«Билль наделяет небольшую группу людей, абсолютно контролирующую доход в сто миллионов долларов или более на общие неопределенные цели, властью, которая может оказаться в высшей степени коррумпирована… Следовательно, приемлемо ли, что теперь, когда Соединенные Штаты ищут способ через суд уничтожить огромное скопление богатства, созданное господином Рокфеллером… Конгресс Соединенных Штатов помог в принятии закона, создающего и увековечивающего его имя в организации, которая будет держать значительную долю этого огромного богатства и распоряжаться ей?»13
Тафт принял во внимание его точку зрения. «Я согласен с вашей… характеристикой предложенного акта о создании организации Джона Д. Рокфеллера»14.
Но Тафт эти колкости оставил для внутреннего потребления, а лично с Рокфеллерами общался более примирительно. 25 апреля 1911 года сенатор Олдрич провел Младшего и Эбби в Белый дом на сверхсекретный обед с президентом. Позже эту встречу интерпретировали, как нескладные попытки повлиять на дело «Стандард Ойл», но касалось оно исключительно учреждения Фонда Рокфеллера. В ужасе от мысли, что пресса пронюхает об этом обеде, Тафт настоял, чтобы гости вошли не через главный вход, а в боковые восточные двери. Их имена не были записаны в гостевых книгах и не упоминались сотрудниками Белого дома. Доверенного помощника Тафта, Арчи Батта, забавляло смущение президента. «Странно, как люди, занимающие государственный пост, содрогаются при именах Олдрич и Рокфеллер», – размышлял он15. За обедом Тафт размышлял, что лицензия фонда пройдет, только если ее временно отложить до улаживания антимонопольного иска. Младший ушел с обеда воодушевленным, чувствуя, что президент был «весьма приятен и доброжелателен»16.
Чтобы успокоить народ, лагерь Рокфеллера пошел на некоторые экстраординарные уступки, в том числе предложил разместить новый фонд в столице страны. Когда Гейтс столкнулся с Тафтом на обеде в Колледже Брин-Мор, президент предложил ему направить идеи по внесению в план мер предосторожности. Гейтс составил записку по результатам встречи и указал, что Конгресс мог бы в любое время ограничить траты денег фондом. Касательно страхов, что в руках Рокфеллеров окажется чрезмерная власть, Гейтс подчеркнул, что близкие Рокфеллеров составят только пять или более членов совета из примерно двадцати пяти человек. Гейтс затем выдвинул невероятное предложение: все или большинство перечисленных людей будут иметь право вето на решения совета: президент Соединенных Штатов; Верховный судья; председатель Сената, спикер Палаты и президенты Гарварда, Йеля, Колумбии, Университета Джона Хопкинса и Чикагского университета.
Несмотря на эту почти непристойную готовность угодить правительству, Билль продвигался в Конгрессе с переменным успехом, даже при авторитетном патронаже сенатора Олдрича. Билль прошел Палату, затем застопорился в Сенате, и его три года пересылали туда и обратно в разных формах. В какой-то момент законодатели начали торговаться с Рокфеллерами, обещая поддержку, только если определенные гранты фонда пойдут в их округа. Пораженный шантажом, Рокфеллер спросил сына в ноябре 1911 года, не лучше ли обратиться к лицензии штата. Федеральная лицензия, возразил Младший, была бы предпочтительнее, так как штат может потребовать, чтобы члены совета жили в штате, ослабляя связи Рокфеллера и держа их в заложниках местной политики.
Рокфеллеры вскоре отчаялись в Вашингтоне и обратились в штат Нью-Йорк в 1913 году. За два года до этого законодательное собрание штата учредило Корпорацию Карнеги с даром сто двадцать пять миллионов долларов. И теперь лицензию Рокфеллера утвердили быстро, даже без шепотка протеста. Между 1856 и 1909 годами Рокфеллер отдал на благотворительные цели сто пятьдесят семь миллионов шестьсот тысяч долларов. Помня увещевания Гейтса, что его пожертвования должны идти нога в ногу с быстро растущим богатством, Рокфеллер передал сто миллионов долларов Фонду Рокфеллера в первый год и к 1919 году добавил еще восемьдесят два миллиона восемьсот тысяч. В современных деньгах это соответствовало бы дару в два миллиарда долларов в первую декаду фонда. Это также означало, что к 1919 году Рокфеллер уже отдал сумму, приблизительно равную тремстам пятидесяти миллионам долларов, переданным Эндрю Карнеги за всю жизнь; до своей смерти титан пожертвовал еще сто восемьдесят миллионов долларов. Его сын отдал еще пятьсот тридцать семь миллионов долларов напрямую и еще пятьсот сорок миллионов через благотворительные проекты Рокфеллера. Рокфеллер значительно обошел своего великого соперника и должен считаться величайшим филантропом в истории Америки.
Учредив фонда Рокфеллера в 1913 году, Рокфеллер вывел значительную долю своего состояния из-под налогов на наследство. В тот же год была ратифицирована Шестнадцатая поправка к конституции, которая ввела первый государственный подоходный налог. Даже притом, что верхняя ставка изначально составила всего шесть процентов, Рокфеллер категорически осудил это нововведение. «Если человек собрал сумму денег законным способом, Правительство не имеет права на долю в этих заработках», – выражал он недовольство репортеру в 1914 году17. Когда в наступающие десятилетия налоги стали еще выше и более прогрессивными, для любого предпринимателя стало трудной задачей накопить деньги, которые Рокфеллер заработал в мире, лишенном вмешательства и антимонопольных законов. Его богатство легло в основу многих проповедей в пользу налогообложения как способа сдержать накопление огромных состояний, перераспределить богатство и снизить социальную напряженность.
Рождение Фонда Рокфеллера совпало с постепенным уходом из коммерческих предприятий Рокфеллера Фредерика Т. Гейтса после двадцати лет упорной работы. Летом 1909 года пятидесятилетний Гейтс страдал от нервного истощения, вероятно, от переутомления, и хотел проводить больше времени с женой и семью детьми. Около 1912 года когда-то бедный проповедник из Миннесоты взял по сдельной цене двадцать тысяч акров (ок. 8000 га) земли недалеко от Хоффмана, штат Северная Каролина, и занялся выращиванием хлопка, кукурузы, овса и разведением скота на ферме в тысячу акров (ок. 400 га) и персиковым садом из семнадцати тысяч деревьев.
В августе 1912 года Гейтс заявил, что хотел бы уйти от деловой стороны семейного офиса и посвятить себя только филантропии. Рокфеллер, долго полагавшийся на здравое суждение Гейтса, попытался уговорить его остаться: «Не стоит ли нам, дорогой друг, продолжить вместе идти по тропе жизни, притом, что мы оба признаем правильным освободиться от забот, но продолжаем уделять время, какое можем мудро должным образом уделить важным вопросам, старым, равно как и новым, когда полагаем, что сумеем помочь их решить?»18 К ноябрю Рокфеллер сдался и принял его отставку. Пять лет Гейтс председательствовал в СВО, но перестал получать регулярную зарплату и выполнял лишь случайные деловые поручения для Рокфеллера. При всех восхвалениях мудрости Рокфеллера у Гейтса накопились личные претензии, и его раздражала, по его мнению, скудная компенсация; стоимость его услуг была его больным местом с момента продажи руды Месаби «Юнайтед стейтс стил» в 1901 году. В 1915 году Гейтс провел долгие мучительные переговоры для Рокфеллера с «Консолидейшн коал компани»; впоследствии он отказался от компенсации в двадцать пять тысяч долларов, назвав сумму слишком скромной, и потребовал шестьдесят тысяч долларов.
Хотя Гейтс стоял за Фондом Рокфеллера как идеолог, теперь он стал лишь одним из девяти попечителей. Фонд провел первое собрание на Бродвей, 26, 19 мая 1913 года, Младший был избран президентом. Он пригласил на собрание отца, но знал, что тот откажется. Рокфеллер в течение десяти лет являлся номинальным попечителем, но следовал обычной своей практике, ни разу не присутствуя на встречах. Он теперь занял более отдаленную позицию наблюдателя за своими проектами и уступил больше полномочий сыну, хотя никогда не отказывался от права вето. Возможно, ссоры в Конгрессе по поводу лицензии фонда напомнили ему о необходимости держаться на здоровом расстоянии от фондов. А может быть, дело было в возрасте.
Несколько элементов в организации нового фонда сводили на нет идею публичного фонда и напоминали скорее прекрасно охраняемый заповедник Рокфеллера. Управляющая структура походила на холдинг благотворительных проектов Рокфеллера и не имела автономного функционирования, когда-то жарко обещанного Конгрессу. Из девяти попечителей двое были членами семьи (Старший и Младший), трое – сотрудниками (Гейтс, Старр Мерфи и Чарльз О. Хейдт, секретарь Младшего) и четверо происходили из проектов Рокфеллера (Саймон Флекснер и Джером Грин из РИМИ, Гарри Пратт Джадсон из Чикагского университета и Уиклифф Роуз из Рокфеллеровской комиссии по оздоровлению). Благотворительные проекты Рокфеллера оставались замкнутой вселенной, одни и те же лица переходили из одного совета в другой.
Заявку Фонда Рокфеллера на автономность ослабило и сохраненное Рокфеллером право ежегодно распределять два миллиона долларов из его дохода. Прежде чем практику отменили в 1917 году, эти отчисления основателя составляли около трети всех грантов и финансировали несколько любимых проектов Старшего – от миссионерской работы баптистов до Регистрационного бюро евгеники Чарльза Б. Девенпорта. Конгресс, отказав в лицензии фонду, упустил шанс ограничить влияние Рокфеллера на деньги.
Фонд Рокфеллера при решении о грантах воздерживался от всего, вызывающего громкие споры, после шума по поводу федеральной лицензии. Получив сполна свою порцию общественной критики, Рокфеллеры хотели, чтобы все было по-настоящему. Как и другие проекты семьи, Фонд Рокфеллера был настроен на оптимистичный рациональный дух Прогрессивной эпохи и пользовался ее новым классом технократов. (В 1912 году в Белый дом был избран политолог Вудро Вильсон.) Наука станет волшебной палочкой, которой можно помахать над любым проектом и показать, что он здравый и объективный, св