– Придушишь меня… ничего не добьёшься сам! – Рубашечнику удалось слегка ослабить хватку и сделать жадный глоток воздуха. Его ноги бессильно болтались над землёй.
– Шутки кончились, – хмуро сказал Охотник и разжал пальцы.
Рубашечник грудой костей свалился к его ногам и сел, потирая шею. Охотник медленно повернулся к девочкам. Бетти шагнула назад. Клубок ветра в её руках издал звук, отдалённо похожий на рычание.
– У меня ветер, – сочла нужным предупредить она. – И он на моей стороне.
– Ничего себе. – В голосе Охотника послышалось веселье. – Сколько здесь брожу, а никогда не слышал, чтобы какой-то из ветров по доброй воле дался в руки кому-то из Расплетённых.
– Она не Расплетённая, – прохрипел Рубашечник, поднимаясь на ноги. Белые волосы падали ему на лицо, скрывая его от тусклого света ламп. – Она живая, настоящая девочка, которую я обещал отвести к Святилищу и вернуть домой, только и всего. Не вмешивайся в это, Охотник!
– Как гладко всё у тебя звучит, – Охотник огладил рукой тугую чёрную косу. – Да только вот правды ни слова нет. Девочка хотя бы знает, во что ты её втянул?
– Не трогай Бетти!
– Помолчи, Рубашечник. Есть разговор поинтереснее. Итак, Бетти… Ты знаешь, что он затеял?
Бетти медленно покачала головой. Ей было так страшно, что мысли путались. Некуда было бежать, и ноги будто парализовало – напади на неё Охотник сейчас, и она не смогла бы бежать. Как всегда с ней бывало в моменты опасности, она стала думать о совсем посторонних вещах. Например, о том, что Охотник напоминает ей индейцев из книжки с картинками, которую ей когда-то показывал папа. А однажды тот был в настолько хорошем настроении, что устроил ей целую игру в индейцев: они раскрашивали лица и делали пончо из одеял. Бетти вздохнула. Правда, папа давно так с ней не играл. Она даже не помнила, когда они разговаривали по душам в последний раз. Или она просто забыла это и её воспоминания превратились в нити и стали игрушкой ветрам?..
Её внимание вернулось к Охотнику. Твёрдые черты лица, точно вытесанные из камня, и гладкие чёрные волосы, блестящие даже при таком бедном освещении, как в этих пещерах, и твёрдый неулыбчивый рот – всё совпадало, не хватало только перьев в плюмаже. Таобсьер заёрзал у неё на руках. Охотник усмехнулся.
– Потрясающе. Я не поверил, что ты и вправду живая девочка. Думал, что за лапшу мне вешает на уши этот тип. Лживый, как и все они тут.
– Не обижай Рубашечника, – вдруг прорезался голос у страшно напуганной Энн. – Он наш друг!
– Всех успел очаровать? – нехорошо ухмыльнулся Охотник.
Бетти нахмурилась.
– Рубашечник обещал показать мне дорогу домой. Пожалуйста, не мешайте ему.
– И ты думаешь, что сможешь туда попасть? Ты ещё помнишь свой дом?
Бетти притихла. Она поняла, о чём говорил Охотник. С каждым шагом воспоминания о доме, о родителях и об улице Высоких Осин становились всё более тусклыми. Она уже не могла вспомнить, какого цвета были стены в её собственной комнате. Но она упрямо нахмурила брови и с вызовом посмотрела в лицо Охотнику.
– Да, я помню. И я хочу вернуться. Меня там ждут!
– Придумаешь тоже: ждут. Толку с того, если никто не позовёт в нужный момент.
Бетти тяжело вздохнула. А её-то точно позовут?
– Охотник, – предостерегающе поднял руку Рубашечник, но Охотник только отмахнулся:
– Тебе не кажется, что честнее будет сказать им правду здесь, а не у Святилища? Или ты считаешь, что у них уже выбора нет, кроме как идти за тобой?
– У нас и правда нет выбора, – взмолилась Бетти. – Не мешайте нам…
– Да кто сказал, что я вам помешаю? – изумился Охотник. – Вообще-то я намереваюсь вам помочь.
Охотник смотрел в лицо Рубашечника и не понимал, как вообще так получилось, что из всех Сплетённых он связался именно с ним – самым лживым, самым несносным и самым упрямым.
Единственным, который обладал достаточной силой и упрямством вытащить их обоих из этого мрачного мира.
Ему захотелось подойти ближе и положить руку Рубашечника на свою грудь, чтобы он ощутил все нити, чтобы понял наконец, что их связывает кое-что неразрывное…
Но было ещё слишком рано.
Важнее было уберечь от Ткачихи девчонку, она – настоящий шанс на спасение. И добраться до цели.
Глава 12
– И что это за помощь ты вдруг решил нам предложить? – скривился Рубашечник, потирая шею.
– Вам? Нет, с тобой у меня разговор отдельный. Я хочу помочь им. Точнее, этой юной леди, как, говорите, вас зовут?..
– Бетти, – потупилась Бетти и тут же снова упрямо вскинула глаза. – Меня зовут Бетти Бойл. А это Мэри и Энн, и они тоже идут с нами до Святилища!
– В таком случае моя помощь будет вам необходима, – равнодушно пожал плечами Охотник.
– Это почему? – настороженно спросила Мэри. Девочка стояла, прижимая к себе свою драгоценную сумку, так, словно это был её последний шанс на спасение.
– Без моей помощи вы никогда не отыщете Святилища, да к тому же попадётесь другим охотникам. Она… – Охотник приглушил голос, явно имея в виду Ткачиху. – Уже выслала за вами погоню. Ей совсем не нравится, когда в её мире кто-то своевольничает больше положенного. Она готова сквозь пальцы смотреть на попытки таких, как Рубашечник, вернуть свою память, но поощрять побег из Теней точно не станет. Раз она открыла в свой мир дорогу для живой девочки… Это может значить только одно. Она голодна, очень голодна, и не остановится, пока не догонит тебя и не закончит начатое. Похоже, ты её перехитрила, и теперь ей приходится тебя искать.
– А откуда мы знаем, что вы – не тот Охотник, которого она послала, и не хотите заманить нас в ловушку? – спросила Бетти.
Вместо ответа Охотник повернулся спиной и скинул свой длинный чёрный плащ. Кожаная безрукавка под ним была изодрана в клочья, и неаккуратные обрывки серебряных нитей лучше всех слов объясняли, что произошло.
– Ох… – Энн прижала ладонь к губам. – Выглядит… Не очень?
– Это больно? – осторожно спросила Мэри.
– Иногда саднит, – хмыкнул Охотник, – на смену ветра. Не бери в голову. Просто я теперь так же, как и вы, на противоположной стороне. И мне тоже надо к Святилищу.
– Прежде чем мы решим вам поверить… – выступила вперёд Бетти. – Что за дела у вас с Рубашечником? Расскажите.
Рубашечник замахал руками:
– Свои и не имеющие к вам сейчас никакого отношения. Уверяю, не надо в это лезть. Здесь у всех свои тайны.
– У меня нет никаких тайн! – закричала Бетти и сама удивилась тому, что на неё нашло. Она отчаянно сопротивлялась вязкому, тягучему ощущению, расползающемуся внутри неё, точно омут. Безрадостный, жуткий, пустой. – Я здесь случайно, ничего не знаю и только хочу вернуться домой!
– А я хочу разорвать связь с Ткачихой, – хмуро сказал Охотник.
Бетти потрясённо посмотрела на него.
Неужели Охотник и правда на их стороне?
– Это она сделала меня Охотником. Превратила в своего безропотного слугу. Но желание стать свободным появилось раньше и осталось со мной, несмотря ни на что. Рубашечник сказал мне, что знает дорогу к Святилищу, клялся, что может его найти. Откуда-то вбил себе в голову, что даже Расплетённые могут так спастись.
Он замолчал, словно не собираясь продолжать. Повисла тишина.
– Как вы вообще умудрились познакомиться? – нарушила молчание Энн.
– Поймал его на поедании нитей. В глазах Ткачихи это преступление, – покачал головой Охотник. – Хотел увести к Ткачихе, но он… Ухитрился сбежать и довольно долго успешно прятался от меня. Видимо, мы – те, кто не может в Тенях, кому мало быть просто безвольным призраком, – отличаемся.
– Но вы же Охотник! Надзиратель за Расплетёнными! – возмутилась Бетти. Ей по-прежнему не хотелось доверять врагу, но кто здесь враг, а кто друг, она не могла бы сказать с полной уверенностью: сейчас, когда Охотник выглядел спокойным и совсем не опасным, Рубашечник воровато прятал глаза. Мэри-Энн тревожно переглядывались между собой.
Мэри-Энн врагами точно не были. Они были хорошими девочками, которые оставили свой уютный мирок, пусть и ненастоящий, и отправились помогать Бетти. У них, в отличие от Рубашечника, не было никаких тайн, никаких дел со слугами Ткачихи. Они не врали…
– Это он тебе рассказал? – Охотник махнул головой в сторону Рубашечника. – Он расскажет… Никакие мы не надзиратели, такие же Расплетённые. Просто… Мы попадаем сюда и оказываемся во власти Ткачихи. Она выбирает самых упрямых, самых сильных и ломает их, обращая в своих безжалостных помощников. Они становятся охотниками. Она забирает всё, что только у нас есть. Делает нас рабами. Но я не хотел быть рабом. Что-то во мне отчаянно сопротивлялось самой идее. Я старался не мешать тем, кто бродит в Холмах и пытается вернуть память. И тогда я задумался – что, если я сам смогу вернуть память и освободиться? И я стал собирать нити. Моя личность потихоньку возвращалась… но была уже не моей. Свои нити я никогда не имел возможности собрать – Ткачиха уничтожает их сразу, поедает без следа, чтобы лишить нас дороги назад. И я брал те, которые ощущались ближе всего к моим. Это чужие нити, – он бросил короткий взгляд на Рубашечника. – Но они были нужны мне как воздух. Мы с Рубашечником с тех пор время от времени встречались, и однажды он рассказал мне про Святилище. Но он, конечно, не собирался звать меня с собой.
– И каково это… с чужими нитями? – спросила Бетти.
– Это… странно. Я стал вроде как не собой. Это не совсем я, и в то же время я остаюсь собой. Но лучше так, чем быть марионеткой Ткачихи. Я долгое время скрывал от других охотников что со мной происходит, но со временем это стало невозможным. Ткачиха, кажется, забавляется моими жалкими попытками. Она пробовала послать за мной погоню. Но я скрылся от неё.
– Что будет, когда вы соберёте себя заново? – тихонько поинтересовалась Энн.
– Вернусь домой, – ровно ответил Охотник. – Правда, для этого мне не помешало бы имя. Чтобы куда-то вернуться, надо, чтобы позвали…