Выходит, где-то там, глубоко в подсознании, увидеть отца ей все-таки хотелось. Пусть убийцу матери и предателя, но… А что, собственно, но? Она совсем ведь его не знала. Зачем желать встречи с ним?
– Я помогу, – прошелестел он бесцветным голосом.
Однако режущая как клинок паутина под пальцами незнакомца расплеталась легко, словно вязаная рукавичка, которую потянули за торчащую нить. Клио выдохнула, когда путы спали. Взглянула на Эрика, который все еще находился внутри кокона из паутины. На чужаков он не смотрел – все его внимание было приковано к себе, младенцу.
– Прости, что не помог раньше. Я боялся… Думал…
– Что ты думал? – поморщилась Клио.
– Что ты – смерть.
От его слов и тона мороз пробежал по коже.
– Я думал, ты – это она.
– Она?
В висках появилась болезненная пульсация – быть может, от попытки поймать ускользающий смысл разговора.
– Та, что ткет кошмары.
Теперь Клио понимала, что чувствует тот, кого разбудили вылитым на лицо галлоном ледяной воды.
– Кошмары… – Даже одно простое слово с первого раза выговорить не получилось. – Ты видел ее? Знаешь, кто она такая? Зачем она мучает людей? Что ей надо?
Человек в белом отступил на шаг, испуганный ее экспрессией. Кажется, он собирался и вовсе развернуться и убежать.
– Подожди! Прости, я не хотела…
– Ткач Кошмаров пугает меня, – сдавленно признался он, прижимая к груди тонкие, бледные руки.
– Я знаю. Меня тоже. – Неважно, что Клио никогда ее не видела. Она видела итог ее противоестественных чар. – Если хочешь, мы не будем говорить о ней.
«Пока не будем».
– Ты можешь освободить моего друга?
Похожий на призрака незнакомец часто закивал. Прикоснулся к паутине, что пленила спящего, заставляя ворохом черной пряжи опасть на пол. Эрик стоял, моргая. Младенец снова исчез, как фантом… и уже не появился. Исчез и сам Эрик.
Он наконец был свободен.
Сотканный из его страхов дом с сотнями дверей растаял. Хотелось верить, что навсегда.
– Ты спас его. И спас меня, а я даже тебя не поблагодарила, – с мягкой улыбкой спросила Клио. – Спасибо.
Человек в белом стоял, чуть наклонив голову и странно улыбаясь в ответ.
– Как тебя зовут?
– У меня нет имени.
– Ты забыл его?
Человек в белом задумался.
– Мне кажется, его у меня никогда не было.
– Хорошо, но как-то же тебя называют? Или как ты называешь сам себя?
– Ловец Снов.
Клио ничего уже не понимала.
– Но ловец снов – это не человек.
Он озадаченно пожевал губу – бледную, почти бескровную.
– Думаешь, я не человек?
Клио смотрела на него, расширив глаза. Замотала головой. Этот разговор – один сплошной морок!
– Ты ведь сноходец, верно?
Ответ на вопрос, который поначалу ей самой показался глупым, вовсе не был так однозначен. Что, если Ловец Снов когда-то стал жертвой той, что ткет кошмары?
– А?
– Кто ты – там, в реальности? – терпеливо сказала она. – Какой твой дар?
– В реальности? – Ловец Снов неуверенно улыбнулся. – А где, по-твоему, мы?
Клио прикрыла глаза. На сегодня с нее, пожалуй, хватит. Но она не может уйти, не узнав, что Ловцу Снов – кем бы он ни был на самом деле – известно о Ткаче Кошмаров.
– Послушай… Я знаю, она пугает тебя…
– Нет-нет-нет! – захныкал Ловец Снов, по-детски зажимая ладони руками.
Клио не любила обижать людей. Не любила даже причинять им неудобство. Потому очень редко ввязывалась в ссоры, потому не желала нарушать границы личного пространства. Не умела настаивать. Требовать. Диктовать свою волю.
И ей бы пришлось уйти ни с чем… вот только Ловец Снов был единственным, кто хоть кто-то знал о ведьме, которая погружала людей в смертельный сон.
Клио шагнула к нему вплотную, силой отняла от лица бледные руки. На ощупь они казались одновременно желейной плотью медузы и сырым тестом. Поборов нетипичную для нее брезгливость, Клио сильней сжала холодную и белую, словно брюхо выброшенной на берег рыбы, ладонь.
– Люди умирают, понимаешь? Умирают из-за нее!
Ловец Снов шумно шмыгнул носом. Взглянул на Клио глазами, полными слез.
– Умирают? Как это?
Судя по всему, он и не подозревал, что за пределами бесконечной белизны, сотканной из снов и кошмаров, существует иное измерение. По какой-то неведомой причине реальность ему заменила Юдоль Сновидений.
– Исчезают, уходят из этого мира.
Ловец Снов ахнул.
– Я видел это! Но я думал, белое их поглощает. А они просто уходят из-за нее!
Клио сглотнула. Как многих спящих он видел здесь? Как много смертей наблюдал, не понимая, что люди… умирают?
– Да, – выдавила она. – Из-за нее. Ты можешь рассказать мне о ней хоть что-то?
Он помотал головой. Либо и правда ничего не знал, либо не хотел говорить. Клио тяжело вздохнула. Сейчас лучше отступить, чтобы не спугнуть Ловца Снов. Но это не последняя их встреча.
– Ты больше не будешь меня бояться?
– Ты совсем не страшная. – Он широко и радостно улыбнулся. – И ты – не она.
Клио заставила себя улыбнуться в ответ.
– Ты поможешь мне освободить людей, чтобы они сбежали тоже? У тебя хорошо это получается. Я… не настолько сильна.
Ловец Снов хмурил лоб, будто не поспевал за ее словами. Но затем снова часто закивал.
– Помогу. Ты только возвращайся.
Клио дала ему то же обещание, которое однажды давала Кьяре:
– Я сноходица. Я не могу не вернуться.
Глава 23. Свобода от оков
Отныне все ночи Морриган посвящала приручению теней. Спала урывками и часто просыпалась уже после полудня, словно подражая сестре-сноходице. Порой ее будили слуги Доминика, порой жгущим кожу символом зова будил он сам.
Бадб, в одну из ночей заставшая Морриган за ритуалом ноктурнизма, пришла в ярость. Все допытывалась, зачем дочери потребовалось растрачивать силы на «бесполезную, глупую, недостойную фамилии Блэр» рассветную магию. Морриган настаивала, что просто пытается стать лучшей королевской защитницей, но обе понимали, что это неправда. Или правда лишь наполовину.
Однако бессонные ночи и пылкое неодобрение Бадб определенно того стоили. По мановению руки Морриган тени, подчиняясь ее воле, возникали там, где она пожелает, рассеивались или сгущались и меняли форму.
Наконец ее наставник решил, что пора перейти к чарам посложнее.
Для лучшего погружения в ритуал и собственное сознание Морриган снова опустилась в круг из зажженных свечей. Тьма обволакивала кожу, неуязвимая для приглушенного света.
– Позволь теням тебя поглотить. Не я должен направлять их, ты должна сделать это сама. Стань черной кошкой в темной комнате. Невидимой. Недосягаемой.
«Несуществующей», – мысленно добавила Морриган.
Некстати вспомнилось жуткое в своей неправильности ощущение, когда она растворялась в окружающих тенях, пытаясь стать тенью прозектора и проникнуть в Дом Смерти. Удушающее чувство, что ее нет, что она никогда и не существовала, едва не сорвало ритуал.
И теперь Морриган предстояло это повторить.
Страх снова испытать то жуткое чувство был схож со страхом борющегося с гидрофобией. Как он погружался в воду по пояс, Морриган позволяла теням скрыть половину ее тела. В то время как он делал несколько робких шагов, она позволяла мраку, словно холодной черной воде, подняться до шеи.
А дальше никак. Одно дело – скрыть свое тело от окружающего мира, все еще ощущая его. Другое – скрыть себя полностью.
И совсем невозможное – разрешить себе полностью раствориться в тенях.
Морриган стиснула зубы, злясь на то, что Файоннбарра видел ее слабость. Будто не было всех этих дней, когда она щелкала чары магии ночи как орешки. Триумф сменился бессилием и разочарованием в самой себе. Будь здесь Бадб…
Она мотнула головой. Только мыслей о матери ей сейчас не хватало.
– Ты слишком цепляешься к собственной сущности, слишком боишься ее потерять.
– Намекаешь, что я самовлюбленная? – привычно ощетиниваясь, буркнула Морриган. – Или страдаю нарциссическим расстройством личности?
Файоннбарра на уловку не поддался.
– Я имел в виду именно то, что сказал.
Морриган раздраженно выдохнула. Она и впрямь любила себя, и что с того? Но потерять она боялась не отточенную тренировками фигуру, не внешность истинной ведьмы – изящные черты, черные волосы и глаза… Потерять она боялась себя. Свою личность. Свое, пусть и противоречивое, «я».
Глубоко вздохнув, Морриган представила, что дрейфует в источнике силы, плывет в нем, удерживая себя на поверхности. Однако истинная сила – там, на глубине. Она плотно смежила веки и нырнула в темный омут, позволяя тьме целиком объять тело.
Оставалось самое страшное – позволить теням себя поглотить.
– Прости, – хрипло сказала Морриган несколько мучительных минут спустя. Тени лишь скрывали ее, а потому оставили ей голос. – Не могу. Не выходит.
– Представь, что погружение во тьму – это способ познать ее и позволить ей познать тебя. Я уже успел понять: ты не большой любитель открывать душу… но тьма таит в себе множество секретов. Откройся ей, и она со временем откроется тебе.
– Я пытаюсь, – раздраженно ответила она. – Ты же видишь, я пытаюсь. Не получается. Я…
Будь сейчас напротив нее Дэмьен, Морриган, наверное, никогда не призналась бы. Но во взгляде Файоннбарры было такое участие – мягкое и совсем не унизительное, – что Морриган нехотя произнесла:
– Я боюсь.
Он искренне изумился.
– Ты, ведьма, не понаслышке знакомая с миром теней?
Покусав губы, Морриган попыталась пробудить в себе то детское любопытство, которое проснулось от давних слов Бадб о том, как многое таит в себе мир теней. Тогда она, восьмилетняя, не боялась шагнуть неизведанному навстречу. Не боялась ступить в мир, полных духов и демонов. Мертвый мир.
И поняла: как раньше, уже не будет.
– Когда это произошло впервые, я была ребенком, – тихо сказала она, снизу вверх глядя на объятого полумраком Файоннбарру. – Дети отчаянны, бесстрашны и порой безрассудны, они не видят и не признают никаких границ. Но дело не только в этом. Я тогда была словно чистый лист. Послушная, податливая глина. Магия и моя мать могли лепить из меня все, что захочется, и я ничего бы не потеряла. Но сейчас… Это как с любовью. Я боюсь раствориться в ком-то, боюсь потерять себя. Будь это любимый человек или… тьма.