отношение уже в июне 1487 г.[246]
Вазари рассказывал о раннем творчестве Микеланджело историю, подобную той, какую привел в биографии Леонардо да Винчи. «Случилось так, что когда Доменико работал в большой капелле в Санта Мария Новелла и как-то оттуда вышел, Микеланджело начал рисовать с натуры дощатые подмостья с несколькими столами, заставленными всеми принадлежностями искусства, а также и несколько юношей, там работавших. Недаром, когда Доменико возвратился и увидел рисунок Микеланджело, он заявил: “Ну, этот знает больше моего” – так он был поражен новой манерой и новым способом воспроизведения натуры, которым по приговору неба был одарен этот юноша в возрасте столь нежном, да и в самом деле рисунок был таков, что большего нельзя было бы и пожелать от умения художника, работавшего уже много лет. Дело в том, что в его натуре, воспитанной учением и искусством, было заключено все то, что ведомо и доступно творческой благодарности, которая в Микеланджело каждодневно приносила плоды все более божественные, что явно и стало обнаруживаться в копии, сделанной им с одного гравированного листа немца Мартина и принесшей ему широчайшую известность, а именно: когда попала в то время во Флоренцию одна из историй названного Мартина, гравированная на меди, на которой черти истязают св. Антония, Микеланджело срисовал ее пером, в манере дотоле неизвестной, и раскрасил ее красками, причем для того, чтобы воспроизвести причудливый вид некоторых чертей, он покупал рыб с чешуей необычной расцветки и таким образом обнаружил в этой работе такое мастерство, что приобрел и уважение, и известность. Он воспроизводил также собственноручные рисунки различных старых мастеров так схоже, что можно было ошибиться, ибо дымом и разными другими вещами он подкрашивал их, придавая старый вид, и пачкал так, что они действительно казались старыми и, при сравнении их с подлинными, один от других отличить было невозможно. И делал он это только для того, чтобы, возвратив воспроизведенные, заполучить подлинные рисунки, которые его восхищали совершенством искусства и которые он пытался превзойти своей работой, чем и приобрел широчайшую известность»[247].
Кондиви передал эту историю иначе, сделав акцент на соперничестве ученика и учителя. «Однажды, когда Граначчи показал ему эстамп, где была изображена история св. Антония, побитого демонами, автором которого был Мартино д’Олланда, известный художник того времени, Микель-Анджело написал копию с этого эстампа на куске дерева и сделал это так искусно, что не только привел в восторг всех, кто ее видел, но, как говорят некоторые, возбудил зависть в самом Гирландайо, лучшем мастере своего времени. Из боязни быть превзойденным, Гирландайо говорил, что это произведение вышло из его мастерской и что он тоже над ним работал. Делая эту картину, на которой, кроме святого, было изображено много демонов и страшилищ, имевших странные уродливые формы, Микель-Анджело выказал такое прилежание, что все отдельные части старался написать с натуры. Для этого он посещал рыбный рынок, наблюдая форму и цвет плавников рыбы, оттенки глаз и разные другие вещи, чтобы изобразить их на своей картине. Совершенство, которого он при этом достиг, привело, как я уже сказал, в восхищение публику и возбудило некоторую зависть Гирландайо. Последняя сказалась еще яснее однажды, когда Микель-Анджело, попросив у своего учителя один из его альбомов с набросками пастухов, овец, собак, крестьян, домов, развалин и тому подобных вещей, получил в этом отказ. Нет ничего удивительного в том, что Гирландайо заслужил у своих современников прозвище “завистника”, так как и по отношению к своему брату он был не любезнее, чем к Микель-Анджело. Когда он увидел, что брат начинает одерживать над ним верх и подавать большие надежды, он послал его во Францию, не столько для его пользы, как говорили некоторые, сколько для того, чтобы остаться первым в своем искусстве во Флоренции. Я упомянул об этом потому, что сын Доменико обыкновенно приписывает значение Микель-Анджело по большей части влиянию своего отца, который, однако, не принес ему никакой пользы. Но Микель-Анджело никогда не жаловался на него; наоборот, он всегда хвалил Гирландайо за его искусство и привычки»[248].
Во втором издании своего труда Вазари попытался опровергнуть слова Кондиви, заметив, что «хотя составивший его жизнеописание после 1550 года, когда я впервые написал настоящие жизнеописания, и утверждает, что иные, дела с ним не имевшие, наговорили о нем вещей, каких никогда и не было, пропустив многое, достойное быть отмеченным, и в частности касаясь этого времени, и называет Доменико завистником, никогда никакой пользы Микеланджело не принесшим, все это оказывается явной неправдой…»[249]. Трудно сказать, решился ли Кондиви дискредитировать Гирландайо по собственной инициативе или все же выполнял заказ Микеланджело, однако из его слов выясняется, что отношения Микеланджело и Доменико были далеко не безоблачными. Вероятно, это сыграло определенную роль в том, что в 1489 г. Микеланджело перешел в «художественную школу» Медичи, которая была открыта Лоренцо Великолепным в саду у площади Сан-Марко под наблюдением мастера Бертольдо ди Джованни, ученика скульптора Донателло (впрочем, А. Шастель выражал сомнение, что подобное учебное заведение существовало в действительности, а не было историографическим мифом Вазари)[250]. Кондиви пишет, что Микеланджело попал туда благодаря Граначчи, а по утверждению Вазари, Гирландайо направил его туда в числе других учеников для обучения скульптуре по просьбе правителя Флоренции.
В первом скульптурном произведении Микеланджело, по словам Вазари, до этого никогда не касавшийся ни мрамора, ни резцов, зарекомендовал себя поборником реализма. Он сделал копию статуи фавна, выдолбив рот таким образом, что были видны зубы и язык, а когда увидевший статую Лоренцо в шутку заметил, что у стариков всегда не хватает нескольких зубов, Микеланджело выломал у фавна верхний зуб, сделав углубление в челюсти так, чтобы казалось, будто он выпал[251].
Лоренцо пригласил Микеланджело жить во дворец на Виа Ларга, где он каждый день отдавал ему отчет о своих работах. По инициативе придворного поэта Анджело Полициано Микеланджело вырезал барельеф на сюжет битвы кентавров, образцом для которой стал барельеф Бертольдо, изображавший битву греков с троянцами. Еще одной работой того же типа стал барельеф с профилем Богоматери, получивший название «Мадонна у лестницы» (оба находятся в Музее Буонарроти во Флоренции)[252].
По словам Вазари, все время, что он жил во дворце Лоренцо, Микеланджело «получал от синьора этого содержание для поддержки отца в размере пяти дукатов в месяц, и, чтобы доставить ему удовольствие, синьор подарил ему красный плащ, а отца устроил в таможне»[253]. Кондиви пишет, что Лодовико попросил Лоренцо назначить его на это место. На первых порах он боялся, что двор Великолепного окажет негативное влияние на Микеланджело, и, несмотря на уговоры Граначчи, не хотел отдавать его под опеку Лоренцо, хотя тот обращался с ним как с собственным сыном, так что за столом Микеланджело иногда сидел к нему ближе, чем его сыновья и другие знатные особы[254]. Микеланджело было чуть больше пятнадцати лет, когда он стал смотрителем садов Медичи, сменив скончавшегося в 1491 г. Бертольдо.
Один из учеников Бертольдо Пьетро Торриджано [1472–1528], который, по словам Вазари, завидуя Микеланджело, «постоянно искал случая оскорбить его делами либо словами», однажды подрался с ним и так сильно ударил по лицу, что «навсегда его отметил сломанным и безобразно раздавленным носом»[255]. Кондиви, не вдаваясь в подробности, писал, что Торриджано был «гордый и злой мальчик», который «кулаком раздавил Микель-Анджело носовой хрящ», так что он был «замертво принесен домой»[256]. Но есть и другая версия этого инцидента, которую со слов Торриджано передал в своих мемуарах Бенвенуто Челлини: «Этот Буонарроти и я ходили мальчишками учиться в церковь дель Кармине, в капеллу Мазаччо; а так как у Буонарроти была привычка издеваться над всеми, кто рисовал, то как-то раз среди прочих, когда он мне надоел, я рассердился гораздо больше обычного и, стиснув руку, так сильно хватил его кулаком по носу, что почувствовал, как у меня хрустнули под кулаком эти кость и хрящ носовые, как если бы это была трубочка с битыми сливками; и с этой моей метиной он останется, пока жив»[257]. Опасаясь гнева Лоренцо Великолепного, Торриджано бежал: после скитаний по Италии он отправился в Англию, а затем в Испанию, где был посажен в тюрьму инквизиции по обвинению в ереси и умер в 1528 г.
Творческий путь Микеланджело сложился более удачно. После смерти Лоренцо в апреле 1492 г. он покинул палаццо Медичи. Старший сын Лоренцо Пьеро пользовался его услугами как эксперта, но не давал ему крупного заказа, удовлетворившись скульптурой из снега, которую Микеланджело сделал во время снегопада в январе 1494 г. Однако у него были и более серьезные занятия. «Именно тогда Микеланджело приобрел большую глыбу мрамора, в которой он высек Геркулеса высотой в четыре локтя, стоявшего много лет в палаццо Строцци и почитавшегося творением чудесным, а затем в год осады Геркулес этот был отослан Джованбаттистой делла Палла во Францию королю Франциску», – рассказывает Вазари о первой крупной скульптуре Микеланджело, которая позднее была утрачена, несмотря на то что ее удалось спасти от разрушения во время осады Флоренции войсками императора Карла V Габсбурга (1519–1556), продав французскому монарху