При Тедди Рузвельте угасающий закон Шермана вдруг ожил, а серия Тарбелл практически гарантировала, что, если правительство сделает пробный шаг в борьбе с трестами, «Стандард Ойл» станет центральной мишенью. Тарбелл считала ее оптимальным выбором, потому что это был «материнский трест и наиболее близкий к монополии»5. Трест производил известный предмет потребления, затрагивал почти каждого и имел обширную историю слушаний и исков для ознакомления. В начале 1900-х годов нефть получила множество новых вариантов применения, и сохранение господства в этой сфере одной организации более не казалось приемлемым.
Годами Рокфеллер и его коллеги игнорировали общественное мнение, отказываясь давать интервью и дерзко держась на слушаниях. Тарбелл справедливо заметила в своей серии статей в «Мак-Клюрз»: «Если бы господин Рокфеллер был столь же великим психологом, как и предпринимателем, он бы понял, что пробуждает в обществе невероятный ужас»6. В своей гордыни нефтяные монополисты высмеивали мелкие попытки политиков препятствовать им. «Скорее «Стандард Ойл» будет гореть в аду, прежде чем мы позволим кому-то диктовать нам, как вести наше дело», – поклялся несмирившийся Генри Роджерс7. Не желая идти на компромисс, руководители «Стандард» вели себя с правительственными чиновниками так же жестко, как и со своими конкурентами. В этот опасный момент тресту нужен был дипломат, а не горячий Арчболд.
В 1906 году Рузвельт подписал пакет законов против нарушений в промышленности. Пользуясь возмущениями, вызванными романом Эптона Синклера «Джунгли», он подписал закон о контроле за мясом и закон о качестве продуктов питания и лекарств. Дискриминацию на железных дорогах он сделал главной темой и поддержал билль Хепберна, который давал больше полномочий Комиссии по торговым отношениям между штатами на введение железнодорожных тарифов и в ее же ведение помещал междуштатные трубопроводы. Подчинив «Стандард Ойл», Рузвельт надеялся остановить два нарушения одним махом: железнодорожный сговор и монополии. Бюро корпораций направило ему отчет по нефтяному тресту, где уделялось внимание тайным соглашениям «Стандард» с железными дорогами и по тарифам, и по дискриминации. Ухватившись за этот отчет на пятистах страницах, как за мощный инструмент, который поможет протолкнуть билль Хепберна, Рузвельт опубликовал его 2 мая 1906 года. «Отчет показывает, что «Стандард Ойл компани» получала невероятную прибыль, почти до сегодняшнего момента, от секретных тарифов», – объявил президент8.
Серьезно недооценив карательные общественные настроения, Рокфеллер продолжал молчать. Когда Чарльз М. Пратт набросал ответ, Рокфеллер возразил совершенно недвусмысленно: «Освещать эту информацию на данный момент неразумно, это привлечет более резкое отношение Федерального› Правительства»9. Не приняв возражения Рокфеллера, «Стандард Ойл» выпустила заявление, отрицающее, что сознательно совершала какие-либо незаконные действия.
В «Стандард Ойл» Тедди Рузвельт нашел трест, как будто специально созданный для его целей: большой, богатый, безжалостный, непопулярный и совершенно не раскаивающийся. Рузвельт обожал играть на публику и любил вызывать негодование масс со своей трибуны. Как бывший боксер, умело пользуясь выпадами и блефом, он держал концерн в полном неведении о своих настоящих намерениях. Временами Рузвельт делал громкие публичные заявления: «Эти люди выступали против введения любых мер по установлению честных правил, принятых за последние шесть лет»10. Будучи еще менее сдержанным с глазу на глаз, он сказал генеральному прокурору, что директоры «Стандард Ойл» – «крупнейшие преступники в стране»11. Затем, в дружественных личных беседах в Белом доме он обезоруживал тех же самых директоров «Стандард Ойл», которых недавно поносил, и казался самой любезностью. В начале марта 1906 года Арчболда и Роджерса тепло приняли в Белом доме. Младший конфиденциально рассказывал отцу:
«[Президент] показал значительную неосведомленность о делах компании, утверждая, что его знание «туманно». Что касается текущего расследования господина Гарфилда, он, казалось, знает мало… Он не проявил личной неприязни или недоброго чувства, равным образом они не могли судить по тому, что было сказано, стоит ли он сам за этим расследованием».
Арчболд выглядел удовлетворенным, но Младший, зная от тестя о переменчивости президента, был настроен более скептично. «Недавно вечером у меня дома сенатор Олдрич заметил, что, хотя президент соглашается с любым человеком, который беседовал с ним последним, и кажется, что его удалось полностью убедить в таком взгляде на вопрос, на следующий день к нему приходит другой человек с другой точкой зрения, и его равным образом тепло выслушивают и успокаивают»12.
Даже развлекая боссов «Стандард Ойл», Рузвельт собирался обрушить на них всю ярость правительства. Он был недоволен тем, что они препятствовали Гарфилду, отказывались подчиниться законному расследованию. Отправив Отчет Гарфилда в Конгресс, он предупредил, что за обнаруженные нарушения министерство юстиции может преследовать «Стандард Ойл». В основу будущих антимонопольных исков легла связь «Стандард Ойл» с железными дорогами. Подобно Ллойду и Тарбелл, генеральный прокурор Уильям Г. Муди решил, что монополия «Стандард» строится на системе тайных противозаконных скидок. В конце июня 1906 года Рузвельт собрал Муди и других членов кабинета на необычное вечернее совещание в Белом доме, чтобы обсудить возможное преследование. 22 июня Муди объявил о предварительном расследовании в антимонопольном иске против «Стандард Ойл», которое возглавил Фрэнк Б. Келлогг – одна из газет рассказала об этом шаге под резким заголовком «Руководители «Стандард Ойл» могут сесть в тюрьму»13.
К этому времени руководители «Стандард» знали, что радушная манера президента ввела их в серьезное заблуждение. «Не вызывает сомнений, что к началу процесса привела особая встреча Кабинета, которую созвал президент и где он имел полное влияние», – сказал Арчболд Рокфеллеру. В попытке храбриться он добавил: «Все хорошо, чувствую себя превосходно и готов к бою»14. «Стандард Ойл», как всегда, ответила бравадой, и «Цербер» Роджерс отправил Рокфеллеру боевые слова: «По моему мнению, мы в порядке и без сомнений уверенно победим, я не думаю, что нам стоит чего-то бояться»15.
В ретроспективе кажется очевидным, что двусмысленные сигналы из Белого дома не просто отражали двойную игру Рузвельта, так как он очень не хотел применять политику большой дубинки против «Стандард Ойл». Антимонопольные иски велись медленно, требовали много времени, и их было чертовски сложно выиграть, поэтому он предпочитал компромисс. Он хотел контролировать тресты, а не ломать их и не жертвовать их эффективностью, и ждал любого предложения о перемирии от своих противников, предложения, что они согласятся на надзор со стороны правительства и добровольно исправятся. Но компромисс был настолько чужд Арчболду, что он не увидел, что может при определенной гибкости избежать антимонопольного иска.
Ко времени, когда администрация Рузвельта сформулировала иск, Рокфеллер уже годами не пересекал порог Бродвей, 26. После 1905 года он даже перестал получать символическую зарплату. Но Рокфеллера все еще считали ответственным за грехи «Стандард Ойл» и больше всего поносили именно тогда, когда он был менее всего вовлечен в дело. Осознавая преимущества приданию тресту человеческого лица, Рузвельт представил Рокфеллера как активного гения шайки, и пресса разыгрывала антимонопольное дело, как петушиный бой между Рузвельтом и Рокфеллером, Белым домом и Бродвей, 26.
Еще до того как федеральное правительство выдвинуло официальные обвинения против «Стандард Ойл», посыпалось множество исков от штатов, и самым напористым стал иск в Миссури, где в 1905 году был избран генеральным прокурором Герберт С. Хэдли. Он приобрел репутацию борца с коррупцией, будучи государственным обвинителем в Канзас-Сити, нацеленным на реформы. Едва став генеральным прокурором, он пустился доказывать, что «Уотерс-Пирс» и «Репаблик ойл» – это тайные торговые дочерние фирмы «Стандард Ойл», которые устанавливали цены и поделили штат на торговые территории со «Стандард Ойл, Индиана». Доставляя повестки руководителям «Стандард» на Манхэттене, люди Хэдли показали себя проворными отчаянными парнями. «Джентльмены занимаются повседневными делами здесь в городе, но передвигаются осторожно», – сообщил Младший своему отцу с Бродвей, 2616. Однажды утром Генри Роджерс быстрым шагом вышел из дома на Манхэттене и сел в свою машину с шофером. Когда машина отъезжала от обочины, посыльный суда М. И. Палемдо выскочил из укрытия и вскочил на подножку. «Господин Генри Х. Роджерс?» – спросил он. Пока Роджерс, потеряв дар речи, смотрел на этого дерзкого чужака, Палемдо бросил ему повестку, взмахнул судебным предписанием и соскочил с разгоняющейся машины.
Даже с такой акробатикой вассалам Хэдли не удавалось поймать Рокфеллера, и к охоте по всей стране присоединилась пресса. Следуя сумбурным сплетням, репортеры ошибочно помещали титана на борт яхты Генри Роджерса, стоящей на якоре у Пуэрто-Рико или в укрытие с Флаглером в Ки-Уэст. Переезжая из одного поместья в другое, Рокфеллер опустился до унизительной жизни беглеца. Затем место его пребывания предательски выдал сыр. Каждый день Рокфеллер получал в Покантико посылку со своим любимым сыром через Нью-Йоркскую Центральную. Однажды местный таксист, Генри Кудж, сообщил прессе, что подозрительные сыры опять поступили в Покантико. «Сыры эти, – сказал он, – я бы узнал где угодно, днем и ночью… Рокфеллер, по моему мнению, где-то в своем поместье»17.
Нос Куджа не обманул: Рокфеллер скрылся в Покантико, превратив его в крепость, охраняемую со всех сторон детективами. Волны судебных служащих бросались на укрепления без результата. «Вновь и вновь, – писала одна газета, – судебным исполнителям в различных обличиях удавалось пройти ворота, но они ни разу не п