– Ты не кажешься очень уж… успокоенным.
Он издал короткий смешок.
– У Морриган проницательности научилась? Если без шуток, есть кое-что, что меня смущает. Я понимаю, как озабочен этим делом Трибунал – с каждым днем количество спящих возрастает. Им нужно что-то предпринять. Но как бы преследование этой ведьмы, Рианнон, не оказалось выстрелом вхолостую…
Что и говорить, другу детства Клио доверяла куда больше, чем Трибуналу. Организации, которая, помимо прочего, открыла охоту на Морриган за убийство, совершенное ее руками, но не волей. Трибунал непременно охотился бы и за самой Клио, вздумай она вернуться в родной город навсегда. Для трибунов мир очень прост и однозначен: есть полуночные колдуны, есть колдуны рассветные, есть черный и белый, без полутонов. Разбираться в деталях и оттенках подавляющее большинстве трибунов не намерено.
– Я собрал о подозреваемой информацию, и, если честно, картинка не складывается. Да, я не первый год служу в Департаменте, чтобы понимать: люди с безупречной репутацией и безукоризненным поведением порой хранят десятки скелетов в шкафах. А в биографии Рианнон, помимо одного-единственного факта, который и привлек к ней внимание Трибунала, нет ничего, за что можно зацепиться! Ей двадцать четыре, всю жизнь она прожила в маленьком городке на юге. Пошла по стопам отца и стала, не поверишь, помощницей конюха. Сначала помогала отцу на семейной ферме, после его смерти устроилась в национальный парк. Ее там, по правде говоря, обожают… Во всяком случае, обожали до недавних пор. Рианнон умеет ладить с лошадьми: самые строптивые рядом с ней становятся ласковыми – прямо как домашние кошки. Я пообщался с конюхами и с владельцем конюшни. И все как один говорят – у нее дар, не иначе.
– Природная ведьма? – заинтересовалась Клио.
В реальной жизни она их почти не встречала – лишь на страницах учебников и, разумеется, в Неметоне[22], обители Ведающей Матери.
И природные ведьмы, и их близкие сестры лесные были мастерицами, способными найти особый подход к растениям и к животным. Первые заботились о домашних зверях, вторые умели приручать диких и превращали лес в кладовую даров природы – не зря в старину их называли Хозяйками леса. Природные ведьмы могли вырастить прекрасные сады и усмирить самые капризные из растений.
– Ее окружение поначалу было уверено, что да. Однако Рианнон смеялась, дескать, мама запрещала ей близко подходить к цветам. Она не умела за ними ухаживать – как бы ни старалась, под ее надзором цветы увядали. Особенно своенравные кошки царапали Рианнон как и всех остальных, да и прочие животные не сказать, что часто к ней ластились и вырастали особенными благодаря близости к ней. А вот лошади… Все знали – если Рианнон ухаживает за жеребцом, он вырастет в сильного и здорового коня.
– Лошадиная ведьма, – улыбнулась Клио. – Но подожди. Даже если она ведьма, то рассветная, верно?
Ник вдумчиво кивнул.
– Именно этот факт, помимо того, как люди отзываются о Рианнон, меня и смущает. Однако у Трибунала есть некие сведения, из-за которых меня и отправили поговорить с ней. У Рианнон есть еще один дар – она способна зачаровывать птиц так, чтобы их голоса погружали людей и животных в сон.
– Никогда не слышала ни о чем подобном, – изумилась Клио.
– Как и я. Но это заставляет насторожиться. Кроме того, один из свидетелей рассказал о странном случае, связанном с Рианнон. Сказал, что не стал поднимать шум сразу после произошедшего, но сейчас, когда город охвачен паникой, понял, что больше не может молчать. И пришел в Трибунал.
Клио, которая успела проникнуться симпатией к покровительнице лошадей, встревожилась.
Ник для удобства оперся о стену и продолжил:
– Пару лет назад он уезжал в соседний город по делам, а когда вернулся, обнаружил, что весь квартал погружен в сон.
– Подожди, я что-то слышала! Еще пыталась тогда разузнать у цеури[23], что вообще случилось…
– Не удивлен. Ты любопытна, как кошка. Ох, прости. Я хотел сказать, в тебе погиб исследователь.
– И ничего не погиб, – буркнула Клио, вызвав у Ника улыбку.
– А ничего не нашла ты потому, что никто так и не понял, что тогда случилось. Несколько часов спустя уснувшие очнулись, но уже постаревшими. Словно кто-то украл у них саму жизнь.
Клио молчала, прижимая прохладные пальцы к губам.
– Когда ты будешь говорить с Рианнон?
– Сперва нужно ее найти. Из родного города она переехала, но никто не знает, куда.
Клио тронула его повыше запястья, будто возвращая то прикосновение, когда Ник согревал ее пальцы. Хотелось бы только, чтобы оно не было столь мимолетным.
– Как только поймешь, где она, расскажешь мне, ладно?
– Обязательно, – заверил Ник.
Пора возвращаться к работе. Ее с каждым днем все прибавлялось – спящих, к которым по горячим следам приводил девушек Ник, становилось все больше. Клио почти привыкла входить незваной гостьей в чужие сны. Блуждать по их лабиринтам, рано или поздно выводя тех, кто заплутал. Тонуть в кошмарах, успокаивая себя пониманием, что реальность, рано или поздно, выдернет ее наружу, словно корень из земли.
Но сегодня… Сегодня все было иначе.
Эрик, симпатичный, увлекающийся шахматами двенадцатилетний мальчишка, не приходил в себя вот уже неделю. Он был практически иссушен. Даже манипуляции новопровозглашенной доулы смерти не помогли вырвать Эрика из костлявых ледяных лап. Жить ему осталось недолго.
По царству снов Эрика Клио брела уже целую вечность. И лишний раз убеждалась: чем дольше спящий находится в Юдоли Сновидений, тем крепче и неотвратимее его кошмары. Те, что и саму Клио не всегда готовы отпустить.
Страхи наполнили белый дом с покрывалом из белых хлопьев вместо мягкого ковра. В поисках затерявшегося в лабиринтах комнат Эрика Клио открывала дверь за дверью. И за каждой находила какую-то часть него, застрявшего в кошмарах, бьющегося в агонии в переплетении черных пут. Паутинная сеть здесь была крепче тех, с которыми ей довелось столкнуться. Она едва поддавалась, когда Клио пыталась ее расплести. А мир вокруг – нет, не тот, что лежал за пределами крохотной спальни, – мир Эрика содрогался в конвульсиях. Едкие, словно кислота, кошмары с легкостью проникали сквозь броню, которую Клио, как ей казалось, давным-давно нарастила.
Эрика запирали в темном шкафу, и тьма была такой, что Клио не могла зажечь ни искринки. Пробиралась на ощупь, пока не нашла дверь, ведущую прочь из жуткого сна, а отворив ее… выпала из шкафа. Мальчика морили голодом – это она поняла по сну, в котором он бежал к столу с жалкой краюхой хлеба, но с каждым шагом тот лишь отдалялся. Родной отец избивал его, методично и беспощадно. На глазах Клио Эрик превращался в один сплошной синяк, а затем – в кровавое месиво. Она бежала, крича и срывая связки.
В своих кошмарах Эрик убивал отца, в очередной раз посмевшего поднять на него руку. Увидев это впервые, Клио содрогнулась. Увидев четырежды, поняла: это лишь жуткая, постыдная для мальчика фантазия. Сладкая мечта с горьким привкусом вины.
Ведь убивал отца Эрик по-разному. Душил во сне, закалывал ножом, подсыпал яд в виски. А потом, скорчившись на полу рядом с телом, обнимал себя за колени и, обливаясь слезами, выл.
Кошмары разрывали сердце Клио на мелкие клочки. Несуществующее здесь, оно истекало кровью и болело.
Она должна освободить Эрика. Должна.
Клио нашла его в сердце всех кошмаров – в крохотной комнате с белыми стенами, полом и потолком. Мальчик стоял, опутанный черными нитями паутины – толстыми, блестящими как стекло. Эрик держал младенца, в котором Клио необъяснимым образом его самого, новорожденного. Младенец исчезал, истаивал под взглядом двенадцатилетнего Эрика, словно чья-то греза. Словно сон с наступлением утра.
Эрик хотел, чтобы его никогда не существовало. Чтобы ему не пришлось снова и снова переживать эти страдания.
Клио бросилась к нему, схватилась за нити. Они резали ей ладони, словно туго натянутые струны. Красное на белом, боль в кровоточащих руках. Она плакала, безуспешно пытаясь убедить себя, что боль не настоящая. А вот та, что терзала Эрика… Если не уничтожить ее, она попросту его убьет.
Но кошмар, вместивший в себя ужас всех прожитых лет, обладал своей собственной волей. Сдаваться он не желал. Паутина подобралась к ногам, поползла вверх, впиваясь в кожу.
– Нет, – прохрипела Клио.
Напрасно она взывала к Эрику. Он смотрел прямо на нее… и не видел. Сейчас она – очередное порождение его сознания. Не причиняющее боль, но и не избавляющее от нее.
Клио забилась в путах, но они лишь стали крепче. С минуты на минуту случится то, чего она всегда так боялась. Она застрянет здесь, станет частью чужого кошмара. Клио обмякла на мгновение, но заставила себя бороться. Глупо, бессмысленно – она лишь делала себе больней.
И в этот миг она снова увидела его. Человека в белом, давнего гостя ее снов… нет, сновидческих лабиринтов, в которых она блуждала.
Если это и впрямь ее отец… Клио не знала, рада ли его видеть. Рада ли видеть того, кто убил их с Морриган мать? А того, кто мог вызволить ее из ловушки?
Впервые он был не туманным образом, мелькающим на периферии сознания. Он приближался, не таясь, и с каждым его шагом становилось все очевиднее, что он – не мираж, как думалось Клио поначалу, не плод ее воображения, а реальный человек, находящийся в мире снов. Сноходец, как и она.
А еще становилось ясно, что он – не ее отец.
Слишком молодое лицо, совсем не похожее на Клио – острое, бледное, непривлекательное. Падающие на лоб и щеки рвано подстриженные белесые волосы. Тонкая, почти прозрачная кожа. Незнакомец казался даже не выгоревшим на солнце, а вылинявшим под водой.
Замершая в путах, словно лиса в капкане, Клио закусила губу от пронзившего ее разочарования. Значит, преследовал ее не отец. Но ведь она сама не желала его видеть. Откуда тогда это едкое чувство?