24. До начала 1911 года, когда эстафету перехватил Отдел здравоохранения города Нью-Йорк, РИМИ раздавал сыворотку Флекснера бесплатно, в качестве общественной работы. Позже заболевание стали лечить сульфамидами, а затем антибиотиками, но пока сыворотка Флекснера милосердно спасала сотни, а возможно, и тысячи жизней. Пресса восхваляла его как творца чуда, преумножая славу лаборатории.
В бурный период антимонопольных исков триумф Флекснера создавал в обществе доброжелательное отношение к Рокфеллеру, и это сказалось на щедрости хозяина. В начале 1907 года директоры института просили Рокфеллера пожертвовать шесть миллионов долларов; желая сдержать романтичные мечты, он согласился на два миллиона шестьсот тысяч или менее чем на половину желаемой суммы. В тот же год Младший сообщил ему, что как раз подходящее время построить рядом небольшой госпиталь, обещанный Флекснеру; общая стоимость дара и госпиталя составила бы восемь миллионов долларов. Пока Рокфеллер размышлял над этим, триумф сыворотки Флекснера перевесил чашу весов, и в мае 1908 года Младший уведомил правление, что отец, отдавая дань достижению, создаст госпиталь на шестьдесят мест и изолятор – на девять. Пока на столе раскладывали чертежи, Рокфеллер умерял свою щедрость обычными прижимистыми просьбами об экономии. «Этим институтам легко просить денег, – сказал он сыну. – Мы же ни фартинга не можем тратить неблагоразумно»25. Когда в 1910 году госпиталь открылся, он бесплатно лечил пациентов с любым из пяти приоритетных исследуемых заболеваний: полиомиелит, долевая пневмония, сифилис, болезни сердца и кишечный инфантилизм. Четыре палаты на верхнем этаже были зарезервированы для семьи Рокфеллера, но Старший ни разу не воспользовался привилегией, несмотря на постоянные уговоры Гейтса: «Врачи крайне вежливые, мягкие и внимательные, а медсестры просто эталон своего племени», – убеждал он26. Но Рокфеллер упрямо предпочитал остеопатов и гомеопатов, которых ему тоже было проще контролировать.
Теперь, став независимой и надолго обосновавшейся организацией, РИМИ утвердил внутреннюю документацию и создал правление директоров по науке с неограниченным контролем над исследованиями – беспрецедентная декларация о вере в науку в анналах американской филантропии. (Отдельный совет попечителей занимался вопросами финансов.) По оценке одного периодического издания, РИМИ теперь был, «вероятно, лучше всего оборудованным учреждением в мире по изучению причин и способов лечения болезни» – большая заслуга оборудования возрастом менее десяти лет27. Он становился самым богато финансируемым учреждением такого рода на земле и начал выпускать бесконечный перечень медицинских чудес.
Флекснер был не только лабораторным волшебником, он мастерски выискивал таланты. Он собрал блестящих блуждающих, нелюдимов и чудаков, на чьем творчестве благоприятно сказывалась спокойная атмосфера института. На своем утесе на Ист-Ривер он собрал великолепных ученых – он гордо называл их своими примадоннами, – в их числе Пауль Эрлих и Жак Лёб. Еще одним гениальным приобретением стал японец, сотрудник лаборатории, Хидэё Ногути, который выполнит новаторскую работу по исследованию сифилиса. Флекснер превратил институт в несколько автономных департаментов, каждый ставший вотчиной местного гения, тогда как он сам строго следил за основным бюджетом.
Самым дальновидным решением Флекснера стало нанять хирурга доктора Алексиса Карреля из Чикаго, рожденного во Франции. Невысокий, плотного сложения, с прямой военной выправкой, Каррель был католиком, мистиком и убежденным роялистом. Его направление в медицине определилось в 1894 году, когда убийца напал с ножом на президента Франции Сади Карно, и тот истек кровью из-за повреждения кровеносных сосудов. Каррель, которому тогда был всего двадцать один год, занялся загадкой соединения поврежденных сосудов и придумал решения, которые упростят переливание крови, трансплантацию органов и другие передовые хирургические процедуры. Рокфеллер часто рассказывал гостям за ужином драматическую историю, как доктор Каррель в 1909 году спас жизнь недоношенному младенцу, у которого обнаружилось melena neonatorum (мелена новорожденных при геморрагической болезни новорожденных), при котором кровь выделяется в пищеварительном тракте. Проведя чудесную операцию, Каррель воскресил побелевшего младенца, подсоединив вену на его ноге к артерии отца, врача из Нью-Йорка; через несколько минут лицо ребенка приобрело розовый румянец. В 1912 году Каррель стал первым ученым из Америки, получившим Нобелевскую премию по медицине.
Рокфеллеру повезло, он вложил деньги в тот самый момент, когда медицинские исследования вызревали как дисциплина и предлагали безграничные возможности. Вероятно, ни один другой благотворительный проект титана не имел такого безоговорочного успеха. Подчиняясь практике разделения труда, Эндрю Карнеги уступил медицину Рокфеллеру. Когда к нему однажды подошли по поводу строительства медицинских учреждений, он хитро улыбнулся и сказал: «Это специальность господина Рокфеллера. Идите к нему»28.
Десятилетиями выдерживая многочисленные оскорбления, Рокфеллер и его окружение были рады, возможно, даже слегка удивлены, чистейшей похвале, которая досталась РИМИ. Гейтс буквально светился от удовольствия: «Тончайший слух едва ли различит хотя бы одну неблагозвучную ноту»29. Прося денег для РИМИ, Младший заметил отцу, что «ни один из Фондов, которые ты основал, не пользуется у публики в целом такой известностью и не свободен от критики так, как Институт. Поэтому я считаю, что крупные суммы денег, в каком-то смысле безопаснее вложить туда, чем в другие сферы»30. Гейтс развил эту тему, говоря, что через медицинские исследования деньги Рокфеллера помогают всем на земле и что «ценности медицинского исследования самые всеобъемлющие, это самые глубокие и важные ценности для всех, живущих в мире»31. Как мог Рокфеллер, долго являясь мишенью почти всеобщих оскорблений, не принять эту новую роль благодетеля человечества? Его пожертвования отражали и его собственную одержимость долголетием. Швейцарский психоаналитик Карл Юнг встретился с Рокфеллером в 1912 году и записал свои впечатления: «Он почти исключительно обеспокоен здоровьем своего тела, думает о различных лекарствах, новых диетах и, возможно, новых докторах!»32
В своем окружении Рокфеллер столкнулся с одним громогласным критиком РИМИ: приятелем по гольфу и другом доктором Гамильтоном Ф. Биггаром, сторонником гомеопатии. Биггар, доктор старой школы из маленького городка, имел привычку на разные разглагольствовать: «У нас слишком много лабораторий и недостаточно практики у кровати больных»33. Отчасти из-за Биггара Рокфеллер воспротивился слиянию Чикагского университета с аллопатическим Медицинским колледжем Раша. Под влиянием Биггара Рокфеллер чуть не отказался выдать чек на пятьсот тысяч долларов на восстановление Медицинской школы Университета Хопкинса, когда ее частично уничтожил пожар в 1904 году – просто потому, что школа не признавала гомеопатию. Гейтс отмахнулся от работы Самуэля Ганемана, немецкого основателя гомеопатии, назвав ее «дикими фантазиями дурака, ставшего лунатиком», – и обнаружил, как сложно переносить пережитки веры Рокфеллера в то, что сам Гейтс считал устаревшей медициной34. Хотя он отчасти умалчивал о собственном твердом мнении по предмету, настоящей целью Гейтса было нанести смертельный удар по гомеопатам – закрыть их медицинские школы, изгнать их из медицинских обществ и лишить их практики в лечебных учреждениях – и расчистить путь научной медицине. Гейтс считал Биггара если не шарлатаном, то, по крайней мере, ископаемым и опасался его попыток подорвать РИМИ с тыла.
В какой-то момент противники вивисекции подняли шум об экспериментах в РИМИ, и Биггар бросился в драку, жалуясь Рокфеллеру на жестокость по отношению к лабораторным животным. Тогда Гейтс решил навсегда лишить Биггара влияния. Он обрушился на гомеопатов в нескольких язвительных памятных записках Рокфеллеру: «Ни доктор Биггар и ни один из его друзей гомеопатов не говорили вам, и поэтому, я думаю, следует вам сообщить, что гомеопатия быстро вымирает в этой стране». И то же касается аллопатии: «Обе медицинские школы уходят на заре научных исследований. Обе неправы. Теории обоих полностью разбиты за последние двадцать пять лет»35. В первой версии письма, так и не отправленного, Гейтс высказывался еще более прямолинейно. «Доктор Биггар не следит за прогрессом медицины и продолжает блуждать в сумерках двух или трех поколений назад»36. Из уважения к партнеру по гольфу Рокфеллер не признавал эти записки.
По иронии судьбы, Рокфеллер сохранил такую веру в гомеопатию даже тогда, когда финансировал самое передовое учреждение по медицинским исследованиям в мире. Периодически у него начинались приступы раздражения, и он слал письма о необходимости спасти гомеопатию, но эти вспышки быстро проходили. Своей филантропией Рокфеллер сделал больше чем кто-либо для уничтожения гомеопатии в Америке, и в итоге он оказался не в силах остановить научную революцию, которую он сам в значительной степени привел в движение.
В целом Рокфеллер выделил исследовательскому институту шестьдесят один миллион долларов. К 1950-м годам он породил такое количество подражателей, что ему было необходимо сменить направление. Институт преобразовался из исследовательского центра в специализированный университет, предлагающий только докторскую степень и стипендии на исследования. Его название было официально изменено на Рокфеллеровский университет в 1965 году Список преподавателей стал плотно насыщен лауреатами Нобелевской премии, и к 1970-м годам их было шестнадцать. Для сына бродячего торговца сомнительными препаратами это был самый невообразимый подвиг. Самая величественная похвала влиянию Рокфеллера в этой сфере пришла от Уинстона Черчилля, который написал незадолго до смерти Рокфеллера:
«Когда история вынесет свой окончательный приговор Джону Д. Рокфеллеру, вполне возможно, что его вклад в научные исследования будет признан вехой в прогрессе человечества. Впервые наука получила направление; стали возможны длительные эксперименты большого масштаба, а над теми, кто ведет их, не нависает тень финансовой катастрофы. Сегодня наука не меньше обязана щедрости и прозорливости богатых людей, чем искусство Ренессанса обязано покровительству пап и государей. Из этих людей Джон Д. Рокфеллер первый»