«Я всегда считал вас и «Стандард Ойл компани» моим идеалом в успехе крупной компании», – сказал он ему через год после того создания жатвенного треста83. Рокфеллер взаимностью не отвечал и критиковал руководство Гарольда в «Интернэшнл харвестер». У него накопился длинный список претензий, в том числе неспособность Гарольда уведомить его о предстоящих отчетах о прибылях. Повторяя старый рефрен, он жестко критиковал Гарольда за чрезмерные дивиденды. Со временем Джордж Перкинс начал непреклонно настаивать, что дивиденды следует увеличивать, даже при больших долгах компании. Когда Гейтс пришел к Моргану с протестом, он ушел убежденный, что дом Моргана доит акции ради краткосрочной прибыли. «Весьма вероятно, – сказал он Рокфеллеру, – что причина, по которой «Морган энд Ко» так настаивают на увеличении дивидендов с четырех до шести процентов в том, что это позволит им продать акции по большой цене на основании увеличившегося дивиденда. Цены на акции в последнее время искусственно завышались, очевидно, человеком внутри компании, а именно господином Перкинсом, который знал, они не в свободном обращении и дадут мало»84. Гарольд и Сирус Маккормик выражали лишь самые слабые протесты, к разочарованию Старшего. Когда в 1912 году срок голосующего треста истек, Маккормики с большинством акций твердо сохранили контроль, но Рокфеллер постепенно продал свои позиции. Он не позволял семейным чувствам влиять на свои деловые суждения.
В отличие от бунтарки Эдит, средняя дочь, Алта, была доброй и послушной, всегда была готова угодить родителям. Стройная и грациозная, подростком она была неспокойным и писала брату ободряюще из Женской семинарии в городке Рай: «Классы не очень большие, и я не буду бояться»85. Вероятно, из трех дочерей она чувствовала наибольшую привязанность к отцу и никогда не отходила слишком далеко от семьи. «Нет, я не меняюсь, – призналась она однажды подруге. – Я все еще ношу хлопковые чулки»86. Она могла выглядеть трогательно невинно, и, даже уже будучи замужем и с детьми, излучала очарование девочки. «Она напоминала прямо шестнадцатилетнюю дочку», – Сетти записала в дневнике после посещения сорокаоднолетней Алты87.
Как и впоследствии ее брат, Алта страдала от ужасных головных болей. В возрасте восьми или девяти лет она перенесла скарлатину и после болезни частично оглохла на одно ухо, этот недуг сблизил ее с родителями. Позже ей значительно помог венский врач, доктор Исидор Мюллер, и десятилетиями она совершала ежегодные паломничества в Карлсбад и повторяла курс лечения. Алта была такой прекрасной певицей и пианисткой, что многие не замечали недостатка, но внимательные наблюдатели видели, как она быстро и почти незаметно наклоняет здоровое ухо к говорящему, чтобы четче уловить его слова.
Джон Д., всегда проявлявший бдительность относительно планов охотников за состоянием его дочерей, больше всего беспокоился за Алту, страстную и впечатлительную. Она легко очаровывала и постоянно влюблялась не в тех мужчин, провоцируя семейные операции по спасению. К ее влюбленностям часто примешивался миссионерский порыв спасти возлюбленного от некоторой предполагаемой неудачи.
Если Рокфеллер предполагал, что Алта будет в безопасности в святилище баптистской церкви, в начале 1891 году ему пришлось очнуться. Хотя Рокфеллеры переехали на Манхэттен, каждое лето, возвращаясь в Форест-Хилл, они возвращались в Баптистскую церковь на Юклид-авеню. Рокфеллер, как помощник священника и директор воскресной школы, все еще оплачивал половину расходов церкви из своего кармана. Преподавая в воскресной школе, Алта, девятнадцати лет, потеряла голову от сорокасемилетнего пастора, преподобного доктора Л. А. Крэндалла. Несмотря на значительную разницу в возрасте, она пыталась отучить его от пагубной привычки курить. Преподобный Крэндалл, хотя был всего на пять лет моложе самого Рокфеллера, не смог устоять перед восхищением Алты. Его жена умерла полтора года назад, и он, эмоционально опустошенный, остался с сыном, учащимся в колледже, и с дочерью, посещавшей частную школу.
Крэндалл, убежденный, что Алта искренне любит его, заговорил с ней о замужестве. Рокфеллер, услышав об этом, поначалу отказался верить, затем собрал людей у себя дома, расспросил их и с изумлением узнал правду. Он предъявил суровый ультиматум доктору Крэндаллу: либо тот сложит с себя обязанности, либо Рокфеллеры уйдут из Баптистской церкви на Юклид-авеню. Церкви грозило разорение без денег Рокфеллера и скандал. Подчинившись силе, доктор Крэндалл стал пастором в Чикаго, сообщив, что переезжает туда, чтобы дать детям лучшее образование.
Через три года Алта влюбилась в молодого священника Роберта А. Эшворта, слабого здоровьем. Когда Рокфеллер узнал о привязанности дочери, он попытался понять, как излечить ее, не показывая своего участия. В конце декабря 1894 году он неожиданно организовал увеселительную поездку для молодых людей, в их числе Младший, Алта и Эшворт, в горы Адирондак с катанием на санях. Рокфеллер выбрал активные виды спорта, которые показали бы Алте тщедушность Эшворта. «Большинство молодых людей, приглашенных в поездку, были очень крепкими, и священник со своей физической слабостью выглядел жалко по сравнению с ними», – рассказывал друг Младшего Эверетт Колби.88 Отцовский замысел, судя по всему, сработал, и проблемные отношения закончились неделю спустя.
Из всех детей Рокфеллера Алту больше всех беспокоило положение бедного иммигрантского населения, наполнившего американские города в конце XIX века. Там, где ее отец выражал доброжелательность на расстоянии, Алта закатывала рукава, отправлялась в трущобы и управляла программами помощи бедным. На пересечении 10-й авеню и 55-й улицы на Манхэттене она устроила школу шитья для нуждающихся девочек, призвала учителей волонтеров и набрала сто двадцать пять учениц. Она организовала и небольшую частную клинику для женщин-инвалидов.
Несмотря на талант управленца, Алта отошла от обыкновения отца строить крупные заведения и предпочитала маленькие благотворительные организации, лучшим примером которых стал Алта-Хаус в Кливленде. В 1890-х годах местный священник заинтересовал Рокфеллера и его дочь благотворительным проектом, Ассоциация дневных яслей и бесплатных детских садов, обслуживающих бедных итальянских иммигрантов в районе Мюррей-Хилл, Маленькой Италии в Кливленде. Многие работающие пары оставляли там детей на день. Рокфеллер согласился построить здание для нового поселения – Алта-Хаус, – оборудованное прачечной и медицинским пунктом и переданное обществу в феврале 1900 года. Отец выделил деньги и покрыл бюджет на первые двадцать лет, а Алта выполнила рутинную работу. Ей нравилось общаться с семьями иммигрантов, и она с особым удовольствием одевала кукол для их детей.
Завершив работу в благотворительном учреждении, Алта отчаянно желала выйти замуж. После свадьбы Эдит и Гарольда Маккормика в 1895 году она открыто завидовала сестре и сказала брату: «Я должна попробовать и искренне ощутить все ее счастье»89. Через Гарольда Маккормика Алта познакомилась с Эзрой Пармали Прентисом, тогда работавшим в Чикаго юрисконсультом «Иллиной стил компани». Холодный и умный, строгий перфекционист, Пармали был и ученым-любителем, и держал крупную коллекцию метеорологических инструментов. Наследник старой семьи из Олбани и выпускник колледжа Амхерста и Гарвардской юридической школы подвергся пристальному изучению под микроскопом, которое ждало любого претендента на руку Алты. В начале 1900-х годов она рассказала Младшему: «[Пармали] дал отцу имена четырех своих друзей, которые ответят на любые вопросы о нем, какие отец захочет задать, и сказал, что готов расширить этот список, если желательно»90. Пармали прошел осмотр, и они с Алтой поженились в следующем году, но у Пармали и Старшего отношения были не близкие, и виделись они редко. Пармали писал тестю официальные письма, начинавшиеся с обращения «Уважаемый господин Рокфеллер» и подписанные «Э. Пармали Прентис».
В отличие от Эдит Алта хотела жить поближе к родителям. Возможно, Пармали совершил ошибку, но он оставил работу в Чикаго, стал адвокатом в Нью-Йорке и вошел в фирму, которая позже превратится в «Милбэнк, Твид, Хадли энд Мак-Клой». Отказавшись мало-помалу от свободы, он позволил Младшему купить и обставить для них новый дом на 53-й Западной улице, 5. Дом, подарок от Старшего, стоял за его собственным домом на 54-й Западной улице. «Дом обставил дядя Джон, – вспоминал один из детей Алты и Пармали. – Отцу было совершенно все равно, а мама не знала как. Она выросла в тех же привычках, что и дядя Джон, и ее некому было вытащить. Она была робкая, духовная, как ее мать, и кроме того была уверена, что брат всегда знает, как лучше»91. Пармали был прекрасным юристом, он написал две книги и защищал дела перед Верховным судом. Поначалу Рокфеллер передавал юридическую работу ему и советовал другим магнатам следовать его примеру, но никогда не получал ожидаемой благодарности от гордого зятя. В 1905 году, когда Рокфеллер попросил его реорганизовать «Колорадо фьюел энд айрон», он не только был возмущен гонорарами, выставленными Пармали, но и его высокомерным обращением с представителями держателей облигаций. На этом этапе Рокфеллер посоветовал Гейтсу передавать меньше дел фирме Пармали. Неспособный идти на компромисс в деловых принципах, Рокфеллер предпочел вместо этого поставить под удар семейные отношения.
Рокфеллер не стал распределять деньги между детьми по достижении ими совершеннолетия, а оставил их после браков на пособиях и сохранил за собой право проверять их финансы. Младшего назначили семейным аудитором, и в силу обстоятельств троих зятьев стало раздражать его присутствие в их жизни. Пармали негодовал на вмешательство в частную жизнь, когда в 1904 году Младший решил, что они с Алтой тратят вдвое больше того, что гарантирует их доход. Чрезмерная щедрость, которую Старший продемонстрировал после свадьбы Алты, теперь обернулась ее противоположностью, и Алта оказалась в унизительном положении, вынужденная просить денег. После очередной претензии она уже не скрывала гнева. «Десять лет назад, когда мы пришли в дом, ты был столь добр, что заплатил за все кружевные занавески, – написала она отцу. – Эти занавески теперь износились, и я купила новые… Ты не мог бы мне помочь оплатить занавески? Я буду очень признательна. Если нет, конечно, все в порядке»