об этом уже было рассказано, строились восемь табернаклей в сторону кладбища, которые позднее продолжал строить и Сангалло, Микеланджело сократил число их до трех, внутри же устроил три капеллы, перекрыв их травертиновым сводом с рядом свободно пропускающих окон различной формы и потрясающих размеров»[342].
Когда преемником Павла III под именем Юлий III (1550–1555) был избран кардинал Джованни Мария Чокки дель Монте, администраторы строительства настояли, чтобы он собрал совещание, «дабы доказать ложью и клеветой Его Святейшеству, что Микеланджело испортил здание при возведении королевской ниши с тремя капеллами, пробив там три окна наверху: не зная, как будет выведен свод и опираясь на весьма шаткие доводы, они разъяснили кардиналу Сальвиати Старшему и Марчелло Червино, который позднее стал папой, что Сан-Пьетро будет плохо освещаться. И вот, когда все собрались, папа заявил Микеланджело, что, по утверждению уполномоченных, через эту нишу будет проходить мало света. Тот ответил ему: “Я хотел бы выслушать самих уполномоченных”. Кардинал Марчелло ответил: “Мы здесь”. Тогда Микеланджело обратился к нему с такими словами: “Монсиньор, над упомянутыми окнами в своде, который выведут из травертина, будут пробиты еще три окна”. – “Вы никогда нам об этом не говорили”, – возразил кардинал; а Микеланджело сказал на это: “Я не обязан и не желаю говорить никому, и даже Его Святейшеству, о том, что я обязан или хочу делать. Ваше дело – доставать деньги и следить за тем, чтобы их не воровали, о проекте же постройки предоставьте заботиться мне”. И, обращаясь к папе, он добавил: “Вы видите, святой отец, каковы мои заработки, если же усилия, какие я положил, не приносят душе утешения, значит, даром я теряю и время, и труды”. Папа же, который любил его, возложил руки ему на плечи с такими словами: “Вознаграждены будут и душа ваша, и тело, в том не сомневайтесь”»[343]. Тогда же, по случаю Святого года, объявляемого католической церковью раз в двадцать пять лет, Микеланджело получил двойное отпущение грехов вместе с Вазари, с которым работал над возведением мемориального комплекса в капелле церкви Сан-Пьетро в Монторио (1550–1554), предназначавшегося для родственников нового понтифика. 3 января 1552 г. Юлий III подтвердил полномочия Микеланджело, предоставленные ему Павлом III.
Положение значительно ухудшилось после смерти Юлия III и его преемника кардинала Червино (Марчелло Червини), избранного папой под именем Марцелл II весной 1555 г., понтификат которого продлился три недели. Их место занял руководитель римской инквизиции Джованни Пьетро Караффа, противостоявший реформационно настроенным друзьям Микеланджело из кардинальской коллегии, которые некоторое время группировались вокруг английского кардинала Реджинальда Пола, бывшего основным кандидатом в папы на конклаве 1549–1550 гг., а затем занявшего пост архиепископа Кентерберийского. Взойдя на папский престол под именем Павла IV (1555–1559), Караффа отобрал у Микеланджело бенефиций в Романье и сократил его доход до 50 скудо, назначив куратором строительства Санто-Пьетро архитектора Пирро Лигорио. Новый глава церкви выразил недовольство фресками в Сикстинской капелле и хотел поручить художнику «привести их в порядок». По словам Вазари, когда это передали Микеланджело, он ответил: «Скажите папе, что дело это небольшое и порядок навести там нетрудно. А он пусть наведет порядок во всем мире, навести же порядок в живописи можно быстро»[344]. Это намерение было приведено в исполнение при его преемнике Джованни Анджело Медичи ди Мариньяно, избранном на папский престол под именем Пий IV (1559–1565) и являвшимся миланским родственником флорентийских Медичи. Племянник папы кардинал Карло Борромео, в соответствии с решением Тридентского собора (1545–1563), обсудившего фигуры, написанные Микеланджело, приказал задрапировать их в одежды. Эта работа была проведена учеником мастера Даниэлло Риччарелли из Вольтерры [1509–1566]. Тем не менее Пий IV вернул Микеланджело некоторые доходы от курии, поручив кроме возведения собора разработку проекта Ворот Пия и реконструкцию бань Диоклетиана, преобразованных в церковь Санта Мария дельи Анджели. Кроме того, в 1558 г. Микеланджело приступил к созданию модели купола Санто-Пьетро, возведение которого началось 24 года спустя после его смерти и с некоторыми изменениями было завершено Джакомо делла Портой в 1593 г.
Козимо I Медичи, сменившему в качестве герцога Флоренции убитого Алессандро, не нравились контакты Микеланджело с флорентийскими оппозиционерами в Риме. Как рассказывает Джорджо Вазари, ставший одним из посредников между ними, герцог неоднократно приглашал художника вернуться во Флоренцию, но тот отвечал отказом, ссылаясь на преклонный возраст, занятость строительством собора Святого Петра и на то, что «лишился и памяти, и мозгов»[345]. Микеланджело не одобрял монархический режим Козимо I, но проявлял лояльность, в частности приказав племяннику Леонардо в письме от 28 сентября 1555 г. отдать герцогу модели фасада Сан-Лоренцо: «Говорю тебе, только Его Светлость пожелал их иметь, ты должен был отдать их, а не ждать, пока я отвечу; и так ты должен поступать со всеми нам принадлежащими вещами, если бы среди них нашлось что-нибудь, ему понравившееся»[346]. Козимо I встретился с художником в Риме в 1560 г., вскоре после того как по модели Микеланджело Бартоломео Амманнати построил лестницу библиотеки Медичи.
В 1563 г. случился очередной скандал на стройке собора Святого Петра. «…Когда умер производитель работ Чезаре из Кастель Дуранте, – пишет Вазари, – Микеланджело поставил на его место по собственному усмотрению, дабы строительство не пострадало, Луиджи Гаэту, человека слишком молодого, но вполне пригодного. Тогда уполномоченные, часть которых неоднократно пыталась выдвинуть на это место Нанни ди Баччо Биджо, надоедавшего им и насулившего с три короба, уволили Луиджи Гаэту, чтобы получить возможность распоряжаться на строительстве по собственному усмотрению. Когда Микеланджело узнал об этом, он пришел прямо-таки в ярость и отказался впредь появляться на строительстве. А те начали распространять слухи, что он уже к этому не способен, что следует найти ему заместителя и что он будто бы заявил, что не хочет больше возиться с Сан-Пьетро. Все это дошло до ушей Микеланджело, и он послал Даниэлло Риччарелли из Вольтерры к епископу Ферратино, тому из начальников, который сказал кардиналу Карпи, будто бы Микеланджело заявил одному из своих слуг, что не хочет больше возиться со строительством. Даниэлло сообщил, что Микеланджело всего этого вовсе не хочет, и Ферратино выразил сожаление, что Микеланджело не сообщает о своих намерениях, что все же хорошо было бы заменить его кем-нибудь другим и что он охотно взял бы на его место Даниэлло, на которого, видимо, согласился бы и сам Микеланджело. После этого Ферратино, объявив уполномоченным от имени Микеланджело, что ему найден заместитель, представил им не Даниэлло, а вместо него Нанни Биджо, который, вступив в должность по утверждении начальством и начав с того, что распорядился перебросить деревянные мостки от холма, где папские конюшни, чтобы подняться к большой нише, обращенной в ту сторону, велел нарубить несколько толстых еловых бревен, заявив, что, поднимая материал, изводят слишком много канатов и что доставлять его таким путем будет легче. Микеланджело, прослышав об этом, немедленно отправился искать папу и, встретив его на площади Капитолия, поднял такой шум, что тут же заставил его вернуться во дворец, где и сказал ему: “В качестве моего заместителя, святой отец, послали вам человека, совершенно мне неизвестного; поэтому, если им и вам, Ваше Святейшество, стало известно, что я уже ни при чем, я поеду на отдых во Флоренцию, где буду пользоваться милостями великого герцога, который так меня домогался, и закончу жизнь у себя дома, а потому отпустите меня с миром”. Папа огорчился и, утешив его добрыми словами, приказал ему явиться в тот же день в Арачели, чтобы с ним поговорить. Там, собрав уполномоченных строительства, он захотел узнать от них причины происходившего, и они ему ответили, что постройка рушится и что в ней были сделаны ошибки. Папа, знавший, что это неправда, предписал синьору Габрио Шербеллоне пойти и осмотреть строительство, которое должен был ему показать Нанни, предложивший эти мероприятия; так и поступили. Когда же синьор Габрио установил, что все это было клеветой и ложью, Нанни был выпровожен со словами отнюдь не лестными в присутствии многочисленных господ, причем в вину ему было поставлено и то, что рухнул мост Санта Мария и что в Анконе, взявшись по дешевке сотворить невесть что для очистки гавани, он в один день засорил ее так, как море не засорило ее и за десять лет. Таков был конец деятельности Нанни на постройке Сан-Пьетро, где Микеланджело в течение семнадцати лет стремился постоянно лишь к тому, чтобы закрепить ее во что бы то ни стало, несмотря на все противодействия, не будучи уверен в том, что эти завистливые преследования не изменят ее после его смерти…»[347]
Этот конфликт подорвал силы Микеланджело. В письме от 29 декабря 1563 г. он жаловался племяннику, что не может больше писать и впредь будет только подписываться, так как рука ему больше не служит[348]. Наследие Микеланджело представляло такой интерес, что еще при его жизни Вазари «тайным образом добился того, чтобы герцог Козимо Медичи договорился с папой через посредство своего посланника Аверардо Сарристори о том, дабы ввиду большой дряхлости Микеланджело было установлено внимательное наблюдение за теми, кто ведет его домашнее хозяйство, кто у него бывает, дабы, если что-либо внезапно с ним случится, как это часто бывает со стариками, было предусмотрено, чтобы его вещи, рисунки, картоны, модели и деньги и все его имущество были на случай его смерти переписаны и поставлены под охрану для передачи строительству Сан-Пьетро, на случай, если бы там оказалось что-либо относящееся к нему и к сакристии, библиотеке и фасаду Сан-Лоренцо, и чтобы это не было расхищено, как это часто случается»