. От искателей нефти шел такой шум, рассказывал приезжий, что по всему краю слышалось, как «шлепают карты по заляпанным виски столам винных лавок» 24. Другой гость поражался повсеместному распутству: «Оргии в Нефтяном центре затмевали Монте-Карло и Латинский квартал вместе взятые»25. Для такого трезвого набожного христианина, как Рокфеллер, мир крепких мужчин, предающихся греху, должно быть, казался инфернальным. Нефтяники носили высокие сапоги, оставлявшие черные следы в борделях, тавернах и игорных домах Титусвилла и Ойл-Сити. Многие щеголяли, как нувориши, нося высокие цилиндры, бриллиантовые булавки и золотые цепочки для часов. Поразительно, как часто приезжие в своих рассказах прибегали к образам ада в попытке передать царящую атмосферу тех мест. Поездки Рокфеллера в Нефтяной регион, вероятно, укрепили его уверенность в том, что он стоял оплотом добродетели в Богом забытом месте. Ему, горячему стороннику трезвости, было крайне дискомфортно среди пьющих – возможно, в том числе по этой причине он нечасто наведывался на нефтяные месторождения.
Две истории, подлинность обоих не установлена, передают неприязненное отношение Рокфеллера к нормам поведения в среде нефтедобытчиков. Однажды ночью в Русевилле местная группа вершителей самосуда прокралась к плоскодонной барже у берега, полной дам легкого поведения и продавцов виски; в разгар вакханалии мстители перерезали удерживающие лодку веревки и пустили грешников плавать двадцать миль (ок. 32 км) по реке. Говорилось, что Рокфеллер «полностью одобрил» эти действия26. Другая история рассказывает о его пребывании во Франклине, где он поселился в отеле «Эксчейндж» и где ему нравилось ужинать хлебом и молоком. Время от времени он надевал выцветший старый костюм и помогал своим людям грузить бочонки. В одно из воскресений прибежал работник с тревожным сообщением, что река опасно поднялась и может смыть бочки. Рокфеллер, собравшийся идти в церковь, спокойно надел шляпу, ответил, что ему нужно успеть к молитве и отказался участвовать в деле их спасения. Вероятно, Бог действительно был на его стороне, так как бочки в наводнении не пострадали27.
Бурение на нефть часто казалось не столько промыслом, сколько лотереей: никто не знал, окажется ли нефть для человечества долговременным благодеянием или мимолетным чудом. Если Нефтяной регион и породил многих миллионеров, еще бóльшее количество людей он оставил в нищете. В этой атмосфере безрассудности многие нефтедобытчики, вместо того чтобы наращивать производство, предпочитали выжать из своих скважин все и побыстрее. По так называемому правилу захвата можно было бурить диагонально и прибрать к рукам нефть соседа, что также добавляло спешки. Рокфеллер добился успеха, потому что верил в долгосрочную перспективу предприятия и никогда не относился к нему, как к миражу, который скоро развеется. Первое посещение Рокфеллером Пенсильвании, должно быть, тоже убедило его, что он выбрал в деле правильную отправную точку. Поиски нефти представлялись крайне непредсказуемыми, тогда как очистка, в сравнении, надежной и методичной. Он быстро понял, что нефтепереработка была той критической точкой, где он мог извлечь максимальную выгоду из промышленности.
Джон Д. Рокфеллер безошибочно видел, кто поможет, а кто, наоборот, будет мешать в его карьере, и этот инстинкт со временем только обострился. Он болезненно реагировал на снисходительное отношение к себе, негодовал, если кто-то пытался помыкать им и хотел, чтобы и люди постарше обращались к нему на равных. Он отшатнулся, увидев, как ему показалось, в братьях Кларках напыщенность и в конечном итоге начал относиться к ним не менее придирчиво, чем ранее к Джорджу Гарднеру. Кларки первыми из многих деловых партнеров недооценили смелость молчаливо методичного Рокфеллера, который ждал благоприятного момента, раздумывая, как от них избавиться.
Все это время встречные течения вызывали рябь на поверхности его отношений с Морисом Б. Кларком, которого он пренебрежительно назвал «неотесанным самонадеянным англичанином»28. Кларк, высокий грубоватый мужчина со вспыльчивым характером и темным прошлым, устроился садовником в своем родном Уилтшире к деспотичному человеку, который вызывал его раздражение. Однажды, в 1847 году, он пришел в ярость и ударил хозяина. Опасаясь ареста, Кларк бежал от правосудия в Бостон, необразованный и без гроша в кармане. Он перебрался на запад в Кливленд и успел поработать лесорубом и погонщиком, пока не взялся за сельскохозяйственную продукцию. Будучи более вольным человеком, чем Рокфеллер, Кларк свободно курил, пил и сквернословил в здании склада и проявлял мало интереса к религии. Личные качества Рокфеллера не привлекали, он негодовал на сквернословие Кларка, но ценил его, как умного энергичного предпринимателя.
Из-за особого почтения Рокфеллера к бухгалтерии Кларк, будучи на десять лет старше, смотрел на него сверху вниз, как на простого клерка, негибкого, зашоренного, недальновидного человека. «Он не предполагал, что я умею не только вести счета и считать деньги, – сказал Рокфеллер29. – Понимаете, ему понадобилось много времени, чтобы увидеть, что я больше не мальчик»30. Он думал, что Кларк завидует его успеху в привлечении клиентов в поездках, возможно, потому, что это подтачивало сформировавшийся у Кларка образ легко заменимого клерка. Поначалу Рокфеллер проглатывал гнев и стоически сносил несправедливость. «С самого начала нашего дела он старался главенствовать и не принимать меня во внимание, – говорил он о Кларке. – Пока мы оговаривали деловые вопросы, он неоднократно спрашивал: «Как бы ты без меня справлялся?» Я сносил это молча. Не подобает спорить с таким человеком»31. Рокфеллер не сомневался в том, кто вкладывает львиную долю в предприятие: «Наша фирма добилась успеха благодаря мне. Я вел бухгалтерию, смотрел за деньгами»32. Отчасти благодаря умению молчать и привычке все длительно обдумывать, он никогда не выдавал противникам своих планов мести, предпочитая расправляться с ними внезапно.
Инвестиции в очистку нефти привели в контору брата Мориса, Джеймса, к которому Рокфеллер начал питать отвращение. Джеймс Кларк, бывший профессиональный боксер, физически сильный и агрессивный молодой человек, пытался угрожать Рокфеллеру, реагировавшему с большим хладнокровием и храбростью. Однажды утром Джеймс ворвался к нему в кабинет и начал орать на Рокфеллера, который, положив ноги на стол, с невозмутимым самообладанием наблюдал и не выказал и капли беспокойства; он, как прекрасный актер, всегда мастерски контролировал мышцы лица. Когда Джеймс закончил, Рокфеллер спокойно произнес: «Джеймс, ты можешь оторвать мне голову, но, как видишь, меня не запугаешь»33. Этого бесстрашного молодого человека невозможно было взять на испуг. После этого столкновения Джеймс Кларк больше не кричал и не кипятился так вокруг Рокфеллера, но стало понятно, что как коллеги они несовместимы.
Рокфеллер пререкался с Джеймсом, как и с Морисом, о ведении дел и был расстроен его окольными тайными сделками по нефти. Джеймс хвалился тем, как облапошил бывшего босса или обманом завлек людей купить поездку в Пенсильванию, что, должно быть, вызвало у Рокфеллера самые серьезные подозрения, так как он строго проверял расходы компаньона. Как и Мориса, Джеймса раздражала уверенность Рокфеллера в собственной правоте, и он окрестил его «старостой воскресной школы» 34. Рокфеллер, уже размышлявший о будущем, хотел, чтобы его окружали надежные люди, внушающие доверие и клиентам, и банкирам. Он пришел к характерному выводу: слабому аморальному человеку уготовано быть плохим предпринимателем. «Наше дело имело успех, и я испытывал значительную неловкость, что мое имя связывают с этими аферистами»35. Позже Кларки в полной мере ответили взаимностью на эту нелестную оценку, Джеймс утверждал, что Рокфеллер в «Эндрюс, Кларк» всего лишь «выдавал деньги» и заявил, что в 1863 году тот обманул его на несколько тысяч долларов36.
Пока их разногласия в основном касались личных дел, партнерство Рокфеллера с Морисом Кларком могло существовать годами, но компаньоны резко разошлись во взглядах на будущее нефти и предпочтительные темпы развития. Несмотря на Гражданскую войну, бурение в Пенсильвании прекратилось лишь ненадолго, когда генерал Ли вторгся в штат и нефтедобытчикам пришлось обороняться. С ростом объемов экспорта керосина, фирма «Эндрюс, Кларк» каждый год войны клала в банк внушительные доходы от очистки нефти. И все же цены были непостоянными, сама война и соотношение спроса-предложения смещалось кардинально всякий раз с открытием одной нефтяной скважины или фонтана. В условиях беспощадной конкуренции никогда не было ясности, где цены остановятся и какая цена является нормальной. Колебания цены в течение одного года ошеломляли, совершая вираж от десяти центов до десяти долларов за баррель в 1861 году и от четырех до двенадцати долларов в 1864-м. Не напуганные резкими перепадами, и Рокфеллер, и Эндрюс хотели занять больше денег и расширяться, тогда как Кларк приветствовал более осторожный подход.
Вероятно, Рокфеллера окончательно убедило порвать с Кларками то, что их голоса перевешивали при принятии решений, и братья не раздумывая снисходительно пользовались своим преимуществом против него и Эндрюса. В более поздних воспоминаниях Рокфеллер рассказал о случае, пролившем свет на его отношения с Кларками: «[Морис Кларк] очень разозлился, что я занял денег на расширение нашего предприятия по очистке нефти. «Как, ты взял в долг сто тысяч?» – воскликнул он, как будто в этом был некий проступок»37. Изумление Рокфеллера кажется несколько неискренним: все же сумма была колоссальной, но Рокфеллер увидел лишь, что Морис Кларк лишен его храбрости. «Кларк, как старая бабка, был до смерти напуган, что мы должны денег банкам»38. Можно простить Кларкам, если они находили что-то самодовольное в этом зазнавшемся молодом человеке, готовом рискнуть всем их капиталом, очевидно, без предупреждения. Важно отметить, что Кларков раздражали одновременно и бережливость Рокфеллера, и его расточительность – его прижимистый контроль в мелочах и отстаивание неограниченного расширения. Смелость в планировании, осторожность в исполнении – эту формулу он применил ко всей своей карьере.