— Тебе не понравится, если я буду больше похож на Телока?
— Мне все равно, как ты выглядишь, Рекош, главное, что ты ранен.
— Ах, ви’кейши, — он наклонился ниже, касаясь головным гребнем ее лба, и закрыл глаза. Боль отступила. Была только она, ее запах и тепло, ее забота о нем. На языке вриксов он сказал:
— Я бы с радостью перенес в восемь раз больше ранений, чтобы уберечь тебя от малейшего вреда.
Ахмья обхватила его челюсть рукой прямо под жвалами и крепче прижалась своей головой к его. Она шмыгнула носом.
— Я не совсем поняла, что ты сказал, но… Но мне нравится, когда ты называешь меня ви’кейши.
Он издал трель и потерся неповрежденной передней ногой о ее икру, чуть выше ботинка. Ее кожа была мягкой и гладкой, но от нее все еще веяло холодом, и дрожь еще не утихла. Хрипы в ее дыхании также не приносили ему облегчения.
Она отстранилась от него слишком быстро, и ее влажные глаза встретились с его.
— Мы должны позаботиться о твоих ранах. Я потеряла сумку в реке. В твоей есть что-нибудь? Или… — ее губы изогнулись в улыбке, — мы могли бы использовать шелк из твоей задницы?
Рекош фыркнул.
— Почему шелк из задницы? Это просто шелк.
Ахмья хихикнула, но смех быстро перешел в кашель, который она подавила рукой.
Жвалы Рекоша опустились. Не все раны были видны на поверхности, и она явно все еще страдала от последствий того, что чуть не утонула.
— Тебе нужно отдохнуть, Ахмья.
— Со мной все будет в порядке, — сказала она, когда кашель утих. — Со мной все в порядке. Но у тебя все еще идет кровь. Позволь мне хоть раз помочь тебе.
— Хоть раз? Ты всегда помогаешь, Ахмья, — Рекош снял сумку, затем пояс, с которых все еще капала вода, и прислонил их к скале. Подарок был завернут как в ткань, так и в кожу, с ним все будет в порядке.
Он должен быть в порядке.
Помня о поврежденной ноге, он опустился на пол их убежища. Когда непосредственная опасность миновала, его раны начали ныть, каждая из них объявляла себя самой серьезной. И все же самой постоянной, самой сильной была пульсирующая боль в левой передней ноге, которая приобрела такую остроту, что ее невозможно было игнорировать.
Он потянулся назад, чтобы снять липкий шелк с фильер, издав низкое шипение от дискомфорта, вызванного движениями.
Ахмья вытащила металлический нож из-за пояса, ухватилась за подол юбки и разрезала ткань, оторвав от нее две полоски. Рекош был в восторге от ущерба, нанесенного шелку, сотканному другим вриксом, но это удовольствие исчезло, когда он понял, что ей больше нечего надеть.
Не то чтобы короткая юбка сильно грела ее, особенно учитывая, что она промокла насквозь.
Положив нож на большой плоский камень, она встала между его ног и, наклонившись ближе, влажной тканью вытерла кровь с колотых ран на его руке. Ее касания были нежными, осторожными, как будто она боялась причинить ему еще большую боль. Тепло разлилось в груди Рекоша.
Его пара ухаживала за ним.
Не имело значения, что он не заявил о себе, что он еще не предъявил на нее права. Она просто принадлежала ему.
Ахмья протянула ему руку ладонью вверх.
Он вложил в нее комок шелка. Она нанесла его на глубокие следы от укусов, разгладив края и убедившись, что липкое вещество прочно закрепилось на месте.
Ее нижняя губа задрожала, по щекам потекли слезы. В груди у Рекоша все сжалось. Она вытерла лицо тыльной стороной ладони и перешла к следующим ранам, тщательно промывая их. Ее руки дрожали, тело сотрясала дрожь, дыхание сбивалось, но она усердно работала, устраняя все повреждения, которые могла найти.
Рекош протянул ей еще шелка, сколько она просила, но с каждым мгновением его стыд рос.
Как бы сильно он ни жаждал ее прикосновений и внимания, он не мог вынести, чтобы она продолжала в том же духе. Ахмья замерзла и была измучена, доводя свое тело до предела. Она нуждалась в отдыхе и тепле.
Единственное, что ему было нужно, — чтобы с ней все было в порядке.
Рекош обхватил пальцами ее запястье. Она посмотрела на него. В ее глазах была такая печаль, но куда лучше было видеть в них печаль, чем ту пустоту, что наполняла их, когда она безвольно лежала у него на руках.
Он выхватил ткань из рук Ахмьи, притянул ее ближе и усадил перед собой, положив неповрежденную переднюю ногу на землю под ней. Обняв, он прижал ее к груди.
— Тебе нужно отдохнуть.
Ахмья напряглась, положив руку на его ногу, и попыталась снова подняться.
— Рекош, твоей ноге нужно…
Продолжая держать ее крепко, но нежно, Рекош взял ее за подбородок и запрокинул лицо, заставляя встретиться с ним взглядом.
— Я излечусь, Ахмья, — он провел пальцами по ее подбородку, по нежной раковине уха, пока не добрался до влажных волос, в которые погрузил когти, тщательно распутывая все узелки, с которыми они сталкивались. — Вриксы быстро исцеляются.
— Обещаешь, что с тобой все будет в порядке? — напряжение уже покидало ее тело, и она расслабилась в его объятиях.
— Да. С нами все будет в порядке, ви’кейши.
Пока он продолжал расчесывать когтями ее волосы, ресницы Ахмьи затрепетали, и она закрыла глаза, прислонившись к его груди, и хотя ее дыхание все еще было хриплым, поверхностным, оно было ровным и непрерывным.
Рекош прислонился плечом к прохладной, твердой каменной стене их убежища. Он чувствовал себя невероятно тяжелым. Невероятно усталым. Она заслуживала пышного шелка, на котором можно было бы отдохнуть, подушки, чтобы убаюкивать ее, но он знал, что сейчас это ему не по силам.
Добраться сюда — этого уже было достаточно.
Моя пара дремлет в моих объятиях.
Его жвалы приподнялись. Несмотря ни на что, он мог находить радость в чем-то таком маленьком. Впервые Ахмья спала не просто рядом, а вместе с ним. Ей было достаточно комфортно в его объятиях, чтобы уснуть.
Для него не имело значения, что она просто сдалась от усталости.
Она заботится обо мне. Она показала это, и я увидел это всеми восемью глазами.
— Если бы этот день прошел по-другому, мой маленький цветок, — прошептал он на языке вриксов.
Джунгли вспыхнули за пределами убежища, но лишь малая часть резкого света молнии проникла внутрь, отразившись в каплях влаги, все еще покрывавших Рекоша и Ахмью. Гром прокатился над деревьями, сотрясая камни, а дождь лил так же сильно, как и всегда.
Рекош прислонился головой к шершавой стене, и его веки медленно опустились. Он не знал, где они, не знал, как они вернутся домой, но одно он знал без малейшего сомнения.
Он никогда не потеряется, пока у него есть Ахмья.
ГЛАВА 10

Сознание медленно приходило к Ахмье, когда она просыпалась, и вместе с ним пришла боль.
Она и раньше испытывала боль. Поход через неумолимые джунгли и болота — бегство от гигантской, кровожадной королевы вриксов, одержимой желанием убить Ахмью и ее спутников — познакомил ее со всевозможными неудобствами и страданиями.
Смертельно опасное нападение движущегося плотоядного растения возглавило список, и Ахмья до сих пор ощущала отголоски огненного яда всякий раз, когда видела шрамы, которые оно оставило на ее теле.
Но сейчас была совсем другая боль.
Грудь сдавило, как будто на нее навалилась огромная тяжесть, и она не могла сделать достаточно глубокий вдох, чтобы наполнить легкие. В горле пересохло, в голове пульсировало. И ко всему этому тупая, глубоко сидящая боль пронизывала все тело.
Я чуть не утонула.
Сколько раз она встретится лицом к лицу со смертью? Сколько раз ей удастся избежать ее?
Избежала смерти? Тебя спасали, Ахмья. Каждый. Раз.
В любой ситуации Рекош был рядом, чтобы защитить ее и спасти. Что было бы, если бы не он? Если бы его не было поблизости?
— Мертва, — прошептала она, открывая глаза. — Я была бы мертва.
Но прямой противоположностью боли и мрачному ходу мыслей было успокаивающее тепло, окружавшее ее. Тепло Рекоша. Его руки обвились вокруг нее, и одна большая ладонь накрыла плечо. Здесь она всегда чувствовала себя в безопасности. Каждый раз, когда он нес ее на руках, каждый раз, когда он обнимал ее, мир казался не таким страшным.
Его ребристая грудь была у нее под щекой, и хотя шкура была твердой, в ней чувствовалась гибкость, как в коже. Она потерлась об него лицом и вдохнула так глубоко, как только смогла. Теплый, пряный аромат наполнил ее нос.
Но он был испорчен.
Кровь.
Осторожно Ахмья подняла голову, оторвалась от груди Рекоша и посмотрела на него снизу вверх. Он прислонился к грубой каменной стене, опустив голову, закрыв глаза и безвольно опустив жвалы. Его волосы выбились из обычной аккуратной косички. Длинные, спутанные черные локоны, с вкраплениями красных и белых прядей, обрамляли лицо и спадали на плечи.
Она никогда не видела его таким растрепанным, таким изможденным. Ни разу за все время, что они были вместе.
Ахмья протянула руку к его лицу, но замерла. Пальцы жгло желание прикоснуться к нему, пройтись по волосам, распутать эти колтуны, но она не хотела его будить. Ее взгляд скользнул по его телу.
Клочки шелка прилипли к многочисленным порезам, царапинам и ранам от укусов, которые она обработала, а черную шкуру, испачканную грязью и засохшей кровью, покрывали темные синяки. Самые сильные ушибы были на левой передней ноге.
Она могла только надеяться, что он не сломал кость. То, как он вчера щадил ногу во время ходьбы, вызывало тревогу. Видеть его таким неустойчивым, хромающим было столь же пугающе, сколь и душераздирающе.
Его раны выглядели намного хуже теперь, когда было достаточно светло, чтобы разглядеть их все.
А чего ты ожидала? Он отбился от целой стаи этих тварей.
И они… они пытались добраться до меня.
Она сжала пальцы и убрала руку, прижав ее к груди. Ахмья знала, что ему больнее, чем он показывает. Она знала, и ей следовало надавить на него, заставить позволить обработать все его раны. Позволить ей утешить и позаботиться о нем хотя бы раз.