А с другой стороны, — как же он может продать компанию сейчас, когда в мире бушует война? Он не мог решиться на этот поступок. Но семя в почву было брошено…
Смерть Эдвины, конечно же, сильно потрясла ее детей. Викки, самая младшая из дочерей, которая обожала мать, была безутешна. Файна, которая не помнила своего настоящего отца, теперь лишилась и матери и стала сиротой. Она также была убита горем. Но потеря обоих родителей, казалось, только подстегнула ее стремление стать актрисой… Уже не только в память о Роде Нормане, но и о матери, его партнерше по немому кинематографу.
Эдвард Флеминг, третий по старшинству ребенок в семье Флемингов, отреагировал мгновенно: ему исполнилось двадцать лет, и он ушел из Принстона добровольцем в армию. Но в отличие от своего старшего брата Эдвард не любил войну и не интересовался военным бизнесом. Гибель матери послужила ему ярким доказательством того, что война — это не путь к славе, а бессмысленное и жестокое кровопролитие. Эдвард решил стать писателем. Может, ему суждено будет написать великую американскую книгу, которая положит всем войнам конец и станет достойным памятником матери.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯКРАСАВИЦА И МЯСНИК1944–1947
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
3 января 1944 года Ник вновь оказался в Овальном зале Белого дома в обществе изможденного президента Рузвельта и генерал-майора Уильяма Дж. Донована, начальника центра стратегических исследований.
— Рад вас снова видеть, Ник, — приветствовал его Рузвельт, пожимая руку. — Надеюсь, вы знаете Билла Донована?
Нику доводилось несколько раз встречаться с Донованом, так как сразу же после Пирл-Харбора и вступления Америки в войну он почти половину своего времени провел в Вашингтоне, работая в связке с Пентагоном и рассылая партии оружия по всему свету. Теперь, когда стало ясно, что падение Гитлера — лишь вопрос времени, Ника не покидало чувство глубокого удовлетворения. Он радовался тому, что приложил максимум своих сил к тому, чтобы его самый ненавистный враг был уничтожен.
Он пожал руку Доновану, и они сели в кресла напротив стола Рузвельта.
— Ник, — начал президент, — Билл недавно получил весьма любопытную информацию, которая исходила от некой парижской леди Дианы Рамсчайлд и была передана через источники антифашистского подполья. Кажется, вы знакомы с этой женщиной?
— Очень хорошо знаком, — ответил Ник. — Давным-давно я едва не женился на ней. Поскольку я женился на другой, она наняла турецкого наемного убийцу для того, чтобы тот разделался со мной. А когда этот план провалился, она совместно с гестапо организовала мой арест в Берлине десять лет назад.
Президент рассмеялся:
— Сам дьявол не сравнится в злобе с оскорбленной женщиной. Но даже учитывая это, она, похоже, хватила через край.
— Самую малость. Впрочем, думаю, она наконец-то простила меня. Когда она явилась в гестаповскую тюрьму, чтобы насладиться моим поверженным видом, кажется, у нее это не получилось. Правда, она заявила, что употребит все свое влияние на Ататюрка, чтобы добиться моего освобождения. Но я освободился самостоятельно. Поэтому мне до сих пор неизвестно: просила она за меня у Ататюрка или нет. С тех пор я ничего о ней не слышал. Так, выходит, она в Париже?
— Да. У нее там открыт весьма доходный ночной клуб «Семирамида», где пьянствуют и развлекаются высокопоставленные нацисты. Каким именно образом развлекаются, пусть вам подскажет ваше воображение.
— Могу себе представить.
— Итак, через подпольщиков она доставила нам следующую историю… Кстати, агенты Билла в Париже ее полностью подтвердили. Так вот, одна из ее клубных девочек красавица-блондинка некая Лора Дюкас ухитрилась стать любовницей генерала Фридриха фон Штольца, второго нациста во всем Париже. Это очень важная птица. У фон Штольца в Баден-Бадене жена и две дочери, но Лора, говорят, совсем свела его с ума. В благодарность за ее ласки он дал ей все: деньги, меха, шампанское… У нее даже есть в распоряжении машина с шофером и право на неограниченное пользование бензином. Последний факт очень примечательный, поскольку, как я слышал, в Париже это сегодня невиданная роскошь. Частенько фон Штольц в стельку напивается и выбалтывает Лоре весьма любопытные военные сведения. Если бы я был Гитлером — слава Богу, что это не так! — я давно уже расстрелял бы старика. Но фюрер настолько занят сейчас русским фронтом, что у него не хватает времени присмотреть за Парижем. Поэтому фон Штольц до сих пор жив. Пока… Все, что я рассказал, никому не было бы нужно, если бы не два словечка, которые фон Штольц обронил Лоре во время очередной попойки и которые та передала своей хозяйке Диане. А уж Диана довела их до нас. Эти два слова: тяжелая вода.
На лице Ника отразилось недоумение.
— Прошу прощения, мистер президент, но я не совсем понял…
Рузвельт заерзал на стуле.
— Нам придется довести до вас, Ник, кое-какую информацию, иначе вы вообще ничего не поймете. Но я предупреждаю: эти сведения секретны. Ни при каких обстоятельствах они не должны быть вами разглашены постороннему лицу.
— Разумеется.
— С недавних пор мы начали разрабатывать принципиально новый тип бомбы. Если это у нас сработает — на сегодня на этот счет есть еще большие сомнения, — то все иное оружие можно будет сдать в утиль. Это будет бомба невероятной разрушительной силы. Если я вам сейчас скажу, что от взрыва одной такой бомбы на воздух взлетит город размером с Чикаго, вы подумаете, что я начинаю сходить с ума. Но, Ник, похоже, это правда.
— Одна бомба может снести с лица земли Чикаго?! — потрясенно воскликнул Ник.
Президент кивнул:
— Вот именно. И я беру на себя большую ответственность, рекламируя этот проект. Впрочем, наши ученые уверили меня в том, что эта бомба — вещь не только выполнимая, но с точки зрения современного уровня развития физики — неизбежная. Это означает, что если ее не создадим мы, создаст Германия. Так что от моих слов ничего не изменится. Короче, возвращаюсь к этой самой «тяжелой воде».
Получение ее — необходимый этап в создании бомбы. И если в пьяном угаре парижский генерал фон Штольц разглагольствует о ней, это может означать только одно: нацисты работают над тем же, над чем работаем мы. Гитлер проиграл войну. Но если, не дай Бог, он заполучит бомбу раньше нас, пожалуй, он сможет осуществить величайший перелом в войнах всей истории человечества. Он может выиграть. Неудивительно, что нас это беспокоит.
— Да уж…
— И я подумал о вас. Разумеется, нашей первейшей задачей сейчас является выяснение всего, что связано с парижской «тяжелой водой». Но Диана Рамсчайлд отказывается разговаривать с нами. Агентам Билла в Париже она твердо заявила, что расскажет все, что знает, только одному человеку на свете. И этим человеком являетесь вы.
— Я?! — воскликнул Ник, переживая очередное потрясение. — Но почему я?!
Президент развел руками:
— Мне кажется, Ник, что эта леди все еще любит вас. У нее обнаружена какая-то серьезная болезнь, и жить ей осталось немного. Она сказала, что хочет увидеть вас еще раз перед смертью. Знаете, по-моему, это очень трогательно.
— Трогательно, согласен. Но Диана столько раз покушалась на мою жизнь, что мне трудно верить ей.
— Вы ведь сказали, что она простила вас.
— Я сказал, мне кажется, что она простила меня. У меня нет никаких доказательств этого. Сцена в тюрьме, возможно, была лишь хорошо разыгранным спектаклем. Факт остается фактом: не она вытащила меня оттуда, а я сам сбежал. Если вы попросите меня поехать в Париж для встречи и разговора с Дианой, то имейте в виду, что это может оказаться для меня смертельной ловушкой. Диана знает, что нацисты вздернут меня при первой же возможности.
Президент бросил взгляд на Донована, и тот сказал:
— Да, мы и в самом деле просим вас поехать в Париж. Поймите, это крайне важно!
Нику стало не по себе. Пытки на операционном столе в гамбургской тюрьме еще не забылись. Шрамы на теле давно прошли, но шрамы в душе до сих нор мучили его кошмарами. Он попытался в деталях припомнить то короткое свидание с Дианой в пыточной камере тюрьмы. Он вспомнил слезы, стоявшие в ее зеленых глазах, в тех глазах, что он когда-то любил… Он вспомнил ее слова: «О Боже, Ник, что я наделала?!»
Тогда он ей поверил, но есть ли гарантия? Ведь ее былая к нему ненависть была столь сильна, что заставила Диану пойти даже на наем убийцы! А теперь его просят доверить ей свою жизнь. И ради чего? Ради «тяжелой воды», про которую он мало что понял. Правда, и того малого, что они позволили себе рассказать ему о супербомбе, вполне хватило для осознания крайней важности миссии. О Боже, что за идиотская ирония судьбы! Возможно, судьба мира сейчас в руках у неуравновешенной женщины, которую он соблазнил и бросил более чем четверть века назад! И как все-таки он оказался прав: похоже, любовь действительно начинала играть самую главную роль в его жизни…
— Мы понимаем, как нелегко вам решиться на это, — прервал его размышления президент. — Возьмите время на обдумывание. Несколько дней.
Эдвина, Эдвина… Ее не было с ним уже три года. Ему так не хватало ее все это время! Физическая любовь не составляла большой проблемы для мультимиллионера, который все еще был моложав и привлекателен. Но любовь иная, душевная, ушла навсегда. Он построил мемориал в память о жене: учредил на миллион фунтов стерлингов дом-интернат для детей, осиротевших во время войны. Имя Эдвины и память о ней будут жить. Но ее зверское убийство все еще терзало Ника. Честер Хилл отбывал в тюрьме свой срок, но нацисты все еще у власти, все еще в силе. И потом Европу захлестнули слухи о самом диком проявлении безумия Гитлера: о «лагерях смерти», в которых истребляется целая нация, та нация, к которой частично относился и Ник.
— Я сделаю, что вы просите, — сказал он негромко. — Я сделаю это по многим мотивам. Но главный из них — память о жене. Этот долг я нацистам еще не вернул.