К сожалению, испытания Младшего и Эбби только начались. Так как Сетти болела, они старались не беспокоить ее строительными подробностями, но она была крайне разборчивой леди. Из дипломатии Джон и Сетти делали вид, что они в восторге от нового дома, но высказывали все больше недовольства в разговорах между собой. На третьем этаже, предусмотренном для гостей, крошечные окошки делали комнаты душными и неудобными. Затем обнаружились более серьезные проблемы. Лифт ужасно грохотал; трубы в ванной комнате Сетти ревели и раскатисто отдавались в общественных местах, шум от служебного входа под спальней Джона Д. действовал ему на нервы; дождевая вода протекала в столовую, камины иногда извергали клубы дыма и так далее. Сетти даже нашла неподобающими очаровательные статуи херувимчиков на веранде позади спальни и отдала переделать их в благонравных девушек-ангелов. Когда родители нарушили молчание и сообщили о своем беспокойстве, сердце Младшего замерло: он опять их подвел. Через год было решено полностью переоборудовать дом.
Но все же суматоха с домом была несравнима с переполохом на землях. Уильям Уеллес Босворт планировал окружить Кайкат небольшим регулярным парком на двести пятьдесят акров (ок. 100 га), а остальное поместье оставить примерно в его диком первозданном виде. Так как Старший считал себя специалистом по ландшафту, он сразу же почувствовал неприязнь к Босворту, в котором видел соперника и вдобавок к тому же пугающе дорогостоящего. Когда Босворт представил свои планы, Рокфеллер фыркнул, что мог бы сделать лучше:
«Через несколько дней, – вспоминал Рокфеллер в своих мемуарах, – я разработал проект так, что дорожки при скрещивании открывали наилучшие виды с вершин холмов, расширявших горизонт, а на заднем плане виднелся речной пейзаж, с холмами, облаками и широко раскинувшейся долиной, венцом всего моего создания. Я отметил направление дорожек и наконец положение дома своими столбиками».
Затем он сказал Босворту: «Посмотрите, пожалуйста, и решите сами, какой план из двух лучше»44. Когда его план был принят, Рокфеллер приписал решение своему общеизвестному превосходству, хотя непонятно, как Босворт мог бы возразить. Рокфеллер внес собственные идеи и в регулярный парк – террасами рядом с домом. Он настаивал, что у дорожек южнее дома следует посадить липы, уже зная, что эти деревья быстро растут и быстрее всего отбросят тень на тропинки.
К счастью, Рокфеллер не все делал сам и позволил Босворту создать царственную фантазию прямо из итальянского Ренессанса, с гротами, фонтанчиками, перголами, утопленными садами, фигурными кустами, классическими статуями и бегущими ручьями. Недовольный стоимостью этих украшений, Рокфеллер, прогуливаясь по землям с гостями, говорил им лишь отчасти в шутку: «Знаете, эти ручейки звенят весьма звонко!»45 Сетти особенно понравился японский сад Босворта с причудливым чайным домиком, но Рокфеллер, каждый раз глядя на него, видел чистой воды вымогательство и жаловался сыну: «Я с трудом могу понять, как этот маленький японский дом, который, как я полагал, будет очень несущественным делом, достигнет цены в десять тысяч долларов… Босворт, возможно, хорош. Надеюсь, мы почувствуем позже, как и ты, что он не стал для нас слишком дорогой роскошью»46.
Когда бы они ни соглашались на одну из скромных идей Босворта, Рокфеллер ворчал, что в итоге это стоило дороже, чем они думали. Сначала Старшему назвали цифру в тридцать тысяч долларов за все ландшафтные работы, и в 1910 году он ужаснулся, увидев счет, раздувшийся до семисот пятидесяти тысяч долларов – больше стоимости дома и обстановки вместе взятых! (Сегодня это составило бы почти двенадцать миллионов.) До этого момента он сдерживался, но теперь устроил сыну хорошую выволочку. «Допустим, мы имеем удовлетворительный результат, но семьсот пятьдесят тысяч очень непохоже на тридцать тысяч долларов, по сути это в двадцать пять раз больше, и господин Босворт получил за свои услуги на пятьдесят процентов больше, чем по первому расчету стоимости, данному мне. Я не хочу, чтобы все узнали, каковы были наши расходы»47. В итоге дом бледнел по сравнению с величественными садами, и, должно быть, это на самом деле нравилось любящему воздух Рокфеллеру. При всех своих жалобах, он обожал земли и установил электрические фонари, театрально освещавшие их ночью. «Если бы вы посетили меня темнейшей ночью, – хвастался он, – я бы показал вам виды деревьев от одной части моего поместья до другой, всего лишь нажав на кнопку»48.
Начиная с 1911 года дом пережил еще два года обновлений и превратился в прекрасный образец американского ренессанса, модный стиль, говорящий об уверенности быстро растущего промышленного класса. Дом узкий, но вытянутый, возвышался на четыре этажа над землей, и два этажа уходили вниз в склон. Исчез полный спален третий этаж, его заменила мансардная крыша. Превратив деревянную веранду в каменную лоджию, дом на сорок комнат приобрел новое достоинство и величие. Хотя его нельзя назвать абсолютно скромным, Кайкат выглядел чинно и строго и свидетельствовал о простоте владельца. Он совершенно не соответствовал тому, что мог бы позволить себе Рокфеллер или что могли бы построить другие гордящиеся собой магнаты.
К радости Старшего, перепланировка повлекла за собой сложные инженерные проблемы. Чтобы удлинить подход к дому, сотни погонщиков завозили тысячи телег грунта, потребовалось соорудить огромную подпорную стену. Чтобы подвозить припасы, не беспокоя обитателей, для грузовиков был вырыт подземный туннель, и Старшему доставляло удовольствие смотреть, как экскаваторы прорезают дыру в склоне холма. Строительство воодушевляло его, как будто он был маленьким мальчиком, получившим новые игрушечные машинки. Переделка Кайката продолжалась до октября 1913 года, и через два года Джон и Сетти наконец вернулись в дом. К этому моменту Сетти была очень больна, и жить ей оставалось недолго.
Когда Кайкат был завершен, Рокфеллер уделил внимание освобождению земель от беспокоящих его элементов. Ряд домов, оказавшихся на территории Рокфеллера, подняли и переставили в ближайшую деревню. Когда Рокфеллер докупил земли, его все больше стала беспокоить Патнамская ветка Нью-Йоркской Центральной железной дороги, прорезавшая полосу посередине его поместья. Он ненавидел сезонных рабочих и охотников, пользующихся правом прохода, не говоря уже о пепле, который оседал на его поле для гольфа от сжигающих уголь локомотивов. В 1929 году Рокфеллер решил изменить маршрут поезда и заплатил около семисот тысяч долларов, чтобы выкупить целиком деревню Ист-Вью с ее сорока шестью домами; он снес все дома и подарил землю для новых путей в пяти милях (ок. 8 км) восточнее. Убирая еще одного незваного гостя, Младший выкупил триста акров (ок. 120 га) земли у Нормал-колледжа Св. Иосифа и обязался оплатить стоимость его перенесения на другое место и строительства новой территории.
В момент расцвета поместье Покантико было самостоятельным миром с семьдесятью пятью домами и семидесятью милями (ок. 113 км) дорог. Рокфеллер, всегда дорабатывающий свои владения, держал сотни мужчин, занятых передвижением деревьев и холмов, чтобы открывались новые виды. В поместье располагалась рабочая ферма значительных размеров, снабжавшая семью необходимыми продуктами. Рокфеллер так пристрастился к продуктам Покантико и минеральной воде, что их отправляли ему, куда бы он ни поехал.
Поместье Покантико-Хиллс было изумительным укрытием, но у царственных железных ворот группка газетчиков, требующих ответа, всегда напоминала его владельцу о враждебности народа. Хор обвинений со временем стал только громче. Ко второму сроку Тедди Рузвельта Рокфеллер и «Стандард Ойл» уже не могли безнаказанно отмахиваться от федерального правительства и правительства штатов, как раньше. Момент расплаты близился.
Глава 26Самый богатый в мире беглец
Близились президентские выборы 1904 года, руководители «Стандард Ойл» знали, что Тедди Рузвельт все еще расстроен их попыткой не пропустить новое Бюро корпораций и что нефтяной трест стоит первым в списке злых трестов, которые следует регулировать на федеральном уровне. Так как идея поддержать оппонента Рузвельта демократа Алтона Б. Паркера для Арчболда и его соратников была немыслима, они решили засыпать президента деньгами, в частности, вложение Генри Х. Роджерса составляло сто тысяч долларов. Другие коммерсанты, опасавшиеся кнута федерального регулирования – в том числе Эдвард Г. Гарриман, Генри Клэй Фрик и Джеймс Стиллман – также платили дань Рузвельту, провоцируя обвинения демократов, что президенту дают взятки те самые компании, которые он клялся контролировать. Однажды в октябре 1904 года генеральный прокурор Филандер Нокс зашел в кабинет Рузвельта и услышал, как президент диктует письмо с распоряжением вернуть деньги «Стандард Ойл». «Но господин президент, деньги потрачены, – возразил Нокс. – Они не смогут их вернуть – у них их нет». «Что ж, – ответил Рузвельт, – письмо все равно будет красиво смотреться в качестве официальной версии»1.
Когда в ноябре Рузвельт победил с впечатляющим отрывом, Рокфеллер отправил ему телеграмму: «Поздравляю вас от всей души с великим результатом вчерашних выборов»2. В зале заседаний «Стандард» вложение в кампанию Рузвельта вскоре признали их худшей инвестицией. Арчболд простонал: «С темнейшей Абиссинией никогда не обращались так, как администрация с нами после выборов господина Рузвельта в 1904 году»3. Или, как сформулировал это Генри К. Фрик более кратко: «Мы купили сукина сына, но он не собирался быть купленным»4. Тем не менее иерархи «Стандард Ойл» сохраняли полную уверенность, что в любом состязании за превосходство с федеральным правительством, они неизбежно восторжествуют.
Перед выборами Бюро корпораций во главе с Джеймсом Р. Гарфилдом начало собирать данные о «Стандард Ойл». Гарфилд, сын бывшего президента и активный представитель республиканцев в Огайо, дружил с некоторыми юристами «Стандард Ойл», и поначалу расследование проходило достаточно мирно. Затем, в феврале 1905 года Палата представителей единогласно одобрила антимонопольное расследование по «Стандард Ойл» как следствие нефтяного бума в Канзасе. Повторяя драму, когда-то сыгранную в западной Пенсильвании, независимые добытчики и переработчики нефти протестовали, что «Стандард Ойл» владеет трубами штата, а также обвинили компанию в заговоре с железными дорогами. Страсти подогрели и статьи Иды Тарбелл, и ее эффектная поездка по нефтяным месторождениям. Неожиданно уполномоченный Гарфилд вызвал Арчболда и Роджерса на допрос о действиях «Стандард» в штате. Когда он затронул тонкий предмет скидок – горячая тема, с которой началось столько битв в истории нефти, – их отношения резко ухудшились. Новое поколение независимых добытчиков нефти в Канзасе, Иллинойсе, Оклахоме, Техасе и Калифорнии станет движущей силой антимонопольного напора против «Стандард».