— Прошло почти пять лет, за это время многое могло измениться, — напомнила Ната. С ее мнением можно было согласиться — не станут люди сидеть внутри или рядом со звездолетом годами. Между ними обязательно возникнут распри, кто-то не выдержит замкнутого пространства, что-то из оборудование может сломаться. Надежды на расходование энергии дезинтегратора было мало — если ядро корабля работает, подпитка происходит автоматически. При самом худшем раскладе против нас тринадцать человек, точнее сверхчеловек, так как они защищены силовым полем и у них дезинтеграторы.
— Мы подумаем об этом завтра, — пробормотал, копируя слова одной книжной героини.
— Ты говорил, что у тебя есть много интересного, может покажешь?
Ульрих с воодушевлением показывал свой Мингартен: кузница у него получилась зачетная, мой первый прототип был жалким в сравнению с этим произведением инженерного искусства.
— Это древесный уголь? — я указал пальцем на гору угля позади кузницы.
— Каменный, высшего качества, — с гордостью ответил Ульрих, подводя нас к ископаемым. — мы когда с Дином бежали, я заметил обвал берега реки, где в лучах солнца бликовали камни. Думал кварц, но это оказался уголь. Вспомнил о нем позднее, когда решил делать кузницу.
— А доставляли по берегу?
— Плотом катамаранного типа, жаль он сейчас далеко, показал бы, — инженер оседлал своего конька. Водяную мельницу он также не смог показать, до нее было часа полтора хода. В одном месте, Вольта, вытекая из озера образовала пороги. Именно там и соорудил мельницу Ульрих, чтобы использовать энергию потока.
— А мельница зачем, вроде злаков у вас нет? — На мой вопрос немец улыбнулся.
— Дикая рожь растет по всему свету, главное ее найти. Мне повезло, — бесхитростно закончил Ульрих.
Энтузиазм и энергия этого человека удивляли: если мне повезло с американцами, попавшими в мой мир, то ему все приходилось делать одному. И во многом Ульрих добился более впечатляющих результатов, что не могло не вызывать уважения.
Но главной особенность Мингартена оказался сад плодовых культур: трех-четырехлетние саженцы дикой яблони, сливы.
— А это, — инженер остановился у небольшого деревца, сплошь усыпанного красными гроздями небольших плодов.
— Рябина? — ляпнул я первое, что пришло в голову.
— Кофе! — торжественно объявил Ульрих, нежно поглаживая грозди. — В этом году впервые плодоносит, но думаю, что это настоящая робуста.
— Вот уже действительно Миргартен, — восхищенно протянула Ната, — у вас только что появился первый покупатель на кофе.
— Компаньон, фройлян, компаньон, — поспешил заверить немец, — ведь мы друзья и надеюсь эта дружба будет нам всем на пользу.
Еще полчаса мы провели, обсуждая выгоды из тесного взаимодействия наших народов, Ульрих гордился своими Ранаати как я своими Русами. Вопрос с невестами тоже решился довольно быстро — мужская смертность в этом племени была существенно выше, чем женская и чаще всего связана с крокодилами, населявшими данные берега в изобилии.
Поделившись с гостеприимным немцем тем, что было у нас, получили пару гроздей еще незрелого кофе: Ната не утерпела.
Переночевали на берегу — весь экипаж «Руси» вместе с Бером, находившимся в засаде, был принят крайне благожелательно, а Санчо так вообще был окружен женским вниманием. Я снова обратил внимание Ульриха на сильный перекос в племени в сторону женщин.
— Это все «схапити», — словно нехотя процедил немец, заставив меня вспомнить лицо чернокожего с желтой краской. Ната хотела спать, поэтому отложил до утра дальнейшие расспросы про таинственных «схапити».
Глава 13Гроза черного континента
У Ранаати мы провели три дня: изголодавшиеся по малочисленности мужчин женщины племени охотно согласились связать свою дальнейшую судьбу с Русами. Ульрих кривил душой, когда говорил, что в случае битвы победа нам достанется тяжелой ценой, во всем племени насчитывалось два десятка воинов, не считая пары пожилых калек. А вот женщин было вдвое больше — по меркам каменного века Ранаати являлись крепким середняком по численности. Редко какое племя превышало шесть или семь десятков, кормовая база регулировала численность населения. Если племя разрасталось, часть его отделялась и начинала самостоятельную жизнь. Это было продиктовано необходимостью, при отсутствии сельского хозяйства и подворья, большое племя быстро вырабатывало кормовую базу своего места обитания.
По моим наблюдениям племена Европы исследовало больший ареал, плотность животных там была ниже чем в Африке. Большинство же племен Африки если судить по Нуахили и Ранаати вело полуоседлый образ жизни. Теплый благоприятный климат без резкой смены погоды, изобилие животного и богатство растительного мира формировала несколько иной уклад. Именно поэтому на мой взгляд уже в каменном веке Африка оказалась перенаселена и люди пошли на север, не выдерживая конкуренции с более сильными и многочисленными соседями.
Вопреки устоявшемуся мнению, я и сам был под влиянием этих стереотипов, древние племена редко враждовали между собой. Чаще всего конфликт происходил за территорию и более малочисленное племя благоразумно отступало. Это не говорит о том, что все стычки происходили без крови, но инстинкт самосохранения срабатывал чаще.
В любом правиле есть исключения и для черного континента это было племя Схапити, ведущее кочевой образ жизни, склонное к каннибализму и необоснованной жестокости. Отличительным признаком воина Схапити была желтая полоса, пересекавшая лицо от левого виска к правой скуле. Немец не знал тотемного смысла этой полосы, но ему пришлось встретиться с Схапити уже на второй год своей жизни среди Ранаати. Численность племени в тот момент была выше, и не будь нападения Схапити, племя Ульриха могло быть куда многочисленнее.
— Они варвары, целенаправленно истребляют мужчин и детей мужского пола независимо от возраста. Своих поверженных врагов едят, черепа отваривают в особом составе, вследствие чего черепа размягчаются и значительно уменьшаются в размерах. Некоторые воины Схапити носят целые ожерелья из таких черепов, при одном их появлении, воины любого племени стараются уйти с насиженных мест. Мои тоже просили меня переправиться на другой берег, но я недооценил противников и решил дать им бой. — Инженер замолчал с силой потирая виски. Ната терпеливо ждала пока он заговорит.
— Они презирают смерть, один Схапити может броситься против нескольких воинов, невзирая на опасность. Это страшные люди, — Ульрих как бы подвел черту под свой рассказ.
— Вы сказали, что они не убивают женщин? Они уводят их с собой? Но у вас их не увели, судя по численности.
Ната перевела, Ульрих тяжело вздохнул:
— В тот раз нам пришлось отступить под их натиском, пока часть Схапити сражалась с нами, вторая часть ловила женщин и насиловала их.
— Бред какой-то, — не выдержал я после перевода. — О каком сексе можно думать, когда твои соплеменники сражаются или у них настолько плохо обстоят дела, что секс важнее сражения?
— Я и сам не понял, пока мы не допросили одного попавшего к нам в плен. Эти твари потеряли одного пленным и троих убитых, умудрившись убить больше дюжины наших.
— У них были стрелы?
— Нет, не было. Лук и стрелы мы стали делать только после того нападения, до этого Ранаати обходились копьями и острогами, их основная добыча рыба.
— Что удалось узнать у пленного?
— Нам пришлось жечь его ступни углями, прежде чем он заговорил, — Немец встал и прошелся рядом с нами. Остановившись, попросил прощения у Наты и продолжил:
— В их племени нет женщин, нет стариков или калек. Они не охотники, не рыболовы, не собиратели. В женщинах других племен они видят лишь средство воспроизведения, еще раз прошу прощения фройлян.
— То есть, вы хотите сказать, — начала Ната, когда немец припечатал ее словами:
— Им нужны матки, они оплодотворяют женщин, ждут несколько лет и повторно напав забирают детей мужского пола соответствующего возраста.
На минуту воцарилось молчание, Тиландер витиевато выругался и сплюнул, грозя искоренить племя Схапити под корень. Все это выглядело немного странно, но поразмыслив, вынужден был признать, что Схапити невероятно продуманное племя. Отсутствие женщин и стариков их делало мобильным в любое время. Напав и убив воинов чужого племени, они его ослабляли, а забрав впоследствии своих, а возможно не только своих детей, обрекали племя на вымирание, бросая его в демографическую яму.
— Макс Са, мне надо поговорить с тобой, — позвал меня Бер, молча слушавший Ульриха. Еще под впечатлением невероятно прагматичной и жестокой организации каннибалов Схапити, я отошел, чтобы выслушать сына. Если слова немца меня ввели в состояние гроги, то Бер нанес мне нокаут, заявив, что он возможно сын Схапити.
— Бер, ты о чем? Твое племя решило переселиться на север и жили вы у Большой Воды, — я осекся вспомнив рассказ сына. Не озеро ли Вольта было той Большой Водой?
— Я думал это просто разговоры, но мать говорила мне, что мой отец был из тех, кто ест людей и на его лице была желтая краска. Я никогда не думал о ее словах, вспомнил, когда мы увидели воина с желтой краской на лице, — Бер виновато опустил голову, словно при мне съел пару человек. Час от часу не легче, у меня само название Схапити вызывало неприязнь смешанную с гневом и презрением. Если Бер втолкует себе, что он потомок одного из насильников, не все Русы такое поймут.
— Знаешь, что Бер, есть в русском языке пословица «меньше знаешь-лучше спишь». Так вот, если ты сейчас начнешь говорить или думать, что ты сын Схапити, или будешь выяснять про них что-то я буду очень недоволен. Не просто недоволен, а очень и очень. Ты Бер, мой сын, ты Рус — вот все что имеет значение и что надо знать тебе. Может твоя мать рассказывала тебе все это пытаясь напугать, ты же был очень непослушный ребенок.
— Был, — улыбнулся Бер, — она всегда пугала меня, что отдаст меня львам.
— Отдала? Нет, не отдала, — ответил я на свой вопрос, — и про Схапити тоже придумала, чтобы тебя напугать. Чтобы я больше не слышал такие глупости. Ты отобрал пятерых Русов, что пока поживут с Ранаати?