28. Младший не ответил на это приглашение поговорить, и Синклер возглавил у Бродвей, 26, «траурную процессию» демонстрантов с черными повязками на руках, в какой-то момент их ряды разрослись за счет делегации из Ладлоу. «Чем сильнее мы бьем Рокфеллера, тем больше мы уверены в победе», – сказал Синклер своим соратникам29. В этой угрожающей атмосфере из кабинета Младшего выдворили женщину с заряженным пистолетом. Старший в кризисе сохранял самообладание, но сын был потрясен до глубины души. Теперь в кабинете в ящике стола он держал пистолет «Смит-энд-Вессон» 38 калибра и выставил охрану на 54-й улице, где его дом осадила еще одна скандирующая группа демонстрантов.
Эмма Голдман, Александер Беркман и прочие ведущие анархисты и уоббли (представители организации «Индустриальные рабочие мира») слетелись в Кайкат протестовать, некоторые проникли на территорию, разбили окна и подожгли коровник, и охранники постарались закрыть поместье от вторжения. Наивно полагаясь на свою силу убеждения, Старший вышел к железным воротам, надеясь успокоить протестующих, но детективы Бернса убедили его вернуться в дом. Вызвали местную пожарную бригаду, чтобы сбивать водяными пушками демонстрантов, пытающихся перелезть через ворота. На месте происходящего собралось так много журналистов, что постоянные вспышки фотоаппаратов отвлекали Рокфеллера от игры в гольф, и ему пришлось поменять свое ежедневное расписание. До конца лета он установил в Покантико ограду с колючей проволокой и протянул особо опасную колючую проволоку поверх стен. Расстроенный, что их земли теперь похожи на крепость, Младший сказал отцу: «Я задаюсь вопросом, не станут ли столь очевидные усилия затруднить проход привлекать внимание и говорить о страхе с нашей стороны и тем самым подстегивать, а не сдерживать посторонних?»30
Неожиданно все состояние Рокфеллера показалось недостаточным перед масштабом угрозы. На одном митинге у Бродвей, 26, выступающие обвиняли Младшего и увещевали толпу «пристрелить его как собаку»31. Зажигательные речи не были только пустой высокопарностью. В мае несколько уоббли были убиты и ранены при взрыве бомбы, которую они собирали на верхнем этаже дома по Лексингтон-авеню; широко ходило мнение, что взрывчатка предназначалась для городского дома Младшего.
После бойни на угольных залежах последовал новый всплеск насилия, южный Колорадо погряз в беззаконии ничейных земель, и президент Вильсон столкнулся с громкими требованиями отправить в район федеральные конные войска. Пытаясь не допустить этого, он написал Рокфеллеру, умоляя его встретиться с Мартином Фостером перед тем, как Фостер отправится проверять шахты. Продолжая старую игру, Рокфеллер сказал, что не был на работе двадцать лет, но что с Фостером в Нью-Йорке встретится его сын.
На встрече 27 апреля Младший был совершенно непоколебим, сказав Фостеру, что КФА контролирует всего треть производства угля в Колорадо, и не стоит выделять для критики именно ее. Затем Младший проинформировал президента:
«Доктор Фостер не смог выдвинуть других предложений, кроме объединения шахт в союз или вынесения вопроса на обсуждение. Мы сообщили ему, что если рабочие «Колорадо фьюел энд айрон» имеют какие-либо претензии, мы уверены, что руководство компании готово теперь, как и всегда, приложить все усилия, чтобы разрешить их ко всеобщему удовлетворению, но что вопрос открытого предприятия… не может оспариваться»32.
Вильсон был потрясен откровенным безразличием к просьбе президента, сказав Младшему: «Мне казалось, это прекрасная возможность сделать серьезный шаг, который показал бы путь решения не только в этом случае, но и во многих других»33. Через несколько дней Вильсон отправил в Колорадо федеральные войска.
Казалось, все печальным образом вернулось в дни «Стандард Ойл», но теперь роль злодея в пьесе играл Младший. Из-за отсутствия гибкости и несгибаемой нетерпимости к профсоюзам, которую также поддерживали его отец и Гейтс, он оказался неспособен уйти от фиаско. «Мы стараемся двигаться тихо и терпеливо в этом суровом испытании, – написал Рокфеллер Гарольду Маккормику, – но, я повторяю, нам всем стоит уделить серьезное внимание вопросу и по всей стране объединиться за сохранение наших прав»34. Гейтс, поддерживая дядю, также отказался хоть немного уступить ради спасения жизней. «Руководство «Колорадо фьюел энд айрон компани» стоят между страной и хаосом, анархией, опалой и конфискацией, и в этом достойны поддержки каждого человека, любящего свою страну»35.
Со всех сторон окруженный ретроградными взглядами и отказом воспринять новые идеи, Младший оказался в невыгодном положении. Катастрофа в Ладлоу угрожала перечеркнуть все его старания очистить семейное имя. Его отец – так долго бывший его путеводной звездой, проводником, мудрецом и наставником – не мог постепенно прийти к мудрому решению в этой сфере. Бойня в Ладлоу вынудила Младшего признать, что некоторые взгляды отца устарели и что интеллектуально он должен отойти от него. Для этого ему нужен был доверенный человек за пределами ближайшего круга, кто-то, кто бы разделял его этические принципы и мог бы придумать практичный достойный выход из безвыходной ситуации. Такой человек был послан ему провидением в лице Уильяма Лайона Макензи Кинга.
Макензи Кинг оказал на Младшего невероятное влияние отчасти потому, что у них совпадали стиль и вкусы, но знание мира отличалось радикально. Кинг, потомок известной канадской семьи, был вундеркиндом канадской политики. Он изучал экономику в Торонто, Чикаго и Гарварде, а затем, в возрасте двадцати пяти лет, был назначен первым заместителем министра труда, а девять лет спустя министром труда. Умеющий мягко убеждать, он стал арбитром многих едких разногласий с рабочим классом и призывал к новым государственным механизмам для их разрешения. В 1911 году удача изменила ему, правительство либералов пало, и он лишился министерского поста и оказался в состоянии острой нехватки денег. Три года богатая британка Вайолет Маркхэм поддерживала его финансово. Кинг всегда находил недостатки в высшем обществе, называл его мелочным, лживым и тщеславным, но, если нуждался в деньгах, мог расшаркиваться с богачами.
В начале июня 1914 года, все еще беспокоясь о своих финансах, он получил загадочную телеграмму из Фонда Рокфеллера, приглашающего его в Нью-Йорк на обсуждение специального проекта по труду в новом отделе экономических исследований. 6 июня он провел четыре часа за закрытыми дверями на 54-й Западной улице, 10, совещаясь с Младшим, Джеромом Грином и Старром Мерфи. К концу встречи Младший попросил его возглавить новый департамент по производственным отношениям – что по сути означало стать его личным советником по Ладлоу. Хотя Младший отрицал это публично, он был достаточно умен и видел, что ему необходимы какие-то новые подходы в отношениях с рабочими. Кинга, амбициозного либерального политика, поначалу ужаснули потенциальные последствия этой связи. В своем дневнике он признался: «Как только я окажусь каким-либо образом связан с концерном Рокфеллера, мое будущее в политике будет под угрозой»36. Два месяца Кинг колебался, соглашаться ли на работу. Но так как ее предлагал Фонд Рокфеллера, а не «Стандард Ойл», он набрался храбрости и пошел на риск, особенно когда этот шаг активно поддержал бывший президент Гарварда Чарльз Элиот. На второй встрече с Младшим в Покантико, в присутствии Старшего, Кинг дал свое согласие.
Кинг и Младший были примерно одного возраста, невысокие и коренастые, скромные и порядочные, одевались в темные старомодные костюмы. Что-то в банальных поучениях Кинга очень сильно перекликалось с Рокфеллерами. Убежденный пресвитерианец, Кинг самозабвенно читал Библию и воздерживался от карт и табака, и эти двое сдержанных, склонных к уединению молодых людей сразу же нашли взаимопонимание. Многие видели в Кинге те же самые силы и слабости, которые часто приписывали Младшему, – мессианство и отсутствие простоты в общении. Оба молодых человека идеализировали своих матерей, и, когда Кинг позже ударился в спиритуализм, он утверждал, что связался во время сеанса с духом умершей матери. Согласно Младшему, Кинг «довольно легко увлекался», но что-то останавливало его, и он остался холостяком37.
Младший видел в появлении Кинга «избавление, посланное небесами», и позже сказал: «Редко на меня человек производил такое хорошее впечатление в первую встречу»38. Обычно окруженный людьми постарше, Младший нашел в Кинге ровесника, знающего из первых рук полный суеты мир. Через год после знакомства Младший сказал ему: «Я нашел в вас брата, которого у меня никогда не было, но которого мне хотелось бы иметь»39. Несмотря на это, следующие сорок лет Младший называл его «господин Кинг». Кинг, идеалист с большими амбициями, видел в Младшем способ провести социальную реформу и получить хорошую компенсацию за сделку. Несмотря на свой либерализм и изначальное предубеждение против Рокфеллеров, Младший сразу понравился Кингу, и тот тоже посчитал его родственной душой. «Что бы ни сделал или ни делает его отец, – сказал Кинг другу, – я вижу, что этот человек практически во всем истинный последователь Христа»40.
Не считая своей раскрепощенной жены, Младший ни с кем не говорил так открыто, как с Кингом. Кинг откровенно предупредил его, что Ладлоу может свести на нет филантропическую работу Рокфеллера и что преодолеть несправедливое предубеждение публики против семьи будет «геркулесовым трудом». Только Кинг мог затронуть страшную тему деловой этики Старшего, не выглядя нелояльным. Он записал в дневнике сказанное Младшему:
«Ему следует признать, что мы живем в другом поколении, не похожем на то, в котором жил его отец, когда было возможно, выстраивая отрасль подобно «Стандард Ойл», сохранять в относительном секрете методы работы и т. д. и держать дела предприятия только между людьми, которые в нем участвуют. Сегодня пришел дух общества, и совершенно необходимо доверять тайны публике, обнародовать многие вещи и выступать за некоторые принципы достаточно широко»