Душа, которая помогла ей отыскать Колдуэлла, была восхитительно нема. Через призму мира теней она показывала Морриган одно и то же видение, а потом и вовсе, взяв дело в собственные руки, теневыми тропами провела ее к «фабрике чар». Разинутый в крике рот и поток нескончаемых ругательств, которые Морриган умудрилась прочитать по губам Конхобара – зная его характер, сделать это было несложно, – говорили о том, что с ним такой номер не пройдет. Хуже всего то, что Конхобар вряд ли вообще теперь исчезнет из ее жизни, раз однажды появился в ней.
Однако… Души редко – реже, чем порой хотелось бы – взаимодействовали с людьми. Часть из них, оказавшись в мире теней, очень быстро забывала о прошлом – а значит, и о тех, кто остался в мире живых. Часть счастливчиков уходила в чертоги Дану, а часть была слишком слаба, чтобы дотянуться до кого-то, оставленного за Вуалью. Конхобар оказался силен духом, раз сумел так легко связаться с ней – пусть Морриган и сама сделала ему шаг навстречу. Игнорировать столь явное преимущество Конхобара над другими духами было бы весьма глупо и недальновидно.
– Проклятье, – мрачно повторила Морриган.
Шагнуть в мир теней, когда в твоем распоряжении вместо ритуальной комнаты с зеркалами в пол лишь небольшой осколок истины – дело непростое. Морриган не сразу нашла нужное расстояние между воткнутым в землю зачарованным куском зеркала и собой. Однако благодаря одному рассветному трюку, способному менять свойства объекта, в отражении осколка истины она теперь помещалась целиком.
Держа в руках свечу, Морриган прошептала: «Anedore maes orvei», что значило «пустите меня глубже». Не в Вуаль – в Юдоль Печали, обитель духов.
Мир теней принял ее в холодные, неживые объятия. На мир живых накинули черный саван, заставив его угаснуть, раствориться в темноте.
– Соизволила-таки явиться? – неприязненно произнес Конхобар. – Ну здравствуй, ведьма.
Морриган рассматривала его, чуть наклонив голову и сощурив глаза. Видеть ли в нем угрозу? С Конхобара станется нарушить собственные принципы и в мире мертвых. Ведь это именно он позволил ей обращаться к полуночной магии для ловли колдунов-отступников, лишь бы только прославить свой лагерь и провозгласить охотников Картрая как одних из лучших в Ирландии.
Раз Конхобар все еще здесь, Дану в свои чертоги его не позвала.
– Жаль, я вовремя не распознал в тебе тьму.
– Ой, бросьте, – скривилась Морриган. – Вы не могли не знать, кто я такая. Да, мы, юные вольные, любили говорить о том, что с нашими семьями нас ничего больше не связывает. Что мы сами по себе и берем судьбу в собственные руки. Правда в том, что вы, Конхобар О`Риган, не могли приютить в своем лагере Морриган Блэр и не подумать о ее родственной связи с Бадб Блэр, легендарной Леди Ворон. Кто угодно, но только не вы.
– Твоя правда, ведьма. Правда и в том, что тьма живет в каждом из нас. Но кто-то запирает ее внутри, а кто-то подкармливает ее, словно голодного монстра, взращивая ее. А потом спускает тьму с поводка, позволяя ей кормиться уже душами невинных.
Морриган покачала головой. Конхобар бы нашел общий язык с Файоннбаррой. И все же от колдуна ночи ожидаешь пространных рассуждений о тьме внутри человека, а вот от взрывного, но немногословного мастера-охотника с замашками генерала…
– О, да, вы не можете простить мне, что в нашу прошлую встречу в клубе, где вы, глядя на полуголых танцовщиц, предавались размышлениям о невинных и спасении мира, я знатно вас потрепала.
– Нет, я не могу простить тебе того, что девушка, на обучение которой тратили свое время лучшие из наставников, одна из моих воспитанниц, которой до поры до времени я мог только гордиться, стала убийцей.
– Я не убивала Лару Кэнни. Дух убил моими руками. Так что Трибунал обвинил меня ошибочно. Хотите поговорить о времени? Прекрасно. Каждая минута, что я провожу в мире теней, выкачивает из меня жизнь. Я не собираюсь тратить драгоценное время на выяснение отношений. Если вам есть что сказать – говорите.
– Если это правда…
– То, что я была ведома, убивая невинную жертву? А разве это что-то изменит?
– Для меня – да, – отчеканил Конхобар.
Морриган выжидала, как всегда чувствуя ход невидимых часов, что отсчитывали утекающие мгновения ее жизни. Что ж, у нее оказалось куда меньше выдержки.
Или же ей, в отличие от неизбежно мертвого егермейстера было, что терять.
– Что случилось с лагерем?
– На нас напали. Тактика простая, но действенная. Сначала нейтрализовать охрану лагеря, затем – егерей, чтобы не успели отдать команды, а потом методично истребить всех попавшихся под руку охотников – как опытных, так и новобранцев.
– Сколько их было?
– Около дюжины. Все – существа древней крови. Вервольфы, глейстиг, гвиллионы[19], бааван-ши. Это те, кого я успел разглядеть. Выглядели они как дикие оборванцы, но ярость в них… ярость их вела. Они пускали в ход когти, клыки и зубы. Разрывали людей на части, одним укусом высасывали из них кровь.
Морриган отчаянно пыталась прогнать видение случившегося, но оно упрямо оживало перед ее глазами. Кровь… Всюду смерть и кровь.
– Почему они? Не колдуны-отступники, за которыми подобные нам охотились десятилетиями… а существа древней крови? Откуда в них такая ненависть?
– Эти твари постоянно ноют о том, что Трибунал их притесняет, – кривя губы, сказал Конхобар.
Морриган покачала головой.
– Это объясняет их злобу по отношению к людям, но не ожесточенную ненависть, итогом которой стало истребление десятков охотников и егерей. Если они так сильны, что мешало им напасть сразу на резиденцию Трибунала?
Взгляд Конхобара потускнел. Он, призвавший Морриган в мир мертвых, отказывался говорить! Неужели всерьез считал, что она удовлетворится сказанным?
– Те слухи, что доходили до меня, вовсе не слухи, верно? – медленно спросила Морриган.
– Тебе придется быть чуть более конкретной.
– О, вы точно знаете, о чем я говорю. Иначе не отводили бы сейчас взгляд.
Конхобар упрямо молчал, не глядя в ее сторону.
– Ну хорошо. Люди по всей Ирландии рассказывают о том, что некие группы вот уже несколько лет охотятся на существ древней крови. Отлавливают их, как в старину отлавливали полуночных ведьм, чтобы сжечь на кострах и очистить их душу. Почему я не сравниваю с тем, как мы, истинные охотники, по заказу Трибунала отлавливали колдунов-отступников? Да потому что в случае с «охотой на ведьм» Темных веков и охотой на существ древней крови никакого трибунала в его первоначальном значении нет. Нет никакого суда. Поговаривают, носителей древней крови усыпляют, как бродячих псов, и забирают с собой.
Мертвый егермейстер хранил упрямое молчание.
– Балор вас забери! – взорвалась Морриган. – Мне кажется, вы чересчур близко к сердцу приняли выражение «унести секрет с собой в могилу». С вашей смертью ни вы, ни я, ни Трибунал ничего уже поделать не можем. Но вспомните, ради Дану, о том, что в Ирландии есть еще десятки подобных лагерей. Вы действительно хотите, чтобы в один из дней уже другие охотники проснулись от душераздирающих криков или раздирающих их грудь когтей?
– Ловчие.
– Простите?
– Их называют ловчими. Это не охотники, как ты могла подумать. Верней… не совсем. Никого из них Гильдия охотников не воспитывала с самой юности, как вас в Картрае.
– То есть? – насторожилась Морриган.
А она уже успела решить, что ловчие – лишь особый подвид охотников, вместо полуночных колдунов «натасканный» на существ древней крови.
– Всех ловчих к нам направлял Трибунал, – нехотя сказал Конхобар. – В меру молодые, очень редко – юные. Так или иначе, когда они поступали к нам, они уже были трибунами или, во всяком случае, работали на Трибунал.
– Есть разница?
– Есть. – Однако объяснять егермейстер не стал. – Мы лишь проводили что-то вроде ускоренного обучения. Учили сражаться, проверяли знание бестиария, но отдельно от вас, основной группы охотников. Периодически в лагере появлялись трибуны. Они следили за ходом подготовки и, если считали, что ловчие готовы, забирали их с собой. Я даже не знаю, где базируются ловчие. Вряд ли у них есть свои лагеря, иначе их подготовка проходила бы там, а не среди охотников. Трибунал их явно не готов обучать.
– И как долго это продолжалось?
– В Картрае? Несколько лет. Насчет других лагерей сказать не могу.
Морриган на мгновение стиснула зубы.
– Зачем? Что они вам сделали?
– Что нам сделали существа древней крови? – хохотнул Конхобар. – Раз ты спрашиваешь, значит, Трибунал добился своей цели – защитил граждан Шотландии и Британских островов и обеспечил их покой и безопасность. Древние требуют к себе особого отношения.
– Разве? А мне казалось, они хотят лишь того, чтобы к ним относились не хуже, чем к людям, – холодно отозвалась Морриган.
Конхобар подался вперед. В этой угрожающей позе – сжатые кулаки, опасно сощуренные глаза – она видела его прежнего. Властного, вспыльчивого, непреклонного… Живого.
– А как насчет тех существ, что живет, словно по законам волчьей стаи? Мира животных, но не людей? Тех, кто по ночам выходит на охоту, а поутру оставляет за собой трупы? Обескровленные, растерзанные на куски? То, что ты видела по ту сторону завесы… все это они делают с людьми.
– Не говорите со мной как с маленькой. Я знаю, на что способны дикие древние.
– А как, скажи мне на милость, ты отличаешь диких от других? Как можешь быть уверена, что тела, которые по утрам находят в Кенгьюбери – это жертвы одичавших? А не тех, кто входят в наши дома, торгуют с нами, стоят в одной очереди с нами, а ночами охотятся на нас, потому что мы для них – развлечение и еда? Два в одном, как говорится. Как мыши для котов. Ты не представляешь, на какие зверства они способны.
– Как и люди, – сухо парировала Морриган.
– Твоя правда. Но пока люди вынуждены жить по правилам, магия существ древней крови находится за рамками деления на рассветную и полуночную, а потому контролировать их практически невозможно.