У него вырвался печальный возглас. Он хотел возразить, опровергнуть то, что она сказала… но не смог. Он видел глаза отца, его позу, слышал печаль в его голосе. Рекош не ожидал, что отец воспримет их расставание так тяжело, но в то же время с таким достоинством.
И он сам не ожидал, что почувствует это так глубоко.
Ахмья опустила руку на колени.
— Я знаю, что тебе больно. Это справедливо. Я… чувствую то же самое, когда размышляю о своих отношениях с отцом. Он больше не женился, но после смерти моей мамы изменился. Он стал более жестким, более отстраненным. Наши отношения стали натянутыми. Оглядываясь назад, я думаю, это потому, что он просто не знал, как самостоятельно воспитывать ребенка, не говоря уже о дочери. Большую часть детства Хирохито наш отец служил, поэтому он редко бывал дома. Когда я была маленькой, он уволился из армии, но начал подолгу работать на новой работе, пока о нас заботилась моя мама. И после того, как ее не стало…Я не думаю, что он знал, как справиться с горем.
Жвалы Рекоша отвисли. Врикс или человек, никто, казалось, не был застрахован от боли потери, и никто, казалось, не переносил ее совершенно одинаково.
— Когда я выросла, — продолжила Ахмья, — он не знал, как со мной разговаривать, особенно когда речь заходила о каких-то женских проблемах. Он всегда был намного ближе к Хирохито. Как и ты, я чувствовала себя невидимой. Я усердно училась в школе, чтобы получить лучшие оценки, я занималась спортом, была волонтером во внеклассных программах. Мои достижения, казалось, были единственным способом заставить его признать меня. Я знаю, что во многом это было из-за его воспитания и того, что он провел так много времени на военной службе, но… это причиняло боль. Я просто хотела, чтобы он увидел меня такой, какая я есть. Его дочь.
— Кир’ани ви’кейши, — прошептал Рекош, наклоняясь, чтобы провести ртом по ее волосам. — Если бы я мог избавить тебя от этой боли. Если бы я мог забрать ее у тебя.
— Ты не можешь защитить меня от каждой боли, Рекош, — мягко ответила она. — Мне просто нужно, чтобы ты помог мне пережить ее.
Он обнял ее за плечи.
— Всегда, моя сердечная нить. Всегда.
— И я всегда буду рядом, чтобы сделать то же самое для тебя.
С трелью, он вдохнул ее аромат. Его пара была самой ценной вещью в мире — во всем существовании — и даже если он не мог защитить ее от всего, он всегда будет пытаться это делать.
Рекош поднял голову.
— Кажется… ты смирилась с этой болью, Ахмья.
— Я не знаю насчет смирения. Но в глубине души я знаю, что мой отец любил меня, что он делал все, что мог, и иногда наших усилий просто не хватает. И это нормально — испытывать из-за этого противоречивые чувства. Любить человека и одновременно страдать из-за него. Нам самим решать, можем ли мы забыть об обиде и попытаться построить что-то значимое… или отпустить их.
Она опустила глаза, туго натягивая волосы в его руках. Ее голос был хриплым от эмоций, когда она заговорила снова.
— Хотя моего отца больше нет. У меня никогда больше не будет возможности поговорить с ним, сказать ему, что я ценю все, что он сделал, что я люблю его.
Даже не видя ее лица, Рекош знал, что в темных глазах блестят слезы, и ее боль пронзила его сердце.
Ахмья крепче обхватила себя руками.
— Но твой отец жив, Рекош, и ты тоже. Жизнь слишком коротка и слишком драгоценна, чтобы отказываться от возможности воссоединиться с ним, если это то, что подсказывает тебе твое сердце. И, может быть… может быть, когда-нибудь я смогу встретиться с ним.
Его сердца бешено колотились от эмоций, которые он пока не мог определить, отчего в груди становилось тесно и тяжело. Отпустив ее волосы, он схватил свою пару всеми четырьмя руками и повернул лицом к себе.
Их взгляды встретились. В ее глазах действительно блестели слезы. Если бы вриксы могли плакать, его глаза, без сомнения, были бы такими же. Эта печаль… Ему было невыносимо видеть ее в Ахмье. Он не мог сопротивляться потребности унять ее боль, вобрать ее в себя, чтобы та больше не ранила ее.
Он обнял Ахмью и прижал к своей груди. Она пылко обвила руками его шею, уткнувшись лицом и орошая его шкуру слезами.
Рекош положил руку ей на затылок, баюкая, и пригладил пальцами волосы. Его грудь вибрировала от мягкого напева в попытке подражать песне, которую она пела.
Даже когда он утешал свою пару, даже когда обнимал, ее слова повторялись в его голове. Рекош не мог отрицать правды того, что она сказала. Он чувствовал ее в своих сердцах еще до того, как заговорил с ней обо всем этом, но только терпение и понимание Ахмьи позволили ему вообще задуматься над этим и подтолкнули по-настоящему ощутить свои чувства.
Что, если его прощальные слова с отцом были последними, которыми они обменялись? Оставят ли они осколок сожаления в сердце Рекоша, всегда причиняя ему боль, мешая исцелиться и обрести покой? Умрет ли Райкарн, полагая, что единственный выживший птенец его первого выводка презирает его?
Потому что, несмотря на весь гнев и обиду, Рекош не испытывал ненависти к отцу. Если он что-то и ненавидел, так это то, что ему отказали в отношениях, которые у них могли бы быть.
Он обнял свою пару, и ее слезы постепенно высохли, но объятия не ослабли. Он провел подбородком по ее волосам. Просто держать ее было достаточно. Это было то место, где он должен был быть, с кем он должен был быть.
И все же сейчас он не мог не задаться вопросом… на что было бы похоже привести Ахмью в Такарал? Провести ее по туннелям, которые казались ему такими обыденными, увидеть их с новым благоговением и волнением ее глазами? На что было бы похоже привести ее в логово своего отца, представить ее ему, познакомиться с его юными братьями и сестрами вместе с ней?
Она была человеком, но он надеялся, что эти различия не будут иметь значения. Надеялся, что его отец увидит то, что Рекош видел так ясно, — что его маленькая пара сильная, умная, добрая и бескорыстная. Что, несмотря на свой рост, она помогла Рекошу пройти через некоторые из величайших испытаний в его жизни. Что ее преданность и упорство стали примером, который лег в основу их нового племени.
И он надеялся, что после встречи с ней Райкарн поймет, что Рекош сделал правильный выбор. Что он будет знать, что Рекош по-настоящему счастлив.
Удивительно, но он хотел привезти Ахмью в Такарал. Он хотел познакомить ее со своим отцом, он хотел показать Райкарну и всем остальным, что его пара — самая замечательная самка. Что она его, и только его.
Но он знал, что время для такого путешествия еще не пришло. Опасности в дороге можно было бы уменьшить, отправившись группой, состоящей, по крайней мере, из Телока и Уркота, хотя при наличии Ахмьи Рекошу понадобилось бы больше спутников для обеспечения ее безопасности. И если их не будет преследовать кровожадная королева, им не нужно каждый день идти до изнеможения.
Нет, сам Такарал заставил его задуматься. Город заживал, но его раны оставались свежими. Ансет требовалось больше времени, чтобы все исправить. Больше времени, чтобы успокоить своих подданных.
Возможно, когда теневые охотники Такарала будут готовы приветствовать Терновых Черепов Калдарака как друзей и почетных гостей, они будут готовы встретиться и с людьми.
Но Рекош не стал бы рисковать своей парой.
Какое-то время они с Ахмьей оставались на месте. Иногда она подпевала его напеву, но оба, казалось, были довольны, позволяя потрескивающему пламени заполнять тишину между ними. Только когда Ахмья пошевелилась рядом с ним и зевнула, он понял, как долго они так сидели.
— Пойдем, ви’кейши, — сказал он, поднимаясь и прижимая ее к себе, — давай отдохнем. Наше путешествие должно продолжиться с солнцем.
Она пробормотала что-то в ответ, и он улыбнулся. То, что она чувствовала себя в безопасности в его объятиях, значило для него больше, чем он мог выразить словами.
Рекош отнес ее на их постель из пушистого шелка и лег на спину, прижимая Ахмью к груди. Она прислонилась щекой к его сердцу. Он чувствовал, как бьется ее сердце сквозь шкуру, и его ровный ритм заставил Рекоша закрыть глаза.
— Спи спокойно, моя найлия, — прошептал он. — Я с тобой
Навсегда.
ГЛАВА 25

Солнце казалось ярче, воздух свежее, а Клубок более оживленным, чем когда-либо, по мере того, как Рекош и Ахмья приближались к Калдараку.
Хотя Рекош по-прежнему осознавал опасность, он не мог не заметить безграничную красоту вокруг. Насыщенные цвета, разнообразные формы и размеры листьев и цветов, игра солнечного света, пробивающегося сквозь крону деревьев, и завораживающий танец теней внизу.
Но все это было лишь одним аспектом окружающей красоты. Звуки и запахи усиливали ее. Песня ветра в ветвях, крики животных и насекомых, медленное, мягкое покачивание ветвей. Пьянящий, приторный аромат растений и цветов, дерева и земли.
Он смог оценить все это так полно, так глубоко благодаря Ахмье. Она воспринимала мир с удивлением и любопытством, что заставляло и его смотреть на все по-новому.
Они беседовали во время путешествия, смеясь и непринужденно щебеча. Ахмья иногда напевала, иногда пела и, казалось, танцевала вокруг Рекоша почти так же часто, как шла рядом с ним.
Он никогда не видел ее такой сияющей, такой беззаботной, такой живой. Ее дух горел ярче солнца, и это воодушевляло его. Его шаги казались легкими, не требующими усилий.
Рекош ожидал, что оставить руины будет труднее, поскольку и он, и Ахмья неохотно покидали место, которое стало их личным убежищем. Он никогда не забудет того, что разделил с ней там.
Но теперь, когда они были на обратном пути в Калдарак, Рекош был рад. С каждым шагом ему все больше хотелось добраться до места назначения и снова увидеть друзей и семью, свое племя. Но больше всего на свете он хотел, чтобы о его правах на Ахмью стало известно всем. Хотел показать всем, что она принадлежит ему и только ему.