Его жвалы приподнялись. Белый шелк был прочным, а низ каждого чехла был укреплен толстой, эластичной кожей. Изящные на вид и надежные — совсем как Ахмья.
Он просунул пальцы глубоко в туфлю и раздвинул. Она плотно прилегала именно там, где и должна была. Рекошу оставалось только надеяться, что его измерения были правильными. Он лишь смутно помнил, как его руки касались тела Ахмьи, и даже до возвращения в Такарал у него почти не было шансов прикоснуться к ней. Положив чехол для ног рядом с другим, он взялся за платье и приподнял его. Солнечный свет, проникающий через окно логова, падал на одежду, оттеняя неокрашенный шелк.
Материал был соткан настолько тонко, что казался прозрачным, что выделяло искусно сшитые украшения. По шелку бежали узоры из цветов и листьев, нанесенные с учетом того, какую часть тела Ахмьи они будут прикрывать — как те нежные холмики плоти, которые люди называют грудями. Вкрапления белого хрусталя, которые он вшил в узоры, поймали свет и заставили платье засиять, когда он повернул его.
Оно было прелестным и, на первый взгляд, чрезвычайно изящным. Но, как и самка, для которой он его сшил, одежда была намного прочнее, чем можно было предположить по внешнему виду.
Он не хвастался, когда говорил друзьям, что это его лучшая работа. Ни Такарал, ни Калдарак никогда не видели ничего подобного, и это был идеальный подарок для очаровательного маленького существа, вид которого также не походил ни на что, что когда-либо видели вриксы.
— Больше ждать нельзя, — сказал он.
С того момента, как Рекош впервые увидел ее, его тянуло к Ахмье. Ее внешность заинтриговала — маленькая и гибкая, с нежной бледной кожей, она отличалась от ему подобных, была его противоположностью во многих отношениях, и он находил в этом красоту. Красота была в ее странных, подвижных карих глазах, которые блестели на солнце, в шелковистом мерцании черных волос, в податливости ее губ, когда они изгибались в улыбке или неудовлетворенно сжимались. В легком, лиричном звучании ее смеха и успокаивающей мягкости голоса.
Его желание, его нужда в ней росли день ото дня, и контролировать инстинкты становилось все труднее. Все внутри требовало, чтобы он завернул ее в свой шелк и объявил своей парой.
И недавний визит в Такарал только еще раз доказал, что время пришло.
Зурваши умерла, Такаралом правила Ансет, люди поселились в Калдараке, и между двумя городами вриксов был заключен мир.
Рекош не станет ждать ни мгновения дольше, чтобы забрать свой маленький цветок.
Помня о декоративных узорах, он сложил платье и положил его на большой кусок ткани. Прикрыв платье, он поднял крошечные чехлы для ног и положил их сверху, прежде чем завернуть вещи в аккуратный, плотный сверток.
Мысленным взором он видел, как его длинные пальцы с когтями натягивают эти чехлы на ступни Ахмьи, видел, как она снимает свою человеческую одежду, обнажая мягкую, гладкую плоть под ней, прежде чем натянуть платье, видел, как прозрачный шелк — его шелк — ласкает ее кожу, и…
Нет. Я не буду воображать. Я увижу это сам всеми восемью глазами и обоими сердцами.
Нижними руками Рекош прижал сверток к животу и полностью поднялся, отступив от стола. Направляясь к двери, он отмахнулся от разноцветных лоскутков шелка и пучков сухих цветов — последние были подарками Ахмьи, — свисавших с потолка. Ароматы этих цветов, хотя и увядших, наполняли его нос. Какими бы сладкими они ни были, они не могли сравниться с единственным ароматом, который он желал иметь в своем логове.
Аромат Ахмьи.
Скоро.
Платье продемонстрирует его мастерство, заявит о его намерениях и передаст его чувства, желания, страсть и преданность. Оно произнесет все слова, которые он еще не осмелился сказать.
Распахнув тяжелую занавесь, закрывающую дверной проем, Рекош вышел наружу.
Теплый, приятный воздух овевал его шкуру, благоухая цветущими растениями, готовящейся едой и туманом от близлежащего водопада. Хотя он и его спутники прожили здесь всего несколько лунных циклов, за время отсутствия он сильно соскучился по здешнему воздуху.
Его окружали высокие деревья с пышной листвой, их стволы простирались как вверх, так и вниз. Дома в Калдараке стояли на платформах, построенных вокруг стволов деревьев и на основаниях самых толстых сучьев, их стены и крыши были сделаны из переплетенного дерева, листьев и шелка. Сеть мостов соединяла платформы, образуя подобие паутины.
Когда семь лет назад вриксы из Такарала, теневые охотники, развязали войну с Терновыми Черепами, они часто говорили о том, чтобы отправиться в Калдарак и сжечь его дотла. Но к тому времени, как они добрались до этой стороны болота, разделявшего территории двух городов, Рекош и его друзья почти утратили желание это делать. У них открылись глаза. Жизни их товарищей, их друзей были выброшены на ветер из-за жадности королевы.
Зурваши начала войну, чтобы захватить районы, где в изобилии рос корень Мендера — не из-за целебных свойств корня, а потому, что из него можно было получить ее любимый оттенок фиолетовой краски. Не имело значения, что Терновые Черепа свободно обменивались корнями с теневыми охотниками. Королева решила, что ей нужно захватить эти земли и все корни для себя.
Уркот потерял руку, Рекош, Кетан и Телок обзавелись бесчисленными шрамами, а Ишкал, старший брат Кетана — наряду со многими другими теневыми охотниками — умер, и все это ради того, чтобы Зурваши могла повесить на свой пояс фиолетовый шелк.
Получив то, что она хотела, Зурваши потеряла интерес к войне с Терновыми Черепами и отозвала свою армию прежде, чем они смогли выступить на Калдарак. Рекош сомневался, что она знала, сколько ее воинов утратили волю к битве, сомневался, что она знала, сколько из них были готовы бросить все и вернуться домой.
Но это знание ничего бы не изменило. Королева всегда принимала во внимание только свои собственные чувства.
Он никогда бы не подумал, что увидит это место, не говоря уже о том, что он и его товарищи будут жить здесь в мире и дружбе с теми самыми вриксами, с которыми так жестоко сражались много лет назад. И все же он уже давно чувствовал себя в Калдараке как дома, больше, чем в Такарале.
Рекош с легкостью ориентировался в Калдараке. К настоящему времени он мог бы дойти от своего логова до дома Ахмьи даже с завязанными глазами, двигаясь только на ощупь и по памяти. Сколько раз он проделывал этот путь? Сколько раз он наблюдал за самкой, которую страстно желал сделать своей, произнося любые слова кроме тех, которыми побуждали поделиться его сердца?
Хотя Рекош и здоровался со встречными Терновыми Черепами, он не останавливался, чтобы завести разговор, как обычно.
Сегодня не день для паутины шепотов. Никаких сплетен, никаких слухов, никаких забавных историй. Каждый шаг был быстрее предыдущего, неся его со все возрастающей скоростью к месту назначения.
Навстречу судьбе.
Во время визита в Такарал он болезненно чувствовал нити судьбы, которые были натянуты туго, несмотря на то, что оставались запутанными. Но когда он и его друзья вернулись, он почувствовал, что эти нити сплетены в гармонии. Они образовали веревку, бесконечно более прочную, чем любая отдельная нить.
Веревку, ведущую его прямо к Ахмье.
Прибытие Рекоша и его племени привело к расширению этого города. Искусные мастера из Терновых Черепов соорудили три новые платформы на одном из массивных деревьев, соединив их с остальными мостиками из толстого шелкового шнура. Прочные ступени соединяли платформы друг с другом, облегчая передвижение людей между ними.
На самой низкой и широкой платформе располагались два самых больших сооружения. Одно из них было местом, где люди могли собираться, чтобы разделить трапезу и поговорить — место для тусовки, как они говорили. Рядом с ним находилось логово, которое делили Уилл и Диего, что было почти в три раза больше других. Такой размер был обусловлен его двойным назначением как жилого пространства для пары и места исцеления, где они ухаживали как за людьми, так и за вриксами.
На верхнем ярусе располагалось логово Коула, сразу бросавшееся в глаза благодаря просторной деревянной террасе, которую он построил вокруг. Резные столбики невысокого ограждения и изготовленные им же стулья со столом — ничто в Калдараке не могло сравниться с этим.
Но внимание Рекоша всегда привлекала средняя платформа с тремя маленькими домами на ней — Келли слева, Лейси посередине и Ахмьи справа, где платформа расширялась и становилась более просторной.
Его сердца бешено заколотились, когда он посмотрел в сторону ее логова. Она была снаружи, стояла спиной к Рекошу, и пряди ее длинных черных волос развевались на ветру. С его позиции были видны только ее голова и плечи.
Он ускорил шаг, перепрыгивая через веревочный мост, чтобы добраться до человеческих платформ, надежно прижимая подарок к животу.
Рекош прожил целый лунный цикл, не видя ее и не разговаривая с ней, и гораздо дольше мечтал заявить о своих правах, которые так долго ощущал в сердцах.
Он промчался через нижнюю платформу и поднялся по лестнице на следующую. Проходя мимо домов Келли и Лейси, он даже не взглянул на них, устремив взгляд вперед в ожидании момента, когда из-за плавного изгиба платформы Ахмья снова появится в поле зрения.
Слова роились в его голове, формируя сотню фраз, которые он мог бы сказать ей, сотню способов заявить о своих правах. Но какие из них были правильными? Какие действительно выразили бы его тоску, его обожание?
Мог ли он вообще должным образом выразить свои чувства на ее языке?
Затем его взгляд остановился на ней, и его сердце бешено забилось, отбрасывая все сомнения.
Его ви’кейши — его маленький цветок, который сиял так же ярко, как солнце.
Она стояла лицом к своему логову, скрестив руки на груди, приподняв одно бедро и насмешливо скривив губы.
Жвалы Рекоша дернулись вверх в улыбке, но опустились, когда его взгляд пробежался по ее телу. Вместо синего комбинезона или белой рубашки и шорт, которые обычно носили она и другие люди, Ахмья была одета в ярко-розовый шелк — одна часть была обернута вокруг груди, обнажая живот, другая обвязана вокруг талии и свисала до колен.