Бедра Ахмьи задрожали. Она упала вперед, упершись руками в его грудь, но он не отступил, опустошая ее киску, его язык щелкал по клитору. Еще одна волна жара охватила ее.
— Рекош! — вскрикнула она, извиваясь над его ртом, потерявшись в изысканной муке. — Да, да, да! Мммм! О Боже, не останавливайся, мой лувин, любовь моя.
С рычанием Рекош напрягся, его спина выгнулась дугой, таз приподнялся. Несмотря на ошеломляющее, безжалостное удовольствие, которое он ей доставлял, Ахмья не позволила своим векам сомкнуться. Она наблюдала, как его член дернулся, как он набух в его кулаке, как его застежки растянулись, как будто тянулись в поисках чего-то или кого-то, чтобы ухватиться.
Затем Рекош низко и глубоко застонал, когда сильная дрожь сотрясла его тело. Струйки белой спермы брызнули из члена, упав на живот, и три усика вылезли из щели, трепеща в воздухе.
Ее глаза расширились. Это было то, что она чувствовала внутри себя, что доставляло ей столько удовольствия. Они были длинными и тонкими, с похожими на перышки концами, напоминая усики мотылька. Ее сердце сжалось при воспоминании о них внутри нее и о том, как хорошо они ощущались.
Ноги Рекоша царапали пушистый шелк, а пальцы впивались в ее плоть. Он схватился за член, в то время как эти усики продолжали быстро трепетать.
— Ахмья, — прохрипел он, его тело опустилось на шелк. — Кир элад райати'зак.
Я разрушен.
Рекош выдохнул, горячее дыхание коснулось ее лона, прежде чем он снова неторопливо лизнул ее киску.
— Ты такая влажная для меня.
У Ахмьи перехватило дыхание, но она не смогла удержаться от улыбки. Нежность его языка после такой интенсивности была желанной, доставляя удовольствие иного рода. То, что он хотел съесть ее больше, чем ее рот на своем члене, наполнило ее восторгом.
— Ты так сильно меня хотел? — спросила она с мягким смешком.
— Да. Ничто во всем этом Клубке не сравнится с тобой, — промурлыкал он, снова лаская ее, водя языком по клитору. — Мой прекрасный маленький цветок.
Она со стоном выгнулась навстречу его рту, впившись пальцами в шкуру.
Его тело снова содрогнулось и напряглось, а таз начал двигаться. Усики ускорили свои движения, привлекая ее внимание обратно к члену, когда из него брызнуло еще больше семени, стекая по стволу и по руке, все еще сжимавшей его.
Стон Рекоша отдавался в ней пульсацией.
— Один только твой вкус мог бы заставить меня изливать семя весь день, Ахмья. Все для тебя.
С любопытством она протянула руку и легонько провела кончиками пальцев по этим усикам. Они были твердыми, но гибкими, почти как прикосновение к ворсинкам пера.
Он выгнулся под ней, крепче сжимая бедра.
— Ахмья!
Они такие чувствительные…
Это открытие наполнило ее порочным ликованием.
Наклонившись вперед, Ахмья обвела языком усики.
Рекош зашипел, тело напряглось, когда член выпустил еще одну струю спермы, которую она жадно слизала. Рыча, он приподнял Ахмью, оттаскивая ее от своего члена. Ее мир закружился, когда он повернул ее лицом к себе, расположив ноги по обе стороны от своего тела. Ее руки легли ему на плечи, и широко раскрытые, потрясенные глаза встретились с его. В его взгляде было что-то дикое, что-то хищное. Намек на опасность, который вызвал у нее прилив возбуждения.
Обхватив ее рукой, Рекош перекатился на бок и вытянулся, увлекая ее за собой и удерживая их тела параллельно друг другу. Она почувствовала толчок, когда он уперся суставами ног в землю и обхватил нижними ладонями ее задницу, чтобы поддержать. Застежки вцепились за ее бедра, и кончик члена уперся в ее вход, усики поглаживали клитор.
У Ахмьи перехватило дыхание от приятного ощущения.
— Я больше не пролью семя, пока не окажусь внутри тебя, кир’ани ви’кейши, — не сводя с нее глаз, он обхватил ее бедра и глубоко вошел в нее, жестко опуская вниз.
Растяжение последовало незамедлительно, и Ахмья запрокинула голову с тихим, хриплым криком. Боль прошла быстро, но ощущение, сопровождавшее наполненность, и эти трепещущие усики быстро преодолели любой дискомфорт. Киска сжалась вокруг члена.
— Рекош, — прошептала она, впиваясь ногтями в его плечи, когда неподдельное наслаждение разлилось внутри, распространяясь по всему телу.
Схватив за бедра, он слегка приподнял ее, вытянув член почти до кончика, и прижал ее опять, лишив дыхания. Прежде чем она успела прийти в себя, он вонзился в нее снова и снова, задавая бешеный темп, от которого когти впивались в кожу, а выдохи вырывались в виде хриплого рычания.
Когда ее голова откинулась назад, а ресницы затрепетали, он схватил ее за подбородок и заставил повернуть лицо к себе.
— Лосак'вен дан, — скомандовал он. — Смотри в мои глаза.
Тяжело дыша, Ахмья сделала, как он приказал. Как бы сильно ей ни хотелось закатить глаза от удовольствия, как бы ни хотелось закрыть веки, она выдерживала его взгляд, пока он трахал ее.
Это было грубо, неукротимо, по-звериному, и все, что Ахмья могла сделать, это обхватить его ногами и держаться, пока он использовал ее тело. Его шкура царапала внутреннюю поверхность ее бедер, когти кололи кожу, и он держал ее так крепко. Она знала, что в итоге появятся новые синяки, но ей было все равно. Она хотела всего этого. Она хотела Рекоша и всего, что он мог ей дать, будь то любовь или ярость.
Она полностью отдалась ему.
Ахмья прижалась лбом к его головному гребню и запустила руку в его заплетенные в косу волосы, сжимая их. С каждым толчком члена внутри ее тела она произносила его имя. Его движения были жесткими, безжалостными и глубокими, и она хотела его только глубже, глубже, глубже. Хотела почувствовать восхитительное жжение и абсолютную наполненность выпуклостями.
Дрожь пробежала по ней, и эти усики ласкали ее изнутри, создавая нежный контраст с дикостью его толчков.
Удовольствие скручивалось в ее животе, сжимаясь все туже и туже, обостряясь до тех пор, пока она не почувствовала, что больше не может этого выносить. Восторг захлестнул ее.
Ахмья обвила руками шею Рекоша, все ее тело сжалось, и крик удовольствия вырвался из горла.
— Ахмья, — прохрипел Рекош, его тело задрожало, и он врезался в нее в последний раз, прежде чем член набух.
Крепко прижимая ее к себе, он зарычал, и жар расцвел внутри нее, когда он наполнил ее своим семенем. Движения усиков усилились, стимулируя шейку матки, посылая Ахмью в очередной оргазм. Она застонала и прижалась киской к его щели, удерживая его выпуклости глубоко, не желая, чтобы этот момент закончился.
Казалось, Рекош так же не желал этого, поскольку держал руки на ее бедрах, гарантируя, что его член останется погруженным в нее, запечатывая свое семя внутри, в то время как они оба содрогались от одного оргазма за другим, каждый менее мощный, чем предыдущий, но не менее приятный.
Когда трепетание усиков наконец прекратилось, Ахмья обмякла рядом с ним. Ее конечности дрожали и были слабыми, а тело покрылось испариной.
Она поцеловала Рекоша в шею.
— Я люблю тебя.
Он нежно потерся носом о след от укуса на ее плече, проводя когтями по ее волосам.
— Ты вплетена в мой дух, моя сердечная нить.
ГЛАВА 23

При свете дня все стало таким очевидным. Знаки были повсюду. Это было поселение — довольно большое, судя по всему. Многое из того, что Ахмья и Рекош приняли за скальные образования или неровности в земле, было древними каменными стенами, покрытыми слежавшейся грязью и увитыми лозами. Несмотря на деревья и буйную растительность, несмотря на то, что большие участки стен обрушились или были поглощены временем и стихиями, было легко представить фундаменты сооружений, которые когда-то стояли здесь.
Вероятно, потому, что Ахмья теперь знала, что она ищет, ее глаза открылись на природу этого места, и теперь она не могла не видеть его — не то чтобы ей этого не хотелось. Оно было завораживающим. Вриксы были разнообразным народом, и их история была богаче, чем мог предположить даже Рекош, у которого в голове хранилось так много историй.
Его интерес был так же велик, как и ее, поскольку их исследование выявило еще больше отдельных рисунков и участков похожих на паутину письменности вриксов, большая часть которой была слишком стерта, чтобы он мог ее расшифровать. Это место представляло собой часть его культуры, его наследия, о котором он никогда не знал, и это совместное с Рекошем открытие заставило сердце Ахмьи переполниться.
Она слишком хорошо знала, каково это — быть оторванным от своего наследия. Слишком хорошо знала о неуверенности в себе, которая могла возникнуть из-за этого, знала о противоречивом притяжении между прошлым, настоящим и будущим. Выросшая в Соединенных Штатах, она чувствовала себя чужаком, когда побывала в Японии, на родине своих родителей. Там было так много такого, о чем она не знала.
Мать рассказала ей все, что могла, об их культуре, их истории, но она умерла, когда Ахмья была маленькой. И хотя отец родился в Японии, мальчиком он переехал в Штаты и провел там большую часть жизни.
В любом случае, не то чтобы он был большим любителем делиться историями.
Теперь у нее никогда больше не будет возможности поговорить с ним, посетить Японию, узнать о своем наследии.
Если бы ты добралась до Ксолеи, то там было бы то же самое. Это твой выбор.
И все же, как бы сильно это ее ни огорчало, Ахмья не жалела об этом решении. Каждый шаг, который она сделала, привел ее сюда. Привел ее к Рекошу.
Они продолжили свое исследование дальше вглубь разрозненных руин, и когда обнаружили несколько широких осыпающихся ступеней, Ахмья поднялась по ним, постукивая копьем по камням, используя его как трость для ходьбы.
Пробежав пальцами по покрытой мхом каменной стене, которая тянулась вдоль одной из сторон, она уловила намеки на стертую резьбу под ней.
— Я бы хотела, чтобы ты мог увидеть это место таким, каким оно было когда-то. Даже в руинах оно прекрасно.