— Ну… — этого стоило ожидать, и ответ, в общем-то лежал на поверхности, мало того, он давал возможность плавно и ненавязчиво перевести весь разговор в нужное мне русло, — с некоторых пор я принял решение о том, что надо кардинально менять способ жизни…
— Это как это? — вопрос дядьки выражал неподдельную заинтересованность, — расшифруй-ка…
— Может я несколько туманно выразился, — я сделал вид, что немного смутился, — просто, покуда лежал я в больничке…
— А, ну да, — понимающе хмыкнул Пахом Михайлович.
— Я обдумывал, что меня туда привело, и как подобного избегать впредь. И пришёл к выводу…
Но рассказ о плодах своих раздумий мне пришлось отложить, так как мы уже подошли к крыльцу. На котором нас поджидала Ольга Пахомовна Сухарева, которая, увидев меня радостно улыбнулась и громко провозгласила:
— Ян, иди быстро руки мыть — и за стол! — после чего скроила немного виноватую физиономию, и добавила, обращаясь к дядьке, — ну и ты, пап, тоже…
Спорить мы не стали, и, помыв руки, пошли на открытую веранду, где уже стоял тот самый стол, уставленный тарелками, блюдами, судочками и прочими емкостями.
Там даже металлическое блюдо с подогревом было. На нём внушительной горкой были сложены обжаренные на открытом огне кусочки сочной свинины. И пахли они просто обалденно!
Мы все чинно разместились за столом, включая Ольгу и жену дядькину, Любаву Ильиничну.
Дядька на правах хозяина налил и себе и жене по маленькой. Нам же с Ольгой налили кваса, по причине того, что по возрасту было нам пока не положено было алкоголь употреблять.
Не знаю, как сестра на это смотрит, а мне, в общем-то не очень-то и хотелось, так как всё, мне полагающееся, я с избытком употребил ещё в прошлой своей жизни. И сейчас смотрел на рюмку совершенно равнодушно.
— Ну, за встречу! — провозгласил тост Пахом Михайлович, и мы все дисциплинированно пригубили — у кого что было налито…
Надо сказать, что в дядькиной семье отношение к приёму пищи было сродни тому, что исповедовал и я сам — во время еды надо отвлекаться по минимуму, а лучше вообще не отвлекаться — еда, это дело серьёзное.
Поэтому минут пятнадцать-двадцать мы сосредоточенно воздавали должное стряпне Любавы Ильиничны, не уставая её нахваливать. Всё было, действительно безумно вкусно.
Но вот закончилось и жареное мясо… Да, всё хорошее кончается, как это ни печально.
На столе появился пузатый самовар, плетёная корзинка с бубликами, печеньки, мёд, варенье… Ужин, как таковой, закончился. И пришло время десерта и деловых разговоров.
Как я того и ожидал, дядька продолжил свои расспросы:
— Ян, ты всё-таки расскажи-ка нам, что ты там надумал-то такого, что сестра твоя мне на полном серьёзе доказывает, что тебя подменили, — продолжил он тему, затронутую сразу после того, как я переступил порог этого дома.
— Понимаешь, Пахом Михайлович… — я решил частично раскрыть карты, поскольку, разговор-то всё-равно зайдёт о том, насколько круто я изменился, и избежать его не удастся, — случилось со мною странное.
— Так ты что-то от меня таки утаил, мелкий? — сестрёнка продолжала величать меня мелким, хотя, если начистоту, то я её уже довольно заметно по габаритам превосходил.
— Ну прости, прости… — я напустил на себя виноватый вид, чтобы пресечь дальнейшие наезды. Мол повинился я, а повинную голову, как известно, и меч не сечёт…
— Олька. хватит перебивать, — цыкнул на неё Пахом, после чего сказал уже мне, — продолжай.
— Вот, но прежде чем рассказывать о подробностях произошедшего, я вынужден просить вас о том, чтобы то, о чём я буду рассказывать, никуда более не ушло, — тут я скроил серьёзную физиономию и обвёл всех присутствующих пристальным взглядом.
Вроде как прочувствовали.
— Ну говори уже, не томи, — улыбнулся дядька, после чего веско обронил:
— Дальше стен этого дома ничего не уйдёт, — и, строго зыркнув на приёмную дочь, добавил, — это и тебя, егоза, касается.
— Да поняла я, — откликнулась Ольга, бросив на меня недовольный взгляд.
— Так вот… Как очнулся я в больничке-то, — сказал я загадочным таким тоном, — так и с превеликим удивлением обнаружил, что в голове моей появилось то, о чём я никогда не знал и не слышал ни от кого…
— Однако, — крякнул дядька, — и, что же это такое у тебя в мозгах твоих завелось? — смотрел он на меня с ярко выраженным беспокойством, и создалось у меня впечатление, что он уже лихорадочно соображает, как бы так санитаров позвать, чтобы я до их прибытия не убёг никуда.
— Наверное, я кое-что вам лучше продемонстрирую, — сказал я, и поднявшись со стула установил метрах в пяти от стола заранее примеченный мною чурбачок, который валялся неподалёку в траве, — потом вы и к словам моим серьёзнее отнесётесь.
— Что это ты удумал-то? — с некоторой опаской поинтересовался дядька.
— А вот смотри, Пахом Михайлович… — я вытянул по направлению к чурбачку, который сейчас выполнял функцию мишени, руку.
Всего мгновение, и сформировавшийся на кончиках моих пальцев невидимый комок очищенной ци рванулся к несчастной деревяшке.
Само собой, энергетический заряд разнёс это полешко вдребезги. Я обернулся, и увиденное меня изрядно порадовало.
Если Любава Ильинична никак не среагировала, то дядька и сестра выглядели предельно озадаченными и даже, я не побоюсь этого слова, ошарашенными.
А почему дядькина супруга не обратила внимания на продемонстрированный мною кунштюк, то это всё потому, что магический дар её был невелик.
И она, зная о том, что потенциал у неё очень так себе, магией уже давно не занималась, а предпочитала тратить время на домашнее хозяйство. И как дядька не пытался сподвигнуть её повышать свой уровень во владении маной, ничего у него у него не получалось. Проще говоря, забила на магию Любава Ильинична.
А потому она не обратила никакого внимания и на то, что действие, совершённое мною противоречило всем магическим канонам.
— А! Я знаю! — это Ольга встрепенулась и, сорвавшись с места метнулась к остаткам моей мишени, — он нас пытается обмануть, он же фокусник!
Но, пощупав собственными руками свежие щепы, в изобилии валявшиеся кругом, изрядно поскучнела и, растеряно глядя на меня, спросила:
— Как?
— Да, как? — это уже дядька интересовался.
Я не торопясь сел и потянулся за ближайшей печенькой, а Пахом Михайлович начал допрос Ольги:
— Вот скажи мне, когда Ян сделал так, что полешко разлетелось на куски, ты что почувствовала?
Ольга замерла. Видимо, прокручивая в памяти свои недавние ощущения, а потом с удивлением ответила на поставленный вопрос:
— Ничего… — и уставилась на Пахома.
— А что тогда раскричалась, что мол нас тут всех за дураков держат? — улыбаясь, опять спросил дядька, — ведь Ян магии не применял. Вообще. И, стало быть, свою магию иллюзий тоже не использовал… Тогда что получается? — и он строго посмотрел на Ольгу.
— Не знаю… — неуверенно ответила она.
— Вот и я не знаю, — подвёл черту под дискуссией дядька, — а потому садись, и будем с тобой слушать, что нам Ян Миронович поведает. И сдаётся мне, что будет этот рассказ интересным да познавательным, — и глядя на меня, произнёс:
— Слушаем тебя, рассказывай.
— Так вот, как я уже сказал, знания о том, как делать такие штуки, что я вам сейчас продемонстрировал, а так же много другого интересного и полезного, я обнаружил в своей памяти, когда очнулся после того инцидента, — начал я свой рассказ.
Но Ольга не была бы сама собой, если бы не ввернула своё веское слово:
— Это после того, как тебя капитально в бубен настучали? — ну не могла эта язва не акцентировать внимание на том, что тогда я действительно знатно отгрёб.
Но дядька просто зыркнул на неё, и она тут же притихла. И постаралась сделать вид, что вообще рот не раскрывала. Я тоже укоризненно посмотрел на неё, и продолжил:
— Это, смею вас заверить, никакие не чудеса, а результаты работы с энергией, маной не являющейся, — сказал я, глядя в удивлённые лица слушателей, — в этом есть и свои плюсы, и свои минусы.
— Ты не отвлекайся, продолжай… — дядька стал серьёзен и внимателен. Он человек умный и обладающий обширным боевым опытом. И уже одно то, что люди, работающие с маной не чувствуют ничего, когда используется ци, делает искусство работы с этой энергией очень серьёзным преимуществом.
— Начнём с плюсов. Первый, и самый жирный плюс состоит в том, что работать с жизненной энергией, то есть с ци, может каждый. Тут не требуется никакого специфического дара, как при работе с маной. Всё зависит только от упорства, времени и сил, затрачиваемых на тренировки и медитации… Ну, и доступа к действительно эффективным методикам, разумеется.
— Дальше, — дядька впитывал информацию, как губка.
— Ещё один важный плюс, это то, что адепты, достигшие вершин в работе с ци получают возможность обрести бессмертие.
— Ну это ты точно заливаешь, — выдала своё мнение Ольга.
— Тут я, так сказать, за что купил, за то и продаю, — улыбнулся я, — в той информации, что появилась у меня, обретение бессмертия рассматривается как одна из ступеней самосовершенствования. Одна из высших, очень трудно достижимых ступеней, но, тем не менее…
— А минусы какие? — дядька стремился получить максимум информации.
— Основной минус я уже обозначил. Усилия, требуемые для овладения искусством работы с жизненной энергией ци намного больше тех усилий, что затрачивает адепт работы с маной для достижения примерно того же уровня могущества. Кроме того, нюансы работы с ци имеют серьёзные отличия от работы с маной, что тоже может усложнять процесс постижения тайн этого искусства.
— Понятно, — как бы про себя буркнул дядька, после чего опять посмотрел на меня:
— Но ведь это же далеко не всё, о чём ты хотел с нами поговорить?
— Конечно не всё, — я загадочно улыбнулся, и извлёк из внутреннего кармана курточки толстую пачку денег, одну из тех, что достались мне в наследство от безвременно почившего предпринимателя по фамилии Полтораки.