Казалось, что Эдит подкинута эльфами, настолько она была особенной из четверых детей. Там, где ее брат и сестры вели себя послушно, Эдит была несговорчивой, упрямой и прямолинейной. Однажды, подростком, она так сильно обняла, приветствуя, бабушку Спелман, что у той треснуло ребро. Она жадно читала, и в раннем возрасте испытала религиозные сомнения. В умной, но не склонной к размышлениям семье, у Эдит имелись интеллектуальные устремления. «Чтение всегда для меня важнее еды, – призналась она позже репортеру. – Кроме случаев страшного голодания, если на стол поставить бутылку молока и положить книгу, я потянусь к книге, потому что ум следует кормить больше, чем тело»72. Такой человек вполне мог найти жизнь Рокфеллера несколько холодной.
В 1893 году двадцатисемилетняя Бесси и двадцатиоднолетняя Эдит отправились в Филадельфию на лечебный отдых в Госпиталь ортопедических и нервных болезней, которым управлял знатный невропатолог и романист, С. Уир Митчелл. Специалист по женским нервным расстройствам, Митчелл ограждал пациенток от повседневного мира, запрещал внеплановые посещения и даже почту от родственников. Рокфеллер приехал к дочерям только раз в феврале 1894 года и поддержал их программу отдыха, массажа, хорошей еды и электрической стимуляции мышц. Бесси восприняла лечение лучше, чем Эдит, которой потребовался долгий дополнительный отдых в коттедже в Саранак-Лейк на севере Нью-Йорка.
В ноябре 1895 года сразу после восстановления Эдит вышла замуж за Гарольда Маккормика из Чикаго, только что окончившего Принстон. Он был сыном Сируса Маккормика, создателя механической жатки и основателя компании, впоследствии ставшей «Интернэшнл харвестер». Младший подружился с Гарольдом в школе Браунинг и стал непреднамеренным сводней. Во время Всемирной Колумбовой выставки в 1893 году он, Сетти и три его сестры отправились в Чикаго в частном железнодорожном вагоне и остановились у Нетти Фоулер Маккормик, безутешной вдовы Сируса, в ее особняке на Раш-стрит. Убежденные пресвитерианцы, щедро жертвующие на миссионерскую работу, Маккормики во многих отношениях напоминали семью Рокфеллеров. Они растили детей строго, давали им маленькие пособия и поощряли помогать бедным. Детям Маккормика тоже свойственна была умственная нестабильность, гораздо более губительная, чем употомков Рокфеллера.
Рокфеллеры осуждали моду богатых американцев выдавать дочерей замуж за титулованных европейцев и одобряли Маккормиков как строгую богобоязненную семью промышленников. Как наследнику состояния, Гарольду Маккормику не приходилось смягчать подозрения, которые, возможно, бросили бы тень на другого претендента на руку Эдит, и Джон, и Сетти нашли признаки его склонности к роскоши. Он был спортивным человеком, с яркими голубыми глазами и мечтательным взглядом, носил ювелирные запонки и расшитые жилеты. На фоне сдержанных родителей жены он выделялся свободной открытой манерой. Но при этом он хорошо ладил со Старшим и был единственным зятем, которому позволялось курить в присутствии Сетти.
Единственные опасения, которые имелись у Джона и Сетти по поводу свадьбы, были связаны с тем, что Гарольд пил. Несколько раз до свадьбы Рокфеллер пытался выжать из него обещание воздержаться от спиртного, но Гарольд каждый раз твердо отказывался. «Я не сомневаюсь, мы разделяем одни взгляды на разрушение, которое крепкие напитки несут миру, и на личную ответственность касательно этого, но я убежден, что для меня обещание на всю жизнь не будет к лучшему», – ответил Гарольд Рокфеллеру за два месяца до свадьбы. В качестве уступки он ненадолго победил свое пристрастие, прекратил пить. Старший опять получал угрозы, и Гарольд завершил записку, добавив: «Я огорчен, что тема эта возобновлена как раз в то время, когда вы, а значит и мы, имеем столько волнений и беспокойства по причине угроз»73.
В ноябре 1895 года Эдит и Гарольд должны были пожениться в Баптистской церкви на Пятой авеню на Манхэттене, но Гарольд простудился, и церемонию перенесли в отель «Бакингхэм». Перед церемонией Старший послал за дочерью, сказав, что им нужно в последней раз конфиденциально поговорить. Они остались наедине, вспоминала Эдит в более позднем интервью, и он сказал в своей исключительной манере: «Я привел тебя сюда, чтобы изложить просьбу, близкую моему сердцу, и просьбу, тщательно обдуманную». «Да, отец, – ответила Эдит, – но почему так серьезно… что за просьба так тебя волнует?» «Вот какая, дочь. Я хочу, чтобы ты обещала никогда не подавать алкогольных напитков в твоем доме… Обещай мне это и ни разу не пожалеешь». Как вспоминала Эдит: «Не подумав, я ответила «Ну конечно, отец», – и сразу же засмеялась над торжественностью, казалось бы, столь тривиальной просьбы»74. Заключив соглашение, отец и дочь начали церемонию, Эдит вошла в церковь, держась за руку отца, в тиаре из бриллиантов и изумрудов, подаренной ей Гарольдом. В прессе Эдит назвали «Принцессой «Стандард Ойл», а Гарольда «Принцем «Интернэшнл харвестер». Впоследствии Эдит была известна как Эдит Рокфеллер – Маккормик, что означало, что она планирует сохранить свои права и личность.
Детям Рокфеллер старался привить ускользающую в эти времена вещь – вечное пуританство. Но ему было суждено произвести на свет, по меньшей мере, одного бунтаря транжиру, и эта честь досталась Эдит. Проведя медовый месяц в Италии и наконец освободившись от сурового прошлого, они с Гарольдом переехали в величественный каменный особняк на Лейк-Шор-драйв, 1000, в Чикаго. В крепости Золотой Берег, забаррикадировавшись за высокой железной оградой, Эдит сражалась за первенство в обществе. Она храбро высвободила качества, которые Рокфеллер старался искоренить в детях – тщеславие, хвастовство, нарциссизм и гедонизм, – но они отчасти возмещались ее длительным самоанализом и просвещенной смелостью. В Чикаго, вдалеке от отца, Эдит выработала собственные взгляды и интересы.
Особняк Эдит был обставлен со всей претенциозностью королевских домов Европы, и чикагское общество болтало о ее «имперских комплексах»75. Гостей приветствовали лакеи, провожали в пышные залы, украшенные красивыми картинами и светильниками. Эдит решила, что Рокфеллеры произошли от благородных Ларошфуко, и этим объяснялись французские мотивы убранства всего дома. За ужином гости, иногда до двухсот человек, получали меню и карточки с именами, напечатанные по-французски и гравированные рельефными золочеными буквами. Серебряный сервиз с позолотой принадлежал Бонапарту, за каждым вторым стулом стоял навытяжку лакей. У Эдит был величественный императорский зал, в котором стояли королевские кресла Наполеона Бонапарта – два украшенных на спинке буквой N и два буквой B. Эдит спала в кровати Людовика XVI, а на тумбочке держала золотую шкатулку, подарок императрице Марии Луизе от Наполеона.
Эдит не стеснялась показывать себя. Она меняла одежды, как королева, ежегодно обновляя гардероб и всегда сверкая драгоценностями. На картине 1908 года изображена серьезная сероглазая Эдит – в тиаре, дорогом декольтированном платье, на плечи накинуто боа, – проницательно смотрящая на зрителя. Невысокая и стройная, она смело показывала щиколотки и носила на щиколотке золотую цепочку. На одном приеме она появилась в серебряном платье такого внушительного веса, что, как говорили, еле могла дышать. У нее была пелерина из двухсот семидесяти пяти шкурок животных, кропотливо сшитых вместе, едва не душащая ее. Без сомнений к ужасу отца, Эдит собрала коллекцию ювелирных украшений, которая вогнала бы в краску восточного владыку. У нее было ожерелье от Картье из десяти изумрудов и тысячи шестисот пятидесяти семи крошечных бриллиантов. На свадьбу родители подарили ей скромную нитку жемчугов за пятнадцать тысяч долларов, вскоре ее затмила нитка за два миллиона. В 1908 году, обнаружив, что Эдит и Гарольд занимают, чтобы поддержать эту роскошь, Рокфеллер высказал Гарольду: «Так как мое внимание было привлечено к этому предмету, я навел справки у Алты и Джона об их расходах и нахожу, что они составили меньше трети от ваших»76.
Зарок умеренности, данный Эдит, ограничивал ее как хозяйку. Заметив, что ее вечерам недостает некоторой искорки, она обратилась к Гарольду за объяснениями. «Моя дорогая, – сказал он, – разве ты не понимаешь, что горячие молодые чикагцы привыкли пить алкоголь? Им просто нужны их коктейли, их вино, их виски с содовой и ликеры»77. Ни один ребенок Джона Д. Рокфеллера не уклонялся от принесенной ему клятвы трезвости, поэтому Эдит пришлось изыскивать способы компенсации. «Я пригласила самых блестящих мужчин и женщин, – сказала одна одному репортеру. – Я давала музыкальные представления с величайшими артистами»78. Она подружилась с художниками, учеными и общественными деятелями и превратилась в главную покровительницу искусств, собирая антикварную мебель, кружево, восточное искусство и прекрасные книги.
Эдит никогда не любила гимны и разделяла любовь Гарольда к опере – она оплатила перевод нескольких либретто на английский, – и они часто закатывали ужин перед спектаклем. По привычке, любопытным образом пародирующей ее отца, Эдит держала небольшие ювелирные часики за столом во время ужина и следила, чтобы гости придерживались графика и прибыли в оперу вовремя. Когда она звонила о подаче следующего блюда, команда официантов быстро забирала тарелки у изумленных гостей, независимо от того, закончили они есть или нет. Эдит следовала иерархии и никогда не обращалась к большинству слуг напрямую, имела дело исключительно с двумя главными из них.
Можно смеяться над причудами Эдит и называть ее дилетанткой, но она была жарко предана делу, за которое бралась. Родив пятерых детей – Джона, Фоулера, Мюриэль, Эдиту и Матильду, – Эдит создала детский сад для девочек, с уроками на французском. Старший безумно любил ее старшего сына, Джона Рокфеллера – Маккормика, которого называли Джек. Зимой 1900–1901 года Джек и Фоулер приехали в Покантико, и оба мальчика подхватили скарлатину. Какие бы скрытые трения ни проходили между ними, Эдит с благодарностью вспоминала п