Уснуть, конечно, друзьям не удалось. Они проворочались на койках до самого рассвета. Маскируя страх, преувеличенно бодро делились тем, на что потратят первое жалование в качестве ловчих.
– Дэм?
– А?
– Может, зря мы это затеяли?
Дэмьен изумленно поморгал.
– Эй, ты чего? Струсил, что ли? – хмыкнул он. А самому смеяться не очень-то и хотелось. – Ты боишься?
– Да не, я просто… тебя проверял.
Слова «если ты не хочешь – не будем» вертелись на кончике языка. Но Дэмьен промолчал. Они ведь горой друг за друга. Куда один – туда и второй. А ему… хотелось силы. Хотелось перестать быть Крысенышем из Ям. Стать ловчим, солдатом Трибунала. Первым искусственно взращенным берсерком.
В комнате – белой и стерильной, как и весь центр за ее пределами, не было окон. Все пространство – от пола до потолка – поглотила глянцево-черная паутина. Будто живая, она билась в унисон с сердцем Дэмьена.
Их привязали к узким койкам – соседним, что не могло не радовать. Эйден побледнел, увидев кожаные ремни, однако Дэмьен остался хладнокровен. Он знал, что стоит на кону, и ради этого стерпит все, что угодно. Ристерд, командующий процессом, указал затянутой в кожаную перчатку рукой на мужчин, снующих по просторной комнате или склонившихся над столами с ампулами с рубиновой жидкостью.
Кровь.
– Колдуны-трансмутационисты отвечают за то, чтобы чужие гены в вас прижились, – объяснил Ристерд.
– Будет больно? – слабым голосом спросил Эйден.
Дэмьен впервые слышал, чтобы он боялся боли. Уколов – да, но физической боли? Ободряюще улыбнулся другу. Тот, жаль, не заметил. Все его внимание приковал стеклянный шприц в руках одного из колдунов.
– Скрывать не буду, поначалу – да. Однако боль пройдет, когда ваши клетки перестроятся после вживления чужой крови. Это произойдет не само собой, конечно, а под воздействием чар. Не беспокойтесь. В центре мы собрали отличных специалистов. Бояться вам нечего. – Ристерд помолчал, будто желая, чтобы эти слова отпечатались в их сознании. – Ну что, готовы?
Бледный до серости, Эйден все же кивнул. Дэмьен тоже.
– Тогда приступаем.
К предплечью приблизилась холодная тонкая игла. Миг – и в вену Дэмьена впустили чью-то кровь, чужую колдовскую силу, генную мутацию.
Паутина, окутавшая стены так, что полностью скрыла их белизну, задрожала, запульсировала, как единый живой организм.
Сначала ровным счетом ничего не происходило… Пока не пришло время колдунов-трансмутационистов. Их чары, на первый взгляд, ничем не отличались от чар целителей или виталистов. Они точно так же простирали руки над чужими телами и что-то меняли в них.
Внезапно тело Дэмьена взорвалось от боли. Казалось, в его вены минутой раньше ввели не кровь, а жидкий огонь. Кости плавились, сухожилия, треща, рвались. Он заорал, выгибаясь дугой. Забился, словно в припадке. Обломанные ногти заскрипели по кушетке. Дэмьен бился в кожаных путах, как зверь о прутья клетки, но ремни держали крепко. А огонь, растекшийся по телу и выжегший из легких кислород, продолжал гореть.
– Дышать, – то ли прохрипел, то ли прорычал Дэмьен, – нечем.
Он даже не знал, поняли ли его. Реальность пылала алым, будто огонь вырвался из груди и поглотил исследовательский центр.
– Рори, в чем дело? Чертовы мыши так себя не вели!
Тот, кто отвечал, казалось, цедил слова сквозь зубы:
– Слишком много энергии… требуется. Больше, чем мы ожидали. Мы… ошиблись в расчетах.
– Ошиблись! – взревел Ристерд. – Проклятье, исправьте это, живо! Они умирают!
– Сил не хватит. Один из них тянет слишком много энергии – его тело отторгает изменения. Даже если выжечь…
– Сил может хватить, но только на одного, – сказал другой, более молодой и холодный голос.
Его обладателя Дэмьен не мог разглядеть из-за застилающей глаза алой пелены.
Ристерду потребовалось несколько мгновений, чтобы сориентироваться.
– У кого выше шанс перенести трансмутацию? – бесстрастно спросил он. – Успешную, я имею в виду?
«Нет… Нет!»
– Думаю, он.
Неважно, на кого они указывали сейчас. Даже находясь в полубреду от одуряющей боли и введенной в вену чужой крови, Дэмьен понимал, что это означает. Тот, на кого трансмутационисты направят всю колдовскую энергию, выживет. Другой – умрет. Даже давать им с Эйденом такой выбор они не имели права.
Но хуже всего то, что выбор принадлежал не им.
– Нет! – прорычал Дэмьен.
Обжигающая боль постепенно сменялась прохладой. Пока в груди билось разгоряченное сердце, тело его остывало.
– Нет, – прошептал он.
Не сразу, но пелена перед глазами рассеялась. Дыша, как загнанный конь, Дэмьен обвел взглядом комнату. Колдуны выглядели так, будто вот-вот потеряют сознание. Так выглядело иссушение. Но Дэмьена волновали не они.
Эйден по-прежнему лежал на кушетке, с белым, как мел, лицом и закрытыми глазами.
– Эйден, Эйден, мать твою!
Ругательств похлеще он нахватался у взрослых бродяг из Ямы. И сдерживаться сейчас, когда душил страх за друга, не стал.
Но сколько бы он ни кричал, Эйден не откликался.
– Мне жаль, Дэмьен, – вкрадчиво сказалсказал Ристерд. – Твой друг мертв.
– Но вы обещали! Вы говорили, что это безопасно!
Колдуны обменялись удрученными, мрачными взглядами. Один из них открыл рот, чтобы что-то сказать. Наверняка оправдаться – что всегда делали взрослые, не в состоянии выполнить одно простое обещание. Любить, оберегать, быть рядом…
Не успел.
Мертвый Эйден распахнул глаза. Они были алыми – от едва заметных пятнышек зрачков до самих белков.
Кожаные ремни, которыми он был связан, не стали помехой. Мышцы напряглись, взбугрились, под их давлением ремни лопнули, как переспевшие ягоды. Эйден рывком соскочил с койки.
Его взгляд был совершенно безумным. Глаза грозили выпасть из орбит, лицо перекосило, из раскрытого рта тянулась ниточка слюны. Дэмьену – отчаянному щенку, который лучше сдохнет в попытках когтями вырвать победу над противником втрое сильнее его, – впервые в жизни захотелось забиться под кровать. От одного этого нечеловеческого взгляда.
Но больше все же от того, что взгляд чудовища принадлежал единственному близкому ему человеку.
– Эйден!
Тот не слышал. Крушил все вокруг, создавая истинный хаос из разбитых склянок, отброшенных к стенам кушеток… И кровавого месива, еще мгновением назад бывшего человеком.
Алые капли на белом полу. Налитые кровью глаза мальчика с незапятнанной душой.
Первым Эйден убил Ристерда. Потом – одного за другим – колдунов. Дэмьен не мог закрыть глаза, как бы ни хотел, как бы ни пытался. Ему будто между век вставили спички, заставляя смотреть на зверства, которые творил друг. По его вине.
Дэмьен остался последним. Черная паутина оплела тело, мешая не то что бежать – пошевелиться. И вот Эйден, стоя посреди сотворенного им кровавого хаоса неторопливо повернулся. И направился к нему.
Дэмьен почти ждал этого. Он это заслужил.
Когда Эйден разрывал его на части, Дэмьен не издал ни звука.
Глава 28. Перед новолунием
Разумеется, от внимания Морриган не укрылось, что посвящать ее в планы Доминика Бадб не стала, деля эту тайну с ним и Камарильей. Удивляло ли то, что Леди Ворон поставила интересы любовника, коих за век с лишним у нее были десятки, выше интересов родной дочери? Отнюдь.
Их отношения с матерью иначе как сложными, и не назовешь. А Бадб чуяла силу, как редкий зверь со сверхъестественным нюхом, и, словно флюгер, поворачивалась к ней. На одной стороне – королевская советница, балансирующая на грани между тьмой и светом ведьма и бывшая охотница. На другой – король Пропасти, темный друид и будущий бессмертный.
Выбор очевиден.
Вернувшись в комнату, Морриган нервными шагами мерила пространство. Отныне она – союзница Камарильи, а данные обещания нужно выполнять. Но сначала…
По словам Джамесины, вервольфы лишь недавно присоединились к грядущему восстанию существ древней крови. Выходит, все это время, что планировался бунт, вервольфы, как и ланнан-ши, держались в стороне. Что же изменилось? Напрашивался один ответ – у них изменился вожак.
Стоило Роналду Лоусону умереть, и вервольфы тут как тут, в рядах Камарильи.
Из кипы мемокардов Морриган выудила тот, что содержал всю информацию о клане вервольфов. Чтобы эффективно защищать Доминика от малейших угроз, Морриган приходилось все время держать руку на пульсе. Иерархия Пропасти постоянно претерпевала изменения: на смену одних лордов и вожаков приходили другие, заключались и разрывались союзы между кланами и между Высокими Домами, лорды переманивали к себе адгерентов из других Домов.
Иногда горячие слухи и надежные сведения запаздывали. Однако сейчас Морриган куда больше интересовало прошлое, нежели настоящее, пронизанное ядовитыми жалами интриг.
Оказалось, что предшественницей Роналда Лоусона на посту вожака клана была не кто иная, как мать Алека Линча. Весьма туманная фигура, надо сказать – полярная волчица по прозвищу Королева Аляски. По какой причине она сбежала с родного края в Ирландию и зачем однажды спустилась в Пропасть, доподлинно не знал никто. Куда она пропала – тоже.
Однако накануне исчезновения – или возвращения на поверхность – полярная волчица оставила наследие в виде двух своих детей, Алека и Сандры.
Биография Роналда Лоусона оказалась еще бедней на детали: родился в Пропасти, был верен стае, к сорока годам успел завоевать расположение вервольфов и стать вожаком.
Отложив мемокарды, Морриган задумчиво побарабанила пальцами по столу. Выводы, пожалуй, делать попросту не из чего. Как там сказал один ее знакомый полуберсерк-полувёльв? «Ответы – не пылинки в солнечных лучах, из воздуха не берутся».
Вызвав королевских шпионов, Морриган велела им разузнать побольше об Алеке Линче. А после, не раздеваясь, опустилась на кровать.
Громкий стук в дверь выдернул ее из забытья. Поморщившись, Морриган разлепила веки. Чувство, будто она и часа не проспала, однако комнату заливал яркий свет взошедшего солнца.