побеждён. И VaeVictis2, как говаривали латиняне что в моём мире, что в этом…
Пытаясь натянуть на голову вот это вот всё, я незаметно для себя провалился в сон. Видимо, тушка, в которой мы с беглым даосом поселились, была очень ослаблена и долго в состоянии бодрствования я находиться пока не мог. Да и пребывание в коматозном состоянии, знаете ли, никого здоровее не делает и сил не прибавляет…
Меня разбудили голоса:
— Василий Аронович, вот этот больной, — прозвучал приятный девичий голосок. — Показания приборов свидетельствуют о возобновлении мозговой активности.
— Та-ак, милочка, ну, давайте историю болезни этого пациента посмотрим, — это был уже мужской голос.Глубокий баритон с богатыми обертонами. Не иначе, как его хозяин пользовался у дам оглушительным успехом. Подобные голоса выводят из равновесия, вызывают у них сладкое томление в груди и заставляют мечтать о всяком таком, будоражащем воображение…
Вот и у девушки, с ним разговаривавшей, в голосе сквозило прямо-таки неприкрытое обожание. Хотя, чего это я? Может, у неё так проявляется уважение к профессионализму старшего товарища.
— Вот, возьмите, — прожурчал её голосок.
Я рискнул приоткрыть один глаз. Справился. А потом второй. Тоже получилось. Сначала картинка была мутноватой, но потом расплывчатые пятна стали обретать форму, и вот я уже вижу стоящих неподалёку от моего скорбного ложа людей, одетых в белые халаты.
Облик доктора был под стать его голосу. Высокий рост, широкие плечи, буйная русая шевелюра, выбивающаяся из-под белого колпака, и ухоженная окладистая борода.
И никто пока не обратил внимания, что у меня глаза приоткрылись. Доктор с интересом изучал что-то на экране планшета. А стоящая рядом медсестра, молодая рыжая девчонка с веснушками на носу, поедала влюблённым взглядом предмет своего обожания–этого импозантного бородача.
Да, я оказался прав в своих умозаключениях. Доктор был изрядным сердцеедом, а эта сестричка–одна из его многочисленных жертв. Ну да ладно, это их дела.
А мне пока надо сосредоточиться на том, чтобы прийти в нормальное состояние. В то состояние, когда интерес к противоположному полу становится не только академическим, а начинает носить… гм-м-м… более прикладной характер. Ну, вы поняли.
— Та-ак, Ян Миронович Карпов, шестнадцати лет от роду, — доктор весь ушёл в изучение истории болезни. — Поступил к нам с сотрясением мозга тяжёлой степени, трещиной малоберцовой кости, многочисленными ушибами и гематомами двадцать первого мая сего года…
— Его здорово избили, — пояснила сестра причины возникновения озвученных повреждений моей тушки.
— Да я догадался уже, — говоря это, доктор перевёл взгляд на личико медсестры, отчего та вдруг зарделась. Да так интенсивно, что веснушки на её милом личике стали почти не видны.
Доктор самодовольно хохотнул, ещё раз окинул взглядом аппетитную девичью фигурку, но всё-таки вернулся к делу:
— Так-так-так, а в кому он впал…
— Да как его привезли в бессознательном состоянии, так он в нём и оставался, — пояснила девчонка, — там всё написано.
— Вижу, вижу… А вёл его Викентий Сергеевич?
— Да, но он, как вы знаете, в отпуск ушёл.
— Знаю, конечно, — доктор ещё раз посмотрел на экран планшета. — Просто не настолько тяжёлые повреждения у пациента нашего, чтобы вот так сразу в кому впасть… ага, тут написано, что предположительно уход от реальности был спровоцирован психической травмой.
— Ой, — сестрёнка, видимо, наконец заметила, что я тут уже глазами во всю мыргаю, — а он в сознании.
— Так, — доктор профессионально-ласково посмотрел мне в лицо, — как вы себя, голубчик, чувствуете?
Поскольку кислородная маска всё ещё была на моей физиономии, я просто интенсивно моргнулобоими глазами одновременно, мол, да, я себя определённо чувствую, да и вас слышу.
Доктор улыбнулся и пристально посмотрел на медсестру, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как её мордаха опять краснеет от смущения:
— Ну, самое плохое для этого парня позади, — сказал он, — так что теперь выкармливайте, выхаживайте. Викентий Сергеевич по лечению всё расписал, тут мне добавить нечего. Сеансы спецтерапии я проведу не хуже него, так что через недельку, если всё пойдёт нормально, мы с вами этого молодого человека на ноги поставим, — потом смерил её откровенно плотоядным взглядом и произнёс, типа так, между прочим. — И знаете что, красавица, зайдите-ка после дежурства ко мне, поговорим, как нам с вами наладить… Продуктивное взаимодействие, — и улыбнулся так многообещающе, — а сейчас занимайтесь, — и, оставив смущённую девчонку, величаво удалился из палаты.
Я отметил: говоря последние фразы, он задействовал специфическую технику, когда его голос начал переливаться различными обертонами. Этот приём очень любим гипнотизёрами и психотерапевтами. Так что я был уверен, что юная сестричка после дежурства обязательно посетит кабинет этого замечательного профессионала и покинет сегодня больницу намного позже обычного.
Ну да ладно. Медики разошлись, и меня что-то опять в сон потянуло.
Разбудил меня голосок рыженькой медсестры:
— Больной, проснитесь.
Я проснулся и, не успев ещё открыть глаза, вспомнил продолжение этой фразы в соответствии с одной из хохмочек моего родного мира:
— Примите снотворное… — а потому, открывая глаза, я непроизвольно улыбнулся.
— Смотрю, у вас с самого утра прекрасное настроение, — продолжила рыжулька. — Учитывая ваше общее состояние, это даже несколько удивительно.
Ну да, сейчас я чувствовал, что организм находится в не лучшем состоянии. С другой стороны, я совсем недавно умер, и даже такое существование было для меня гораздо предпочтительнее, чем посмертное небытие.
— Сейчас подойдёт Василий Аронович.
Я вопросительно посмотрел в её болотного цвета глаза, в которых изредка мелькали изумрудные искорки.
— Он проведёт сеанс спецтерапии, — пояснила она, так что по возможности не засыпайте.
— Хорошо, — всё так же дурацки улыбаясь, прохрипел я.
Послышались приближающиеся шаги, и в палате появился тот самый русобородый доктор.
— Алиночка, — пророкотал его баритон, сразу же вызвавший румянец на щёчках рыжей медсестры, — пациент готов к процедуре?
— Да, Василий Аронович, — пискнула девушка и отошла немного в сторону, уступая место доктору.
Тот подошёл и убрал простынь, прикрывавшую мою квёлую тушку. Я как мог прошёлся взглядом по своему обнажившемуся телу. Из одежды — только выцветшие семейные трусы. Не иначе, как больничные.
Рёбра торчат. Живот впалый… Как, впрочем, и грудь. Мускулатура — очень так себе. В общем, как говаривал один мультипликационный ослик — мрачное зрелище. Душераздирающее зрелище.
— Ну-с, — буркнул эскулап, — приступим… — и распростёр надо мной свои ладони.
Сначала ничего не происходило, а потом я с некоторым удивлением отметил, что его руки окутываются зелёной дымкой. Вот она, магия…
— Странная какая-то магия, — это даос не удержался от комментариев, — он ци не использует. Значит, какой-то другой вид энергии… Занятно, — транслировав эту мысль, даос затих.
Надо думать, что теперь он пытается разобраться в механике этого чуда.
Я ещё помню, как доктор начал водить ладонями вдоль моего тела, а эта дымка буквально впитывалась мне в кожу. А потом на меня навалилась непреодолимая сонливость, веки самопроизвольно опустились, и я снова бессовестно заснул.
Да, я много спал и, кстати, много ел. Ну, как много? Сколько дадут. И добавку, если таковая была предусмотрена. Ввиду того, что мой опорно-двигательный аппарат только приходил в норму, кормили меня прямо в палате. И я вкушал скромную больничную еду в положении полулёжа, как какой-нибудь римский патриций.
Что именно я там ел описывать не буду, так как больничный рацион хоть и был немного лучше, чем в моём родном мире, отдельного описания всё равно не заслужил. Мой внутренний даос пока не нагружал меня, но предупредил, что как только он поймёт, что мне под силу хотя бы начальные упражнения из подготовительных комплексов Нэй-гун, то он тут же займётся моим обучением.
Но этот момент пока не наступил, а потому я наслаждался ничегонеделанием и параллельно осваивал память того, от кого мне и досталась в наследство эта тощая тушка. Не сказать, что воспоминания парня были приятными. Жилось ему отнюдь не весело…
— Ты что, придурок, совсем нюх потерял? — мускулистый парень в форменном костюме Ярославского Дворянского лицея сделал шаг вперёд и навис над тщедушным юношей, в воспоминания которого я сейчас погрузился, чтобы пережить эпизод, который и стал причиной его ухода из жизни. — Я же тебе говорил… по-хорошему говорил…
— Данила, да что ты с ним разговариваешь? — раздался дребезжащий голос из стоявшей невдалеке группы лицеистов. — Дай ему в рыло, и вся недолга.
— Вадик, в рыло я ему, конечно, дам, — злобно ухмыльнулся Данила, — но я хочу, чтобы он зарубил себе на носу, что Светлана — моя девчонка, — он снова переключил внимание на Яна. — Слышишь? И, чтоб ты знал, ей противны твои подкаты. А для лучшего закрепления этого знания сейчас встанешь передо мной на колени, — он обернулся к группе соучеников, — Свет, подойди, пожалуйста.
— Данила, оставь этого терпилу в покое, — от группы лицеистов отделилась невысокая ладная девушка. — Ты же знаешь, что мне на него плевать с высокой колокольни, — и с неприкрытым презрением посмотрела на несчастного парня.
Каждое слово девчонки, в которую Ян был безответно влюблён, сейчас оставляло в его душе рваные раны, боль от которых была просто невыносима.
Набычившись, он смотрел на своего счастливого соперника и понимал: сделать он не может ничего. Даже самый слабый из его одноклассников мог похвастаться рангом Ученика. А Данила — так вообще в ранге Новика, что для шестнадцатилетнего подростка считалось серьёзным достижением.
А он — слабейший. Он ещё даже не Ученик, а так, Начинающий — ни рыба ни мясо. Слабосилок с мусорной специализацией. Мало того, на него ополчились все. Все его пинают, не ставят ни в грош и вытирают об него ноги. Почти буквально. Он — изгой, не способный за себя постоять, паршивая овца…