Она отступила назад.
И застыла.
— О…
Действительно, красная ракета. Очко в пользу Келли.
Щель Рекоша была полностью раздвинута, и из нее торчал алый член. Он был длинным, толстым и блестящим. Ствол расширялся у головки, а затем сужался до заостренного кончика с двухдюймовой прорезью в центре. У основания члена была пара выпуклостей, по одной с каждой стороны.
Киска Ахмьи сжалась — не от страха перед его размерами, а от острой потребности. Она хотела, чтобы он был внутри нее, наполнял ее, растягивал, хотела чувствовать его пульс, бьющийся в ее сердцевине, хотела быть с ним единым целым. Доказательством ее желания была пульсация клитора и влага с внутренней стороны бедер. Ее тело умоляло о нем.
Она подобрала шелк юбки на животе и сжала бедра вместе. Это никак не облегчило боль внутри нее. Ничто не смогло бы… кроме него.
Легкий ветерок пронесся мимо, словно бальзам на разгоряченную кожу.
— Ахмья?
Грубый, сиплый голос Рекоша заставил ее поднять на него взгляд. Откровенная тоска в его красных глазах только раздула пламя, пылающее внутри нее.
— Я никогда не видела… — Ахмья опустила глаза. — Я никогда раньше не видела член врикса.
Его взгляд опустился на свою эрекцию. Застежки плотно прижались к тазу, когда он обхватил пальцами ствол. Звук, который он издал, был наполовину щебетанием, наполовину шипением.
— Он не похож на человеческие стебли.
Ахмья крепче сжала шелк, уставившись на член.
Нет, определенно не похож.
— Я пугаю тебя, Ахмья?
— Нет, — сказала она, покачав головой, прежде чем встретиться с ним взглядом. — Ты нужен мне, Рекош.
Он выпрямил правую переднюю ногу, протянул ее к ней и уперся концом в землю позади нее. Волоски на его ногах встали дыбом.
— Сними платье, ви’кейши.
Какие бы запреты ни сдерживали Ахмью в прошлом, они исчезли. Ее не волновало, что они на открытом месте, что кто-нибудь мог наткнуться на них. Все, что имело значение в этот момент, — он. Они.
Она собрала шелк в ладонях, пока подол юбки не оказался выше колен. Рекош с восхищением наблюдал, как она снимает туфли. Она зарылась пальцами ног в мягкую траву, и на ее губах заиграла улыбка.
Опустив юбку, она медленно провела руками по животу и груди, ощущая под ладонями вышитые цветы и твердые кристаллы. Дыхание перехватило, когда она провела руками по соскам-бусинкам. Щекочущее ощущение пронеслось по ней, прямо к клитору. Но на этом она не остановилась.
Взявшись за ремешок, который был обернут вокруг ее шеи сзади, Ахмья сняла его через голову, волосы дразнили чувствительную кожу, рассыпавшись по плечам и спине.
Она выдержала взгляд Рекоша, прижимая платье к груди.
Больше никаких преград.
Ахмья отпустила платье.
Шелест ткани, скользящей по коже, заставил ее вздрогнуть. Он был таким легким, таким мягким, таким чувственным, пробуждая каждую частичку ее существа к новому осознанию, новому страстному желанию. Ласка шелка заставила ее жаждать его прикосновений. Чтобы эти длинные, сильные пальцы с грубыми мозолями прошлись по каждому дюйму ее тела, чтобы он заставил ее почувствовать то, о чем она только мечтала.
Вся ее жажда, весь голод отразились в низком рычании, которое донеслось от Рекоша. Восемь алых глаз уставились на нее, горящие, пожирающие, повелевающие. Как только платье собралось складками у ее ног, он придвинул переднюю ногу ближе, обвивая вокруг нее и проводя по икре. Крошечные волоски щекотали, скользя по коже.
— Сама Восьмерка никогда не смогла бы создать красоту, соответствующую твоей, — хрипло сказал он.
Ахмья улыбнулась, щеки вспыхнули от его похвалы.
Передняя нога поднялась к ее заду, и Ахмья тихонько пискнула и положила руки ему на грудь, когда он притянул ее ближе.
Рекош улыбнулся.
— Ах, моя сердечная нить.
Его сердца колотились под ее ладонями, сильные и властные. Живые. Она посмотрела вниз, туда, где касалась его, и провела пальцами по выпуклостям его груди, следуя за ними к центру живота. Ее рука была такой маленькой, а кожа так резко контрастировала с его черной шкурой. Аромат тика и амбры теперь был намного сильнее, нотки лаванды еще более отчетливы, и это было опьяняюще.
Она продолжала вести пальцами вниз, вниз, вниз… Рекош задрожал, обхватив нижними руками ее бедра. Когда она опусилась чуть выше его щели, чуть выше члена, он напрягся, зарычав и усилив хватку, прежде чем одна из верхних рук схватила ее за запястье.
Она посмотрела ему в глаза.
— Я сделала что-то не так?
— Если ты прикоснешься, я потеряю себя, — прохрипел он, наклоняя голову, чтобы коснуться ртом ее лба. — Я не хочу причинить тебе боль.
Ахмья улыбнулась в ответ на его поцелуй.
— Ты никогда не причинишь мне боли, Рекош.
— Я никогда не хотел бы причинить тебе боль, Ахмья, но брачное безумие… — он тяжело выдохнул. — Я не знаю, буду ли я… собой, когда оно захватит меня.
Она закрыла глаза и обхватила его челюсть под жвалами.
— Айви сказала, что когда самец называет самку своей сердечной нитью, это значит все. Что их души и сердца связаны.
Ахмья отстранилась и встретилась с ним взглядом, когда снова положила руку ему на сердце. Она погладила жвалы большим пальцем.
— Ты мой, Рекош. Моя сердечная нить, моя пара, мой лувин. Я доверяю тебе всем, что есть во мне. Я люблю тебя.
Эти слова вырвались у нее так естественно. И они были правдой. Они были правдой так долго, похороненные глубоко внутри под ее неуверенностью и сомнениями. Но она была свободна от всего этого. Свободна открыто и честно делиться с ним этой любовью.
И она увидела эти слова, увидела ту любовь, отразившуюся в его глазах, когда он смотрел на нее сверху вниз. Она почувствовала это по нежности его прикосновений, когда он переместил верхнюю руку на ее живот и провел пальцем по крошечной дорожке шрамов.
— Ты уже носишь следы моего провала. Я не защитил тебя, — сказал он низким, надломленным голосом.
Сердце Ахмьи сжалось от боли, прозвучавшей в его словах. Она убрала руку с его груди, чтобы накрыть и прижать его ладонь к животу.
— Я жива, Рекош. Шрамы от того, что я вынесла, через что я прошла. Они не отмечают твою неудачу. Они отмечают мою силу. И я здесь, стою сейчас перед тобой, как твоя пара, из-за тебя, — она погладила его подбородок и жвалы. — Я не беспомощна, Рекош… но ты мне нужен.
Он повернул лицо к ее ладони, уткнувшись в нее носом.
— Моя найлия, нить моего сердца… Ты мой маленький цветок, и ты заставила расцвести мои сердца, — подняв голову, он обхватил ее затылок, проводя когтями по волосам.
Ахмья придвинулась немного ближе к нему, кожу головы покалывало.
— Мы сплетены воедино сердцами и душами, — продолжил он. — Все, что осталось, — это наши тела. Последняя нить, которая полностью свяжет нас. Я бы сначала изучил тебя, моя Ахмья. Покажи мне, что делать.
Она прижалась губами к нижней части его челюсти, позволяя поцелую затянуться, прежде чем ответить.
— Ты можешь поцеловать меня еще, — сказала она, прежде чем понизить голос до шепота. — Ты можешь… прикоснуться ко мне.
В его груди зародилось мурлыканье.
— Покажи мне, как это делается, ви’кейши.
Отодвинувшись, Ахмья взяла его за запястья и направила большие руки к своей груди.
— Здесь.
Рекош опустил взгляд и уставился на нее.
Ахмья тоже посмотрела вниз. Его руки накрыли всю ее грудь, и он держал их там, не двигаясь, точно так, как она их положила.
Почему он не…
Он наклонил голову.
— Это… совокупление людей?
О…
У женщин-вриксов не было груди. Что Рекош мог знать о прикосновении к ним, о том, как ласкать человеческое тело, чтобы доставить удовольствие?
Вероятно, так же мало, как она знала о прикосновениях к вриксу. О том, как… доставлять Рекошу удовольствие.
Ахмья усмехнулась.
— Это только часть. Люди называют это прелюдией. Когда ты прикасаешься к своему партнеру, чтобы возбудить его. Но ты не просто держишь там руки. Предполагается, что ты… ты…
Тепло пробежало по ее коже, когда она крепче прижала его руки к своим грудям.
— Ты… ласкаешь их. Соски могут быть очень чувствительными, и прикосновение к ним… может доставить удовольствие.
— У тебя чувствительная кожа, Ахмья? — Рекош провел руками по ней, шероховатость его ладоней задела соски и заставила их затвердеть еще больше. — Тебе это доставляет удовольствие?
У Ахмьи перехватило дыхание от тока, пронзившего ее тело. Она крепче сжала его руки и кивнула.
— Да. Очень.
Низкое мурлыканье вырвалось из его груди, и он сжал пальцами ее груди.
— У тебя мягкая кожа, но тут… Тут еще мягче. Такая нежная.
Он обхватил холмики и приподнял их, поглаживая большими пальцами бисеринки сосков. У Ахмьи вырвался стон, и она выгнулась навстречу прикосновениям, нуждаясь в большем.
Это было просто прикосновение кожи к коже, и все же совсем не похоже на ее собственные касания. Как могло быть по-другому с ним? Какая разница, были ли это ее руки или руки Рекоша?
Но это имело значение. Именно его прикосновение, каким бы легким, каким бы кратким оно ни было, вызвало все приятные ощущения, по которым она тосковала. Его прикосновение, которое вернуло ее тело к жизни.
Услышав ее ответ, Рекош издал хриплую трель, его алые глаза сузились от восторга, когда он обхватил ее бедра нижними руками, удерживая ее неподвижно.
— Такие приятные звуки издает моя пара, когда я доставляю ей удовольствие.
Он играл с ее грудями, сжимая их, и сосредоточился на сосках, добиваясь от нее хриплых вздохов и всхлипываний. С каждой лаской, с каждым поглаживанием и пощипыванием давление внутри ее естества увеличивалось. Скользкое возбуждение просачивалось из киски и покрывало внутреннюю поверхность бедер.
Она закрыла глаза и откинула голову назад, скользя ладонями по его рукам и положив их на плечи. Теплые электрические разряды потекли по ней, усиливаясь от его прикосновений. Соски ныли, а клитор пульсировал. Она… она чувствовала… О Боже, она чувствовала себя так, словно была на грани оргазма от одних только этих ласк.