Сестра развернулась и удивленно посмотрела на меня.
— Женя! Какого черта ТЫ тут делаешь⁈
И не дожидаясь ответа, эта новая Настя заключила меня в объятия.
— Я так соскучилась… — зашептала она мне на ухо и тут же отстранилась. — Что же ты не позвонил в дверь⁈ Тебе показать, где находится колокольчик?
— Эээ…
— Ваше сиятельство… — пискнула одна из горничных.
— Да что⁈
— … можно нам одеться? Наша одежда сгорела, когда мы…
— Ох, валите давайте. Бесстыдницы!
Мы отошли в гостиную, сели на диван, и пришлось мне кратко обрисовать сестре свой портретный вояж. Уже через несколько минут Настя весело хихикала, и, уткнувшись мне в плечо, утирала слезы. Вокруг нас с радостным лаем носился Берс.
Пятеро заново одетых в платья с передниками горничных выстроились перед нами и удивленно хлопали глазами. Кажется, девочки только что поняли, кого умудрились поймать в коридоре…
Одна из них держала в руках поднос с только что заваренным чаем. Ее руки еле заметно дрожали, а чашка немного дребезжала.
— Так, Настя возьми себя в руки. На мне ни царапины… — сказал я, когда Настя по третьему кругу принялась мять мне бока. — Да хватит уже меня щупать! Я всего лишь пришел познакомиться с дедушкой, правда, а эти… Вот коньяк!
Да, если не считать содранной этикетки, императорский подарок был цел и невредим.
— Дедушка плох… Очень плох… — сказала сестра и потянула меня за рукав. — Пошли…
Мы поднялись с дивана, и Настя повела меня по коридору. За нами тут же намылился Берс и одна из служанок — с подносом, естественно!
— Что с ним? — спросил я, когда мы поднялись на третий этаж.
— Не знаю, — отозвалась сестра, хлюпая носом. — Он просто упал и больше не поднимался. Он изредка приходит в сознание, но чаще всего он просто… Жуть в общем…
Мы подошли к высоким дверям и прислушались.
— Давай сначала я, — сказала сестра и, аккуратно юркнув за дверь, скрылась внутри.
Мы с горничной остались вдвоем.
— Ваше благородие, — произнесла она. — Прошу нас простить. Мы просто выполняли приказ, а его сиятельство строго-настрого приказал уничтожать всякого постороннего, кто попытается проникнуть в дом…
— Суров дед Саблин, — хмыкнул я. — Настя, похоже, пошла в него. Да прекрати ты так трястись!
— Мы вас не поранили?
— Ерунда. Меня и не так отделывали. Кстати, меня зовут Евгений.
Горничная удивленно заводила глазами, а потом залилась краской.
— Рита, — сказала она и протянула мне поднос.
— Очень приятно, — сказал я, взял чашку и выпил.
Никогда не приходилось пробовать чай сестры, но у нее определенно хороший вкус к этому напитку.
— Очень вкусно, — поставив чашку обратно, я посмотрел ей за спину.
Из-за угла, смущенно одергивая переднички, выглядывало четверо ее подружек.
— Думаю, мы с вами поладим.
— Женя… — открылась дверь, и к нам выглянула Настя. — Пошли. Дедушка хочет тебя видеть.
Кивнув Рите, я вошел в темную, душную комнату.
— Не оступись, — сказала сестра и потянула меня за руку. — Он тут.
Дверь закрылась, и я увидел деда. Он лежал на огромном ложе под балдахином. Выглядел он очень плохо. По всему выходило, что Петру Саблину осталось недолго.
— Ага… вот и ты… — отозвался он слабым, еле различимым голосом. — А я-то думаю, что за шум там… Не мог явиться, не устроив переполоха?.. Весь в отца…
— Так получилось, ваше сиятельство, — горько ухмыльнулся я. — Как ваше здоровье?
— Паршиво, как видишь, — сказал Саблин. — Только прыгал как сурок, а теперь… Не помню… Сколько прошло времени?
— Второй день, дедушка, — сказала Настя, появившись с другого боку и взяв его за руку. — Ты упал вчера. Я так перепугалась.
— Что там слуги? Наверное, места себе не находят.
— Переживают.
— Вот и пойди успокой их, глупая. А мне… Надо кое-что обсудить с Евгением…
Настя кивнула и, поцеловав деда в щеку, выпорхнула из комнаты.
Он молчал целую минуту и смотрел куда-то вбок, словно пытался собраться с силами.
— Настя… не выйдет за Владимира Воротынского, — сказал он, наконец. — Это ошибка, и всегда было ошибкой. Господь покарал меня за нее.
Он скосил глаза на образа в углу и дрожащей рукой перекрестился.
— Вы планировали свадьбу? — спросил я.
— Да… И уже не первый раз. Твою мать я тоже хотел выдать за Воротынского. Еще за Льва Константиновича, но Вика была против. Может, и правильно… Воротынский схоронил уже вторую жену к тому моменту, а Вике совсем не хотелось быть третьей. Много слухов ходило про… Но я хотел всячески породниться с ними — любыми средствами, ибо так мог спасти наш род от долгов…
— Вот как?
— Да… Пришлось залезть в долги после одного очень крупного Прорыва на моей территории, который мы ликвидировали всем миром, и эта ниточка до сих пор тянется за мной. А твоя мать возьми да и выскочи замуж за Михаила Скалозубова, выскочку и авантюриста, как я считал! Эх, Вика… бросила меня один на один с Воротынскими и их прихлебателями… Как и Настя…
— Почему? Она уехала учиться.
— Ох, не пудри мне мозги! Замучил я ее своей ворчливостью, старый дурак… А ты… — он впервые посмотрел прямо на меня. — Скалозубов… Черт, как будто с Михаилом разговариваю… Зачем ты вообще пришел?
— Хотел помириться с вами, раз уж у моего отца не получилось.
Саблин хмыкнул, и тут же закашлялся.
— Смотри теперь, Скалозубов, раз уж мне от вас никуда не деться… Смотри за Настей! Воротынский не упустит своего, ибо ему тоже есть что терять! Ни старший, ни младший не станут мириться с поражением.
— О чем вы?
— С недавних пор Император смотрит на них косо. Говорят, что сегодня-завтра он вообще может лишить их всякой милости. Вот они и ищут способ укрепить почву под ногами. Однако если в этот клубок влезешь ты со своими правами на их собственность…
Саблин ухмыльнулся и слабо засмеялся.
— Прости, Евгений… Скажу как есть. Когда-то я написал на твоего отца донос в инквизицию.
— Правда⁈
— Да, и мне очень стыдно за этот лживый поступок. Но я ненавидел Михаила. Страшно ненавидел за то, что он забрал у меня Викторию… Вот Лев Константинович и подсказал способ, как вернуть ее… Доносов тогда было море…
— Вы хотели, чтобы она разошлась с моим отцом, если его признают нексопоклонником?
— Да, а еще публично покаялась и присоединилась к обвинителям, ибо иного способа сохранить доброе имя и статус в таких делах не существует. А Лев Константинович дал слово, что он возьмет ее в жены даже после такого позора. Не получилось…
— Она не отреклась от него?
— Нет. Железная женщина была твоя матушка, а я не видел этого в ней… Хотя мог бы догадаться, она же Саблина! Виктория угрожала, что в любом случае останется с Михаилом. Обещала пойти с ним хоть на плаху, хоть сбежать на сам Нексус! Она даже обещала закричать на процессе — «Слава Пожирателю миров», если потребуется… Я обливался холодным потом, и думал, что она сошла с ума, вдруг у нее реально хватит духу… К счастью, процесс закончился ничем, а Виктория все же поехала с Михаилом в Сибирь, и умерла тоже там… Мы даже не попрощались.
На глазах у князя проступили слезы. Он вытянул руку и заерзал по подушкам. На туалетном столике стояла рамка с фотографией, на которой была изображена мать Жени, Виктория Петровна Саблина. Тут ей было чуть-чуть меньше, чем Насте — восемнадцать, не более.
— Спасибо, — ответил Саблин, когда я помог ему взять снимок. — Сделай для меня еще кое-что, раз уж ты здесь…
— Что?
— Сходи ко мне в кабинет и найди там синюю папку, — сказал он, едва ворочая губами и прижимая фотографию к груди. — В нижнем ящике стола. Ключ… вот…
Он вытащил из-за пазухи небольшой серебряный ключик на цепочке и протянул мне.
— Только быстро… — откинулся он на подушки и уставился в потолок. — Я уже устаю. Голова тяжелая…
Кивнув, я бросился вон из комнаты. Насти снаружи уже не было, как и служанок. Торопливым шагом я направился на второй этаж, где располагался кабинет хозяина дома.
Вокруг снова пустота и торжественная тишина. Пробежав этаж, я наконец оказался у кабинета. Его двери стояли нараспашку, а изнутри раздавались какие-то звуки.
Что за?.. — я перешагнул порог и увидел тень, которая рылась у князя в столе. Перевернутые ящики лежали на ковре, а их содержимое валялось повсюду.
Увидев меня, незнакомец выпрямился и сверкнул глазами. В руках он сжимал синюю папку.
Глава 19
После того, как Маше торжественно вручили новую медаль и особую ликвидаторскую шубу — с плеча цесаревича! — она сидела в коридоре одна-одинешенька вот уже полчаса и не знала куда себя деть.
Похлопав ее по плечу, Зазубрин и компания убрались в кабинет Янковского и что-то там оживленно обсуждали, звенели стаканами и курили так, что из-под двери стоял дым коромыслом. Кажется, даже послышался хлопок — как будто открыли шампанское.
Скоро ей это надоело:
— Гертруда Михайловна, Женя еще не выходил? — спросила Маша, заглянув в приемную ректорской.
Инквизиторша сидела за секретарским столом, размешивала ложечкой чай и с потерянным видом наблюдала за дверью.
— Нет, все тихо. Я бы даже сказала слишком тихо… Что-то его посвящение в графы слишком затянулось, — задумалась Гертруда Михайловна. — Я, конечно, все понимаю, но…
Маша на цыпочках подошла к двери и прислушались.
Вдруг оттуда раздался голос Зазубрина, который бубнил что-то про прошлогоднюю финансовую отчетность, сведение дебета с кредитом, а еще про вытравливание крыс, которые с недавних пор повадились подслушивать под дверью.
— Ой…
— Не обращайте внимание, Мария Львовна, — сказала Гертруда, отводя ее подальше, — это просто дверь балуется. Я тут сижу уже полчаса, и чего я только про себя не наслушалась… Чай будете?
Они посидели еще пять минут, и с той стороны не раздалось ничего, кроме очередного бессвязного бреда, который несла дверь.