| Antoinette, clean and fresh in a white shirtwaist, a black walking-skirt, a ribbon of black velvet about her neck, and her long, black hair laid in a heavy braid low over her forehead and held close by a white celluloid comb, looked at him with pleased and grateful eyes. | Антуанета, свеженькая и опрятная, в белой блузке и черной юбке, с черной бархаткой на нежной шее и с тяжелыми черными косами, обвивавшими ее голову и скрепленными белым целлулоидовым гребнем, взглянула на него полными счастья и благодарности глазами. |
| She had been used to such different types of men-the earnest, fiery, excitable, sometimes drunken and swearing men of her childhood, always striking, marching, praying in the Catholic churches; and then the men of the business world, crazy over money, and with no understanding of anything save some few facts about Chicago and its momentary possibilities. | Она привыкла к мужчинам совсем другого рода: в детстве ее окружали люди суровые, вспыльчивые, горячие, временами они напивались и тогда начинали нехорошо браниться; они то и дело бастовали, участвовали в демонстрациях, ходили молиться в католическую церковь. А потом она видела вокруг себя только дельцов, помешанных на деньгах, невежественных и ничем не интересовавшихся, кроме возможностей наживы, которые открывались им в Чикаго. |
| In Cowperwood's office, taking his letters and hearing him talk in his quick, genial way with old Laughlin, Sippens, and others, she had learned more of life than she had ever dreamed existed. | В конторе у Каупервуда, стенографируя его письма, слыша его краткие, но всегда живые разговоры со старым Лафлином, Сиппенсом и другими, она узнала о жизни много нового, о чем раньше никогда и не подозревала. |
| He was like a vast open window out of which she was looking upon an almost illimitable landscape. | Словно он распахнул перед ней окно, за которым открывались необозримые дали. |
| "No, sir," she replied, dropping her slim, firm, white hand, holding a black lead-pencil restfully on her notebook. | - Нет, не американцы, сэр, - отвечала Антуанета, опуская на блокнот тонкую, но сильную белую руку, в которой она держала карандаш. |
| She smiled quite innocently because she was pleased. | Польщенная его вниманием, она невольно улыбнулась. |
| "I thought not," he said, "and yet you're American enough." | - Так я и думал, - сказал он, - хотя вас можно принять за настоящую американку. |
| "I don't know how it is," she said, quite solemnly. | - Не знаю даже, почему это так, - продолжала Антуанета очень серьезно. |
| "I have a brother who is quite as American as I am. | - И брат у меня тоже настоящий американец. |
| We don't either of us look like our father or mother." | Мы с ним совсем не похожи на отца и мать. |
| "What does your brother do?" he asked, indifferently. | - А что делает ваш брат? - спросил Каупервуд, чтобы что-нибудь сказать. |
| "He's one of the weighers at Arneel & Co. | - Он работает весовщиком у Арнила и К°. |
| He expects to be a manager sometime." | Надеется когда-нибудь стать управляющим. |
| She smiled. | - Она улыбнулась. |
| Cowperwood looked at her speculatively, and after a momentary return glance she dropped her eyes. | Каупервуд испытующе посмотрел на нее, и она, не выдержав его взгляда, опустила глаза. |
| Slowly, in spite of herself, a telltale flush rose and mantled her brown cheeks. | Помимо воли предательский румянец запылал на ее смуглых щеках. |
| It always did when he looked at her. | Она всегда мучительно краснела, когда Каупервуд смотрел на нее. |
| "Take this letter to General Van Sickle," he began, on this occasion quite helpfully, and in a few minutes she had recovered. | - Итак, что же мы писали генералу Ван-Сайклу? -пришел ей на помощь Каупервуд, и через несколько минут она уже овладела собой. |
| She could not be near Cowperwood for long at a time, however, without being stirred by a feeling which was not of her own willing. | Всякий раз, когда ей случалось оставаться наедине с Каупервудом, она испытывала странное волнение, с которым не могла справиться. |
| He fascinated and suffused her with a dull fire. | Сердце ее начинало отчаянно колотиться, и вся она горела как в огне. |
| She sometimes wondered whether a man so remarkable would ever be interested in a girl like her. | Порой Антуанета спрашивала себя, может ли такой замечательный человек обратить внимание на простую стенографистку. |
| The end of this essential interest, of course, was the eventual assumption of Antoinette. | Естественно, что, постоянно думая о Каупервуде, Антуанета в конце концов без памяти в него влюбилась. |
| One might go through all the dissolving details of days in which she sat taking dictation, receiving instructions, going about her office duties in a state of apparently chill, practical, commercial single-mindedness; but it would be to no purpose. | Можно было бы, конечно, рассказать, как она день за днем писала под его диктовку, выслушивала приказания, спокойно и деловито, как полагается образцовой секретарше, выполняла свои обязанности. |
| As a matter of fact, without in any way affecting the preciseness and accuracy of her labor, her thoughts were always upon the man in the inner office-the strange master who was then seeing his men, and in between, so it seemed, a whole world of individuals, solemn and commercial, who came, presented their cards, talked at times almost interminably, and went away. | Но мысли Антуанеты, хотя это и не отражалось на точности и аккуратности ее работы, были целиком поглощены необыкновенным человеком, сидевшим рядом в кабинете, - ее хозяином, к которому непрерывно приходили важные, солидные дельцы; они совали ей свою карточку и иной раз часами задерживались у него. |
| It was the rare individual, however, she observed, who had the long conversation with Cowperwood, and that interested her the more. | Правда, она заметила, что шеф редко снисходил до продолжительной беседы с кем-либо, и это очень интриговало ее. |
| His instructions to her were always of the briefest, and he depended on her native intelligence to supply much that he scarcely more than suggested. | Распоряжения, которые он отдавал, всегда отличались краткостью: он полагался на ее природную сметливость, мгновенно дополнявшую то, на что он только намекал. |
| "You understand, do you?" was his customary phrase. | - Вы поняли? - обычно спрашивал он. |
| "Yes," she would reply. | - Да, - отвечала Антуанета. |
| She felt as though she were fifty times as significant here as she had ever been in her life before. | Никогда еще не чувствовала она себя столь значительным лицом, как теперь, - с тех пор как стала работать у Каупервуда. |
| The office was clean, hard, bright, like Cowperwood himself. | В просторной конторе с до блеска натертыми полами все было светлым, холодным и жестким, как сам Каупервуд. |
| The morning sun, streaming in through an almost solid glass east front shaded by pale-green roller curtains, came to have an almost romantic atmosphere for her. | Утреннее солнце заглядывало в большое выходившее на восток окно с толстым зеркальным стеклом и, проникая сквозь приспущенные шторы салатного цвета, создавало в комнате зеленоватый, романтический, как казалось Антуанете, полумрак. |
| Cowperwood's private office, as in Philadelphia, was a solid cherry-wood box in which he could shut himself completely-sight-proof, sound-proof. | Кабинет Каупервуда, отделанный, как и в Филадельфии, вишневым деревом, был устроен так, чтобы нельзя было ни подсмотреть, ни подслушать, что там делается. |
| When the door was closed it was sacrosanct. | Когда дверь была закрыта, никто не смел туда входить, точно в святая святых. |
| He made it a rule, sensibly, to keep his door open as much as possible, even when he was dictating, sometimes not. | Правда, Каупервуд по большей части благоразумно оставлял дверь отворенной, даже когда диктовал деловые письма. |
| It was in these half-hours of dictation-the door open, as a rule, for he did not care for too much privacy-that he and Miss Nowak came closest. | И вот во время этих диктовок, происходивших обыкновенно при открытой двери, - Каупервуд не считал удобным оставаться с секретаршей слишком долго наедине, - и создалась обстановка, способствовавшая их сближению. |