ду? – спросил Морис Кларк, не веря своим глазам. До этого он не осознавал, что Рокфеллер заручился поддержкой Эндрюса. – Ты действительно хочешь разойтись?» «Я действительно хочу разойтись», – ответил Рокфеллер, который за предшествующие недели заручился поддержкой дружески настроенных банкиров45. Было решено продать фирму на аукционе тому, кто даст больше.
Даже будучи молодым человеком, Рокфеллер действовал в кризисе крайне собрано. В этом отношении он был прирожденным лидером: чем больше волновались окружающее, тем спокойнее становился он сам. Во время аукциона Кларки привлекли адвоката, а Рокфеллер, показывая свою непревзойденную уверенность, представлял сам себя. «Я считал себя способным справиться с таким пустяшным делом», – рисовался он46. Адвокат Кларков выступил аукционистом. Торг начался с пятисот долларов, цена быстро поднялась до нескольких тысяч долларов, затем медленно дошла приблизительно до пятидесяти тысяч – уже выше, чем Рокфеллер оценивал предприятие по переработке. Так как аукцион стал поворотным моментом на его пути к господству в промышленности, процитируем его воспоминание об этом историческом моменте, то, как он сам об этом рассказал в своих мемуарах:
«Затем дошло шестидесяти тысяч долларов и потихоньку добрались до семидесяти тысяч долларов. Я уже начинал опасаться, что не буду в состоянии купить дело и, главное, не наберу денег для расчета. Наконец, противники дают семьдесят две тысячи. Я немедля крикнул: семьдесят две пятьсот! Тогда Кларк сказал: «Дальше я не пойду, Джон: дело за тобой!» «Надо ли немедля чек на всю сумму?» – спросил я. «Нет, – ответил Кларк, – я тебе эту сумму поверю; устраивайся, как тебе удобно»47.
Рокфеллер понимал, что этот момент будет иметь серьезные последствия. «Тот день определил мой путь. Я чувствовал его величие, но я оставался спокоен, как теперь, когда разговариваю с вами», – сказал он Уильяму О. Инглису48. Он заплатил за свободу высокую цену, уступив Кларку свою половину торгового дела и семьдесят две тысячи пятьсот долларов. (Сегодня цена покупки составила бы шестьсот пятьдесят две тысячи долларов.) Но полученный им приз был невероятный. В двадцать пять лет он завладел крупнейшим нефтеочистительным предприятием Кливленда, которое перегоняло пятьсот баррелей сырой нефти ежедневно – в два раза больше ближайшего местного конкурента – и входил в число крупнейших заводов мира. 15 февраля 1865 года «Кливленд Лидер» напечатала следующее: «Извещение о товариществе – нижеподписавшиеся, приобретя полностью долю «Эндрюс, Кларк энд Ко» в «Экселсиор ойл воркс» и все запасы бочек, нефти и т. д., продолжат дело прежней фирмы под именем «Рокфеллер & Эндрюс»49. Рокфеллер смаковал месть против Кларков, потрясенных тем, что младший компаньон смог найти, втихомолку, деньги на такую крупную сделку, и внутренне ликовал над самодовольной наивностью старших мужчин. «Тогда [братья Кларки] очнулись и впервые увидели, что мой ум не бездействовал, пока они много и громогласно спорили»50. Все баптистское презрение Рокфеллера к тщеславию, показной пышности и пустым разговорам выразилось в этом единственном наблюдении. 2 марта 1865 года фирма «Кларк энд Рокфеллер» также была распущена, и Рокфеллер навсегда выбросил трех вздорных братьев Кларков из своей жизни.
Но Рокфеллера продолжали терзать воспоминания о Кларках, и говорил он о них так, как будто пережил ночной кошмар. «У меня нет слов, способных передать мучения, перенесенные мной за эти годы, унижение и страдание. И я всегда указываю тот день, когда я отделился от них и выплатил большие деньги, как на начало моего успеха в жизни»51. Сложно понять, преувеличивал ли Рокфеллер кичливость Кларков, но важно, что он был человеком гордым и чувствительным, и их едкие слова гулко отдались в его сознании. Выступив собственным хозяином, он никогда больше не почувствует, что его продвижению препятствуют недальновидные посредственные люди.
Передача имущества «Кларк энд Рокфеллер» разворачивалась на исходе дней Гражданской войны. К декабрю 1864 года генерал Шерман дошел до Саванны и повернул на север через Северную и Южную Каролины. Примерно через два месяца после того как Рокфеллер заполучил нефтеперерабатывающее предприятие, Роберт И. Ли признал поражение Улиссу С. Гранту в здании суда в Аппоматоксе. Кливленд, как город, прятавший до войны многих беглых рабов, был особенно опечален пришедшими новостями об убийстве Линкольна. 27 апреля траурный поезд привез гроб с его телом, который на несколько часов выставили в специальном помещении, и хор женщин в белоснежных одеждах пел у железнодорожных путей погребальные песни убитому президенту.
К этому моменту новая фирма Рокфеллера и Эндрюса расположилась на втором этаже кирпичного здания на Супериор-стрит, в паре кварталов от реки Кайахога, в конторском здании Секстон-Блок. Из своего нового командного пункта молодой предприниматель мог смотреть в окно за проплывающими баржами, груженными бочками с нефтью с его завода. Будучи уже зрелым бизнесменом, он полагался на Эндрюса только как на технолога и взял на себя управление другими направлениями работы предприятия. После того как молодой человек отказался от старших компаньонов, у него не было настоящих наставников в коммерции, героев или примеров для подражания, и он никому не отчитывался. Джон Д. Рокфеллер не просто сделал себя сам, он сам себя изобрел и уже обладал несгибаемой верой в собственное суждение.
При всей своей решительности молодого бизнесмена, Рокфеллер не торопился устраивать личную жизнь. Он уже определил свои потребности и искал женщину, которая была бы набожной и любящей, нацеленной на церковь и всеми силами поддерживала бы его карьеру. Благодаря простым нежным отношениям с матерью Рокфеллер чувствовал себя с женщинами комфортно, искренне любил их общество и, в отличие от грубого Билла, относился к ним с уважением.
За недолгое время обучения в Центральной школе Рокфеллер подружился с двумя способными образованными сестрами Люси и Лорой Селестией Спелман и особенно проникся симпатией к Лоре или, как ее называли, «Сетти». Его манера общения с девушками оставалась нескладной, но сестры увидели его с теплой, располагающей к себе стороны. В отличие от многих других девочек в школе Сетти обладала практичным складом ума и пошла на коммерческие курсы, чтобы освоить основы предпринимательства, и она восхищалась Джоном и его эпохальным поиском работы в 1855 году. Как позже отметила подруга Сетти: «Она увидела, что он амбициозен, и считала его честным, что скорее всего нравилось ей больше, чем все остальное»52. Несомненно, Сетти дала понять Джону, что, если его экономические перспективы улучшатся, шансы добиться ее существенно возрастут.
Почти не вызывает сомнений, что в ухаживании за Сетти Джона сдерживало неравенство их социально-экономического положения, что объясняет разрыв в девять лет между их знакомством в старших классах и браком в 1864 году. Спелманы были светскими людьми, влиятельной семьей и жили в красивом доме. Подруга Лоры вспоминала: «Возможно, Сетти не была особенно богатой и красивой, но ее отец был не менее обеспечен, чем отцы других девушек нашего класса. Член Законодательного собрания Огайо, он был довольно известен своей благотворительной работой, поэтому – знаете, как это происходит между детьми, – мы думали, странно с ее стороны выказывать расположение к Джонни»53. Несложно заметить, что привлекло Джона к Лоре, кроме всем известной совместимости: Спелманы означали респектабельность, которая так безнадежно ускользала от его собственной семьи.
Спелманы, с развитым чувством гражданского долга, активные борцы с социальной несправедливостью, не просто открывали путь в местную аристократию, они были настоящий семьей. Харви Бьюел Спелман, родившийся в Массачусетсе, прямой потомок пуритан, и Люси Генри встретились в Огайо, поженились в 1835 году, и 9 сентября 1839 года родилась Лора Селестия. Переехав в Акрон в 1841 году, поначалу они жили скромно, миссис Спелман занималась стиркой, чтобы в семье было больше денег; Сетти маленькой девочкой помогала толкать маленькую красную тележку по городу и развозить белье. Даже после того как Харви Спелман открыл галантерейную лавку и сделал состояние, они с Люси не предались удовольствиям, а удвоили свою активную работу реформаторов. Как член местного образовательного совета, Харви Спелман стал инициатором создания передовой системы публичных школ, и эта кампания привела его в 1849 году в Законодательное собрание штата Огайо. Спелманы участвовали в делах церкви, помогали основанию конгрегационалистской церкви в Акроне. Религиозные убеждения подкрепляли их гражданскую деятельность, а искоренение зла стало частью и религиозных, и политических задач.
Харви Бьюел Спелман, с широким лбом, клокастыми бровями и воинственной бородкой, был горячим сторонником фундаментализма и любителем пророческих размышлений. Он часто видел, как рука Божья поражает американский народ за развратную невоздержанность и произносил пламенные обличительные речи против зеленого змия: «Широко распространенное и чрезмерное потребление рома – это хворост, который поддерживает огонь худших страстей в природе человека, порождает бунты, коммунизм и стачки, поощряет невежество, порок и преступления и более всех остальных причин угрожает стабильности наших свободных институтов», – сказал он в 1879 году54. Люси Генри, его степенная энергичная жена, любила петь церковные гимны и почти не пускалась в светскую болтовню, хотя могла повеселиться с дочерьми. «При любом упоминании Библии, воздержания от спиртного, образования, деятельности женщин ее глаза загорались прежним огнем, а лицо пылало убежденностью», – так говорил о Люси священник с простительным преувеличением на ее похоронах55.
Вследствие их участия в делах церкви – и это относилось ко многим евангельским христианам после Второго Великого пробуждения – Харви и Люси были непримиримыми аболиционистами и активно выступали за воздержание от спиртного. Их дом служил «станцией подземной железной дороги», они проводили многих рабов к свободе из Теннеси и Кентукки, и с ними провела несколько дней Соджорнер Трут, бывшая рабыня, аболиционистка и странствующий проповедник. По словам Сетти, мать готовила в День отдохновения, только если нужно было сделать горячую еду рабам, бегущим в Канаду. Не менее страстно Спелманы относились к горячительным напиткам. Участвующая в «крестовом походе» миссис Спелман не только ходила по улицам, но и врывалась в салуны, падала на колени в молитве и умоляла грешников за барной стойкой изменить свой путь, а мистер Спелман параллельно проводил кампанию по закрытию кабаков.