Сирокко.
— Что ты имеешь в виду? — слегка нахмурившись, спросила Сирокко.
— Это смешно, но я поняла это, едва увидела тебя, — Габи опустила голову. — Я люблю тебя.
Какое-то мгновение Сирокко не была в состоянии вымолвить ни слова, потом через силу улыбнулась:
— Эй, голубушка, ты все еще в голливудских небесах. Любви с первого взгляда не бывает, для этого требуется время. Габи?
Сирокко несколько раз пыталась заговорить с ней, но Габи то ли спала, то ли притворялась, что спит. Сирокко уронила голову набок.
— О боже мой!
Глава 6
Кто-то придумал хорошую вещь: вывешивать часы. Борясь со сном, Сирокко спрашивала себя, почему с тех пор, как она попала на Фемиду, она сумела совершить так мало толковых дел. Им надо было приспосабливаться к странному безвременью. Они не могли ходить до тех пор, пока не упадут с ног от усталости.
Габи спала, засунув в рот большой палец. Сирокко попыталась встать как можно осторожнее, чтобы не потревожить ее, но это было невозможно. Габи застонала и открыла глаза.
— Ты тоже хочешь есть, как и я? — спросила она Сирокко.
— Трудно сказать.
— Ты думаешь, это ягоды? Наверное, они нехорошие.
— На это нельзя ответить так быстро. Но погляди вон туда, это может быть завтрак.
Габи посмотрела туда, куда указывала Сирокко. У реки пило воду какое-то животное. Когда они глядели на него, животное подняло голову и посмотрело на них. От женщин его отделяло не более двадцати метров. Сирокко напряглась, готовая ко всему. Животное моргнуло и снова опустило голову.
— Шестиногий кенгуру, — сказала Габи, — и без ушей.
Это было беспристрастное описание. Животное покрывала короткая шерсть, у него было две задние ноги, хотя и не такие большие, как у кенгуру. Четыре передние лапы были поменьше. Шерсть была зеленовато-желтая. С виду у животного не было никаких специальных органов защиты.
— Я хотела бы посмотреть на его зубы. Это сказало бы нам кое о чем.
— Лучше всего будет поскорее убраться отсюда, — сказала Габи. Она вздохнула и пошарила глазами по земле. До того, как Сирокко успела остановить ее, она встала и направилась к животному.
— Габи, оставь, — прошипела Сирокко, стараясь не вспугнуть зверя. Она увидела, что в руках у Габи камень.
Животное снова подняло голову. Его морда при других обстоятельствах показалась бы потешной. На круглой голове не было видно ни ушей, ни носа — только два больших ласковых глаза. Но пасть животного выглядела так, словно оно играло на огромной губной гармошке. Она дважды растянулась у него чуть ли не шире самой головы, словно в широчайшей глупой ухмылке.
Животное оторвало от земли все четыре передние лапы и подпрыгнуло метра на три. Габи подпрыгнула следом за ним, к удивлению Сирокко, так же высоко. Она дважды перевернулась в воздухе и приземлилась на пятую точку. Подбежав к ней, Сирокко попыталась отобрать у нее камень.
— Послушай, Габи, нам не надо этого мяса.
— Успокойся, — процедила Габи сквозь сжатые зубы, — я делаю это не только для себя, для тебя тоже. — Она вырвала свою руку у Сирокко и помчалась вперед.
Существо сделало два прыжка, добрых восемь-девять метров каждый. Теперь оно стояло спокойно, передние лапы на земле, голова опущена. Оно щипало траву.
Оно выглядело совершенно безмятежным. Габи остановилась в метрах двух от него. Животное, казалось, совершенно не боялось Габи и продолжало пастись, когда подошла Сирокко и стала рядом с Габи.
— Ты думаешь, нам надо…
— Помолчи! — Мгновение Габи колебалась, затем подошла к зверю.
Она подняла руку с камнем и швырнула его в темя животному, сразу же отпрыгнув в сторону.
Животное издало кашляющий звук, зашаталось и упало на бок. Оно дернулось и затихло.
Какое-то время женщины молча смотрели на него, потом Габи подошла к нему и ткнула его ногой. Животное не шевелилось. Тогда она опустилась около него на одно колено. Жертва была с некрупную лань, не больше. Сирокко присела на корточки, уткнувшись локтями в колени и пытаясь сдержать отвращение. Габи казалась совершенно спокойной.
— Как ты думаешь, оно мертво? — спросила она.
— Похоже на то.
Габи вытерла лоб, затем еще раз хлопнула камнем по голове животного. Потекла алая кровь. Сирокко вздрогнула. Габи отбросила камень и вытерла руки о бедра.
— Вот так. Знаешь, если насобирать сухих веток, я смогу развести огонь.
— Как ты собираешься сделать это?
— Не бери в голову. Просто собирай сучья.