— Голыми руками, если потребуется.
— Или умереть при такой попытке.
— Все может статься.
— Это точно. — Гея закрыла глаза, губы беззвучно зашевелились. Наконец она снова взглянула на Сирокко.
— Мне следовало этого ожидать. Теперь тебе не так больно будет расстаться с жизнью, как жить дальше с тем, что случилось. Признаюсь, тут и моя вина. Но мне не хочется, чтобы ты пропала зазря. Ты стоишь всей этой компании, и даже больше.
— Я не стою ничего, пока не сделаю того, что должна.
— Сирокко, прости меня за то, что я совершила. Дай мне шанс. Я думала, что смогу скрыть свои дела, но ошиблась. Но ты же не станешь отрицать, что она замышляла меня свергнуть, а ты ей помогала…
— Я сожалею только об одном. Что так долго медлила.
— Конечно. Это можно понять. Я сознаю всю глубину твоей горечи и ненависти. Все получилось так нелепо и ненужно. Ведь я это сделала больше из-за гордыни, чем от страха; ты же не думаешь, что меня всерьез тревожили ее жалкие потуги…
— Следи за словами в ее адрес. Больше предупреждать не стану.
— Извини. Но ни она, ни ты не смогли причинить мне даже малейших неудобств. Я уничтожила ее просто за ту дерзость, с какой она думала, что все это можно провернуть. Но этим поступком я лишила себя твоей преданности. Теперь оказалось, что цена слишком высока. Я хочу вернуть тебя и боюсь, что не смогу. И все-таки мне хочется, чтобы ты осталась хотя бы ради придания этому месту большего достоинства.
— Этому месту и впрямь не хватает достоинства. Но у меня тоже нет лишнего, чтобы делиться.
— Ты себя недооцениваешь. То, чего ты требуешь, невозможно. Ты не первая Фея, назначенная мною за три миллиона лет. Есть один-единственный способ оставить эту должность — вперед ногами. Никто ее не пережил, и никто никогда не переживет. Но я могу кое-что сделать. Я могу ее вернуть.
Прижав ладони к вискам, Сирокко очень долго молчала. Потом сцепила руки под своим бесформенным одеялом и стала медленно покачиваться взад и вперед.
— Только этого я и боялась, — ни к кому не обращаясь, сказала она.
— Я могу воссоздать ее точно такой же, какой она была, — продолжила Гея, — Тебе известно, что у меня есть образцы ткани вас обеих. Когда вы проходили предварительное обследование и отчитывались для процедуры «обессмерчивания», я записала все ваши воспоминания. Теперь это может оказаться очень кстати. Я могу вырастить ее тело и наполнить его жизнью. Клянусь, она будет собой; невозможно будет заметить разницу. То же самое я сделаю и с тобой, если, несмотря ни на что, мне все-таки придется тебя убить. Я могу вернуть ее тебе, и лишь с одной маленькой переменой. Я удалю ее побуждение уничтожить меня. Только это — и ничего больше.
Она ждала, но Сирокко молчала.
— Ну ладно, — сказала Гея, нетерпеливо махнув рукой. — Я даже этого не стану менять. Она во всех отношениях будет собой. Сверх этого я вряд ли могу что-нибудь сделать.
Сирокко смотрела в одну точку чуть выше головы Геи. Теперь она опустила глаза и уставилась на ее кресло.
— Только этого я и боялась, — повторила Фея. — Я даже не хотела сюда являться, чтобы мне не пришлось выслушать это предложение и искуситься. Слишком уж это заманчиво. Как славно было бы со многим смириться и найти оправдание тому, чтобы жить дальше. Но затем я прикинула, что бы по этому поводу подумала Габи, и решила, что все это просто грязная, подлая дьявольщина. Ей жутко было бы думать, что она выживет в виде куколки Габи, слепленной тобой из твоей же гниющей плоти. Она бы обязательно захотела, чтобы я сразу прикончила это отродье. Подумав еще немного, я решила, что всякий раз, как его увижу, я вытягивала бы из себя по жиле, пока бы их совсем не осталось.
Вздохнув, она взглянула вверх, затем опять на Гею.
— Так это твое последнее слово?
— Да. Не надо…
Грохот пяти выстрелов слился в одно. Пять дырок возникли рядом друг с другом на одеяле Сирокко, а ее тяжелое кресло отъехало на два метра назад, прежде чем она перестала палить. Из затылка у Геи хлынула кровь. По меньшей мере три пули вошли ей в грудь. Сброшенное с кресла, ее обмякшее тело катилось еще метров тридцать — и только тогда замерло.
Не обращая внимания на столпотворение, Сирокко встала и подошла к трупу. Там она вытащила из-под одежды тяжелый кольт Робин, приставила его к голове Геи и сделала три последних выстрела. Действуя стремительно во все нарастающем затишье, она достала металлическую банку, открыла ее и облила труп прозрачной жидкостью. Потом бросила спичку и отступила, когда пламя, вначале взметнувшись в воздух, стало красться по ковру.
— С красивыми жестами пока все, — процедила Сирокко. Затем повернулась к толпе и качнула пистолетом в сторону ближайшего собора.
— Теперь у вас один выход — бежать к спице, — сказала она толпе. — Когда доберетесь до края, прыгайте. Там вас подхватят ангелы и благополучно опустят в Гиперион. — Сказав это, Сирокко выкинула лизоблюдов из головы. Ее не интересовало, выживут они или нет.
Задыхаясь от спешки, она выбросила пустую обойму и достала из потайного кармана полную. Аккуратно ее вставила — а потом зашагала прочь от разгорающегося пожара.
Наконец, оказавшись достаточно далеко, чтобы дым не мешал обзору, Сирокко пошире расставила ноги и подняла пистолет над головой. Целясь почти вертикально вверх, она принялась стрелять в тонкую алую линию. Фея не торопилась, делала промежутки между выстрелами, и перестала палить, только опустошив всю обойму.
Потом достала следующую.
Глава 44Гром и молния
В середине четвертой обоймы Сирокко стало беспокоить странное чувство. Поначалу даже палец на крючок не ложился. Покачав головой, она все-таки прицелилась и выстрелила. Потом сглотнула сухой комок. Вполне возможно было, что «красивые жесты» все еще продолжаются; точно она знать не могла. Даже если она попадает в эту штуку, ее пули могут оказаться слишком мелкими и безвредными. Тем не менее, Сирокко выстрелила и готова была стрелять еще.
Что-то подсказывало ей: беги. В другое время необычное ощущение могло бы ее развлечь, но теперь, в ее нынешнем положении, ничего веселого тут не было. Сирокко выстрелила еще дважды, и патронник вновь оказался пуст. Вытащив пустую обойму, она отшвырнула ее. Та шумно застучала по полу.
И опять то же самое чувство — еще сильнее. Невесть отчего хлынули слезы. Чертыхаясь, Сирокко стала ждать смерти, но та что-то не торопилась.
Тут она вдруг поняла, что сейчас чувствует, — и ледяные мурашки побежали по всему телу. Неизвестно почему Сирокко обрела внезапную уверенность, что это Габи велит ей уходить.
Не иначе, тут какой-то фокус Геи. Сделав несколько неуверенных шагов, Сирокко ощутила облегчение.
Стоило только остановиться, как это чувство вернулось.
Но почему она решила умереть? Сначала ничего такого в планах не было. После совета лизоблюдам она собиралась смываться вслед за ними. Не тут ли сработал фокус? Не могла ли Гея вложить в нее голос Габи, чтобы сбивать ее с толку, пока не прибудет орудие мести?
Внезапно Сирокко доверилась этому чувству и двинулась в сторону соборов.
Сам воздух, казалось, раскололся, когда молния внезапно ударила в то место, где она только что стояла. Сирокко бросилась бежать, а гнев Геи изливался на нее отовсюду. Алая линия наверху сияла куда ярче обычного.
«Прыгай!»
Сирокко повиновалась, резко взяла влево — и еще одна молния чуть-чуть ее не накрыла.
В ничтожно малой гравитации ступицы можно было развить страшную скорость — только вот росла она медленно. Ноги не имели достаточного сцепления с полом, чтобы сразу развить хорошее ускорение. Сирокко начала с мелких, семенящих шагов, постепенно удлиняя их до метра. И скорость, раз набранная, уже не падала. Сирокко неслась вперед, редко касаясь земли, — а кругом буйствовали молнии.
Главную трудность теперь представляла смена направления. Когда Сирокко решила вильнуть вправо, сложно оказалось воплотить желаемое в действительность. Она все-таки справилась, но на сей раз не могла сказать, помогло это или нет. Туда, куда она направлялась прежде, молния не ударила.
Некоторые соборы, сотрясаемые постоянными ударами молний, а теперь подвергнувшиеся атаке снизу, рассыпались. Каменные горгульи падали вокруг Сирокко, пока она обгоняла отставшую часть толпы. Шпили медленно покачивались, дробились на куски — и чудовищные каменные блоки неотвратимо плыли вниз. Хотя весили они здесь всего несколько килограммов, их массы вполне хватило бы сокрушить все на своем пути.
Уже не в силах свернуть, Сирокко вдруг поняла, что несется прямо на копию Нотр-Дам. Тогда она поджала ноги, опустилась на несколько сантиметров, потом резко оттолкнулась и взмыла вверх. Облетев островерхую крышу, медленно опустилась и, оттолкнувшись, снова поднялась. Внизу, будто растревоженный муравейник, беспорядочно кружили остатки Безумного Чаепития. А впереди уже виднелся покатый склон и жерло спицы Реи. Сирокко решила больше не касаться земли — инерция и так должна была пронести ее над пропастью. Несколько людишек из свиты богини добрались до края и теперь глазели на прыжок, который никому из них и не снился.
Сунув руку в потайной карман, Сирокко достала оттуда баллончик сжатого газа. Потом развернулась лицом к алой линии, одним концом прижала цилиндр к животу, а на другом открыла клапан. Газ шипел, постоянное давление угрожало развернуть ее, но Сирокко держала равновесие. Вскоре она поняла, что набирает скорость.
Когда баллончик опустел, Сирокко что было силы его отшвырнула, затем бросила вслед две оставшиеся обоймы. Так она опустошила все содержимое карманов. Собралась было швырнуть и пистолет, но заколебалась. Робин хотела получить его назад — если, конечно, будет возможность. Тогда Сирокко выскользнула из своего красного одеяла, скомкала его в плотный комок и швырнула. В этой спешке важна была каждая унция реактивной массы.
Проклятье! Конечно же, следовало израсходовать оставшиеся пули вместо того, чтобы просто их выбрасывать. Тогда и серапе не пришлось бы выбрасывать. Но всего сразу не предусмотришь. Кроме того, когда она посмотрела вперед, то увидела, что это уже неважно. Всю внутреннюю поверхность гигантского цилиндра спицы Реи испещряли мириады электрических змеек. Сирокко надеялась быстро вылететь из-под обстрела, но теперь ей предстояло пробиватьс