– Нотар, пожалуйста, помоги мне! Мне очень нужно в Большой Торт!
– Ну и лети, я же не мешаю!
– Я впервые на дельтаплане!
– Впервые в воздухе! Вот смешно!
– Нет, не в воздухе, впервые на дельтаплане! Меня раньше нес Аэрон, он дал мне свисток, посмотри! – Маша поняла, что, чтобы достать свисток, ей придется отпустить одну руку. Хоть она знала, что не упадет благодаря талисману, все равно было очень страшно отцепиться хоть на миг.
– Аэрон? А ты кто такая?
– Я Сквозняк, меня зовут Маша!
– Младшая сестренка! Точно, он рассказывал про тебя! Ну хорошо, я отнесу тебя вместе с твоими смешными крыльями! Но только если ты споешь колыбельную ежам, они замучили меня своими ссорами, так и норовят разлететься в разные стороны, а ты же знаешь, как для них это опасно!
– А они не упадут, если уснут?
– Нет, что ты, я держу все их ниточки!
Маша посмотрела вниз, дельтаплан, лишенный внимания, снова дрогнул. Под ее ногами скользило облако серебряных искр и шептало, шептало.
– Спи, моя радость, усни, – неуверенно пропела Маша и закашлялась, горло сжалось от неловкости.
– Хорошо, – ободряюще шепнул мальчишка Нотар, пролетая рядом. Потом сложил руки рупором и дунул в них. Маша услышала, как ее колыбельная, усиленная эхом, вылетела из его ладоней.
Маша намеревалась механически спеть колыбельную от начала до конца. Но, когда ее голос разнесся по ночной степи, она поняла, что ежики внимательно слушают ее, и не только песню, но и сердце. И их не обманешь неловко спетой колыбельной. Ну вот не пели ей мама с папой в детстве колыбельных. Зато еще в детском саду мама читала ей по вечерам сказки, а через день на смену маме папа рассказывал по памяти одно-единственное стихотворение Александра Блока. У папы также, как у Маши, першило в горле, если ему приходилось читать вслух или петь. Единственное, что он читал хорошо, было это стихотворение. Маша не знала, почему он выбрал его. Может быть, оно ему просто очень нравилось. А может быть, оттого, что в нем звучали слова «ночь» и «мрак», папе казалось, что оно подходит, чтобы усыпить ребенка. И действительно, если мамины сказки она готова была слушать всю ночь, то, когда папа читал стихотворение, уже на четвертой строчке у девочки, как по волшебству, начинали слипаться глаза. Папа всегда читал стихотворение дважды, а она обнимала желтого медведя, засыпая, и все казалось таким простым – мама, папа, дом, садик. Никто не обидит, ведь папа и мама рядом, дом никогда не исчезнет, куда ему деться. А теперь одна, ни дома, ни папы, никого и ничего, и нет надежды вернуться обратно, потому что на этот раз она точно провалит миссию, в чем бы та ни заключалась, ведь волшебных предметов нет, и все против нее. Ничего на самом деле у нее нет, только ночь, ветер и полузабытые уже строчки стихотворения Александра Блока. И Маша начала читать то, что помнила:
Болотистым, пустынным лугом
Летим. Одни.
Вон, точно карты, полукругом
Расходятся огни.
Гадай, дитя, по картам ночи,
Где твой маяк…
Маша сбилась. Перед глазами явственно встал Маяк Рогонды. Андрей, наверное, зажег огни и стоит сейчас на верхушке, играя с тьмой, как с коробкой пластилина, лепит из нее гигантских бабочек и драконов. Конечно, он думает о ней. Увидеть бы между мирами луч его Маяка и прилететь по нему обратно, в Рогонду. Наглядеться бы досыта в его глаза! Как мало времени давало для этого кольцо, и как, оказывается, бесценны были эти секунды, Маша поняла только теперь, когда ничего не осталось…
На ее руку легла прозрачная рука Нотара, и Маша торопливо повторила, покосившись на ежиков:
Где твой маяк…
Еще смелей нам хлынет в очи
Неотвратимый мрак.
Он морем ночи замкнут – дальний
Простор лугов!
И запах горький и печальный
Туманов и духов.
И кольца сквозь перчатки тонкой,
И строгий вид,
И эхо над пустыней звонкой
От цоканья копыт –
Всё говорит о беспредельном,
Всё хочет нам помочь.
Как этот мир, лететь бесцельно
В сияющую ночь…
Слова приходили в голову сами собой. Видимо, крепко папа вложил их в память, читая дочке почти каждый вечер. Напрасно Маша боялась, что забыла стихотворение. От знакомых строк сердце забилось чаще. То вспоминалось детство, желтый мишка и папина серая футболка, в ворот которой Маша утыкалась носом, когда ее укачивали на руках. То представлялся Маяк, Андрей и обжигающее кольцо на пальце. Девочка почувствовала, как к глазам подбираются слезы, и, чтобы не расплакаться, начала читать стихотворение снова.
– Тише, ежики уснули, а я поймал твой голос, – прошептал Нотар. – Какая необычная колыбельная. Почему ты плачешь?
Маша чувствовала себя ужасно одиноко, освежив воспоминания о доме, о родителях и об Андрее. Девочка с горечью твердила про себя, что любимые люди принадлежат к разным мирам, сама она одинаково далека как от Андрея, так и от родных и друзей, и ее единственные друзья в этом мире – ветра. По крайней мере Аэрон и Нотар. Жуткого Чуню и пахнущего розами Дениса Маша отчего-то в этот момент в расчет не принимала.
– Нотар, милый, а почему Аэрон не прилетает, когда я дую в его свисток?
– У него есть более серьезные дела, в игры Сквозняков играть ему не по чину.
– Ты не понимаешь, я другой Сквозняк, я не играю. И мне иногда так нужна помощь.
– Я же тебе помогаю, а ты плачешь, глупая.
– Я благодарна тебе, но, пойми, я же совсем одна в этом мире.
– Ты не одна. Мы, ветра, твоя семья. Я знаю, ты еще не чувствуешь этого так же ясно, как мы, старшие братья, но взять хоть твою колыбельную… В ней так много родного для нас.
– Это же не я сочинила. Я просто услышала когда-то и сейчас случайно вспомнила. Просто красивые слова.
– Не просто и не случайно. Я разнесу твою колыбельную по всему миру ветров. А тебе в благодарность за нее позволь подарить кое-что на память, чтобы ты не чувствовала себя одинокой, – он оторвал со своей пилотки перышко, желтое, словно цыплячье. – Если тебе нужна будет помощь, а Аэрон не отзовется, подуй на перышко, я постараюсь прилететь.
Нотар снова сложил руки рупором, и эхо повторило Машиным голосом стихотворение еще раз и еще раз. Маша старательно ловила потоки ветра, хоть и знала, что не может упасть, и при этом прислушивалась к стихотворению Блока снова и снова, пока эхо повторяло его. Ей тоже начинало казаться, что папа выбрал его не случайно. Может быть, каким-то образом предчувствовал, что оно ей пригодится. Но зачем? Только, чтобы усыпить ежиков и напомнить о доме и о любимых? Может быть, в этих строках скрывалось еще что-то, какая-то подсказка или секрет? Маша размышляла всю дорогу над каждой строчкой. За это время две луны успели побледнеть, и над встревоженной сырой степью раскричались проснувшиеся птицы. В свете первых лучей Маша увидела берег моря, а возле него – огромную круглую гору, шесть ярусов арок, словно большой свадебный торт. Это и был нужный ей город. Еще он напомнил Маше развалины Колизея, только никто, кроме нее, в этом мире их не видел, видимо поэтому город и назвали просто Большой Торт. Здесь не было тонких башен с ветряками, лишь на самом верху торчало пять огромных мельниц.
– Спасибо за компанию! – весело попрощался с Машей Нотар и понес стаю перелетных ежей дальше по степи. Маша помахала ему рукой, неподвижно вися в воздухе. Дельтаплан жалобно поскрипывал и кренился, но как спуститься, девочка не знала.
– Сни-ми По-ко-ри-тель Воз-ду-ха! – кто-то раздельно прокричал снизу. Маша опустила взгляд и увидела смешной автомобиль, желтый и округлый, с откидным верхом. Он выглядел так, словно из начала прошлого века или из мультиков. Возле него кто-то стоял и махал рукой. И этот кто-то знал о Покорителе Воздуха. Раздумывая, враг это или друг, Маша потянула за шнурок, на котором висел медальон. Выбирать не приходилось – висеть в воздухе неподвижно никому не хочется. Держа талисман в руке, Маша медленно начала снижаться, точь-в-точь как снижалась Алина.
Внизу ее ждала бабушка в такой же пилотской шапочке, как у Алины, и в таком же кожаном комбинезоне, только поверх него был надет фартук с рюшечками и вышивкой в виде цыпленка. Бабушка подбежала к опустившейся Маше и помогла ей распутать руки от ремней.
– Здравствуй, Маша, я бабушка Алины. Ты можешь меня звать просто Бабуля, меня так все зовут. В детстве меня звали просто Уля, потом Мамуля, теперь Бабуля, я и привыкла. Покоритель Воздуха можешь надеть обратно, только горящим камнем вперед, а не то снова взлетишь. А теперь не будь неженкой, помоги мне положить Алинкин дельтаплан в автомобиль, да не придави Кексика.
С заднего сиденья выглянул пушистый белый пес с торчащими острыми ушками и приветливо тявкнул. Потом поставил лапки на дверцу и подпрыгнул. Маша испугалась, что он сейчас кувыркнется и свалится на землю, но песик взлетел, правда вверх тормашками. На обеих задних лапах у него было по отчаянно бьющемуся крылышку, и хвостик при этом крутился, как пропеллер.
– У него голова не заболит? – испугалась Маша.
– Обычная летающая ногокрылая собака, ни одна из них еще на головную боль не жаловалась! – ответила Бабуля, приподнимая край дельтаплана. – Помогай!
Вместе они погрузили дельтаплан на заднее сиденье, и Бабуля ловко пристегнула его ремни к ремням автомобиля.
– Садись, довезу до города, покормлю. Алинка по созеркалу велела о тебе позаботиться. Только маску надень, а то больно уж твое лицо в нашем городе всем знакомо.
– Как странно, у вас автомобиль, а мне сказали… Чем вы его заправляете?
– В последнее время в каждом городе построена фабрика порокуса, так что топлива хватает, не хватает металлов на изготовление собственно автомобиля. Но мне повезло! Возможно, расскажу больше, когда решу, что ты этого достойна. А теперь сиди молча и не отвлекай меня!
Маша надвинула на лицо маску кошки, тщательно заправила под шапочку русые волосы и села на переднее сиденье. Кексик, кувыркнувшись в воздухе, доверчиво плюхнулся ей на колени. Бабуля завела мотор, в воздух взлетело облачко порокуса, резко запахло пряностями, и автомобиль тронулся по широкой дороге, усыпанной обломками ракушек, к городу.