Особенно когда время уже поджимает.
Я подхватил пистолет и, не обращая внимания на свистящие вокруг пули, бросился за угол центральной рубки. Всадил половину магазина прямо в ошалевшие лица гвардейцев и ломанулся на лестницу. Ударил кого-то головой в живот, перебросил через себя вниз — и снова помчался, прыгая через ступеньки. Расстрелял остатки патронов в притаившегося за оградой рубки офицера… Кажется, промахнулся — добивать пришлось рукояткой.
Дверь, ведущая на мостик, сама распахнулась мне навстречу, и я едва успел ухватиться за высунувшийся наружу ствол. Изо всех сил дернул, врезал локтем, сбросил вниз через бортик обмякшее тело. Влетел внутрь, развернулся на пятках, захлопнул дверь и крутанул колесо гермозатвора.
Теперь не достанут… точнее — достанут не сразу.
Выдохнув, я принялся разглядывать внутреннее убранство “Бисмарка”. Света было немного — только дежурная лампа над лестницей вниз — но все же достаточно, чтобы разглядеть приборы. Здоровенный штурвал посередине, рукоятку с надписью на немецком — кажется, это называется “машинный телеграф” — карту с какими-то линейками, компас… Есть!
Среди окружавшей меня германской лаконичности здоровенная металлическая коробка, выкрашенная армейской “зеленкой”, смотрелась явно чужеродным элементом: она не только стояла на полу криво, но еще и распускала во все стороны щупальца проводов в два пальца толщиной… Вряд ли аккуратные немцы позволили бы устроить подобное в святая святых чуть ли не флагманского крейсера.
Я не стал разбираться, куда тянется вся эта требуха или искать рубильник. Просто подскочил к коробке и сорвал крышку. Внутри конструкция государыни всех “глушилок” оказалась даже изощреннее, чем снаружи, но зачарованный сердечник я узнал сразу: вряд ли здоровенный брусок желтоватого металла мог оказаться чем-то другим. И мне оставалось только вырвать его и…
— Постой… Осторожнее с этим, ладно? Не дури, парень.
Если бы человек, появившийся невесть откуда буквально в нескольких шагах, попытался напасть или крикнул — я бы, пожалуй, тут же разнес “глушилку”. Но его голос, напротив, звучал мягко и вкрадчиво… почти что с заботой.
— Не трогай.
Я поднял глаза и встретился взглядом с высоким мужчиной в парадном мундире с генеральскими погонами. Его превосходительство выглядел потрепанным… и, похоже, остался без оружия — иначе наверняка бы просто застрелил меня вместо того, чтобы болтать. Возможность у него явно была: я понятия не имел, откуда он подкрался — то ли с левой стороны, то ли поднялся с лестницы снизу — но сделал это тихо и незаметно.
И все же нас разделяло несколько шагов. Вполне достаточно, чтобы я успел отключить чертову машину. А значит, генерал никак не мог чувствовать себя хозяином положения. Хоть и явно пытался убедить меня в обратном — вид у него был спокойный и уверенный, с чуть ли не отеческой заботой в глазах.
Прямо как в тот день, когда он поднимал меня с пола во дворце Юсупова и звал к себе под крыло. В Измайловский гвардейский полк… сразу после того, как в считанные мгновения изрубил в капусту всех террористов-народовольцев, то ли не сумев, то ли не пожелав брать пленных.
И теперь я, кажется, догадывался — почему.
— А я тебя помню, воин. — Усатый генерал осторожно шагнул ко мне. — Ты парень смелый. И толковый.
Не знаю, как именно он собирался меня убалтывать. Угрожать уж точно не было особого смысла. Я и так прекрасно понимал: отключу глушилку — и магия в столице снова заработает. Все Одаренные разом вернут себе силы, и их, пожалуй, хватит и отбить Зимний, и разогнать народников… даже справиться с панцерами.
А я окажусь заперт на ставшем вдруг до тошноты тесным мостике “Бисмарка” с машиной убийства четвертого магического класса.
— Сообразил. Вижу, что сообразил, молодец. — Еще маленький шажок вперед. — Давай мы с тобой…
— Да пошел ты на хрен, — выдохнул я.
И рванул сердечник, одним движением разворотив все хрупкое нутро “глушилки”. Железка поддалась неожиданно легко, почти без усилия — и я, размахнувшись, швырнул ее на лестницу. Тяжелая болванка гулко ударила по ступеням раз, другой — и затихла.
Где-то очень далеко внизу.
Снаружи гремели выстрелы, уже полыхали боевые заклятья, кто-то вопил, колошматил прикладом в дверь, ломясь внутрь… Но здесь, на мостике, время будто остановилось. В целом мире остались только мы двое — я и усатый генерал.
— Отважный ты парень… даже жалко, — вздохнул он.
И шагнул вперед, поднимая руку, из которой с негромким шипением уже росло полыхающее лезвие Кладенца.
Глава 31
Говорят, страх придает человеку крылья. Генерал наверняка двигался со сверхчеловеческой скоростью — но я успел швырнуть в него сначала Булаву, потом Копье в упор — и откатиться в сторону, нырнув под гудящий Кладенец.
Вряд ли промазал — но не увидел привычных искр от попадания боевого заклятия в Щит. Генералу с его силищей мои удары оказались, что слону дробина. Даже не дернулся. Пролетел несколько шагов по мостику, снес огненным мечом кусок штурвала — и снова развернулся ко мне. Как и тогда во дворце Юсупова, он не пытался применять дальнобойную магию. То ли пользовался излюбленным смертоносным плетением, то ли посчитал, что в замкнутом пространстве, когда обоим некуда бежать, не найдется ничего лучше Кладенца, от которого не спасут ни Кольчуга, ни Латы, ни даже самый крепкий Щит. Лицом к лицу, врукопашную — и из знакомых мне боевых заклятий и плетений было только одно, способное остановить смертоносное лезвия Кладенца.
Дар против Дара, сила против силы. Подобное против подобного.
Поднимаясь с пола, я зажег на ладони собственный огненный клинок. Пусть не такой могучий, как у генерала, покороче — скорее похожий на палаш или римский гладиус — но тоже полыхающий всей мощью рода Горчаковых. Плетение вышло почти безупречным, и в свете двух огненных мечей в глазах его превосходительства на мгновение мелькнуло что-то вроде одобрение.
А через мгновение мы сцепились снова. Клинки сшибались, высекая искры, мелькали по всему мостику, разнося приборы и оставляя на стенах глубокие алые борозды. Генерал фехтовал куда лучше и без труда давил меня силой — но я каким-то чудом успевал раз за разом или подставлять свой меч под его бешено завывающую косу, или хотя бы отступить. Я не мог, не должен был двигаться с ним в одной реальности — такая нагрузка высосала бы мой резерв до капли в считанные секунды.
А резерв все не кончался. Наоборот — силы Дара вдруг стало столько, что она сама вырывалась наружу. Полыхала, разлетаясь брызгами, делала свечение Кладенца невыносимо-ярким, выдавливала наружу потрескавшиеся толстые стекла на мостике — но не уходила.
Дед. Со всей своей силищей он не мог оказаться рядом, чтобы защитить меня. Зато дотянулся, почувствовал, что я в беде. Что сейчас магия куда нужнее здесь, на “Бисмарке” — и замкнул на меня всю мощь родового Источника. Даже теперь ее не хватало, чтобы одолеть матерого Одаренного на несколько классов выше — но я держался.
Пока генерал не сменил тактику. То ли по-настоящему разозлился, то ли просто устал плясать по мостику — и вместо того, чтобы снова налететь на меня с Кладенцом, отступил на пару шагов, чуть отвел свободную руку — и выбросил вперед растопыренной ладонью.
По мостику будто прошел… нет, точно не порыв ветра. И даже не ураган — больше это напоминало взрыв фугасной гранаты. Остатки приборов разлетелись по полу ошметками. Уцелевшие стекла брызнули наружу искрящейся крошкой. Даже толстый металл рубки со стоном поддался, лопаясь по швам. Я кое-как закрылся и каким-то чудом даже устоял — только проехал подошвами по полу несколько шагов.
Щит, усиленный родовым Источником, выдержал и второй удар генерала… зато не выдержал я сам. Приложило так, что на мгновение перед глазами мелькнули мои собственные ноги в ботинках, подлетевшие выше головы. Меня швырнуло об стену с такой силой, что все кости хрустнули разом, но многострадальному мостику досталось еще больше: металл жалобно застонал, расступился под спиной — и, напоследок ужалив в бок острой кромкой, выпустил меня наружу.
Не знаю, как я вообще не отключился после полета с нескольких метров. То ли удачно перевернулся в воздухе, то ли выручила магия, чуть замедлившая падение. А может, я и правда на мгновение потерял сознание, ударившись о палубу — но тут же пришел в себя, когда на мое лицо упали холодные капли
Крупные, тяжелые — я и не успел заметить, как дождь усилился. Когда мы шагали к “Бисмарку” по набережной, с неба понемногу моросило уже не первый час — но по-настоящему стихия разгулялась только сейчас. Будто небесная канцелярия решила хоть немного притушить полыхающий в городе пожар.
Хоть и не слишком успешно. Тягучие нити дождя ложились на палубу, барабанили по броне крейсера, но все равно не могли заглушить шум боя, доносившийся с площади перед Зимним. Народники наверняка уже окончательно смяли жандармов — но теперь у стен дворца появился новый противник. Я не мог подняться — не мог даже толком повернуть тяжелую звенящую голову — но монотонное стрекотание пулеметов не спутал бы ни с чем. Панцеры шли на приступ, и их встречали вернувшие силу Одаренные.
Бой не стихал — и на площади, и на набережной, и на самом крейсере. Выстрелы гремели со всех сторон одновременно. Уцелевшие канцеляристы из отряда Багратиона, офицеры из училища и юнкера давили солдат в мундирах оружием и магией, но и среди тех нашлось достаточно Одаренных. От мощи заклятий все стальное тело “Бисмарка” то ли дело вздрагивало, будто кто-то лупил по корпусу огромным молотом, и охватившее палубу пламя уже не могла потушить даже вода с неба.
И из этого стихийного безумия ко мне шагал генерал. Шел, не скрываясь ни от пуль, ни от магии — и те будто сами боялись его, огибая стороной. Схватка измотала меня до предела, но и для него, похоже, тоже не прошла бесследно. Его превосходительство потерял всю сверхъестественную прыть — но упрямо удерживал прожорливое плетение Кладенца. Огненное лезвие дымилось от капель дождя и волочилось по палубе, выжигая на досках г