Энн кивнула, Охотник бросил одобрительный взгляд через плечо, и Рубашечник смирился.
– Хорошо, я расскажу вам эту легенду. Через мои руки прошло множество блуждающих воспоминаний, и среди них было одно, звучащее как песня. Она о том, как много лет назад жила одна девушка, и жила она в доме у Холмов фей. Вот что я имел в виду, когда говорил, что баллады принадлежат обоим мирам, – это наверняка те же самые, наши Холмы! Её дом окном выходил на реку…
Рубашечник вздохнул и тихо запел:
Жила Дженни Ли у Холмов, у далёких
зелёных Холмов,
В доме том, что окном выходил на искристую
быструю реку,
Рыбы было в ней много, так много, что сама
она шла прямо в руки,
В доме том не было места горю и грусти,
тоске или скуке.
Раз Дженни Ли увлеклась пришедшим
в их дом человеком,
Пришёл он в тот дом у далёких
зелёных Холмов…
Голос у Рубашечника был красивый, глубокий, и песня лилась серебристыми переливами, как будто и в самом деле была соткана из нитей воспоминаний.
…пошла Дженни Ли за Холмы, за далёкие
эти Холмы,
Увёл человек Дженни Ли за собой, ничего
не сказав никому,
И травы поникли, увяли цветы, и птицы
кричали в тиши,
И кончился смех, и пропало веселье, и в доме
том нет ни души,
И кто бы сказал, отчего-отчего, и кто бы
сказал, почему
Пошла Дженни Ли с человеком за дальние
эти Холмы…
Бетти никогда раньше не слышала эту песню. История и в самом деле получалась грустная. Дальше в песне было про то, что человек увёл Дженни Ли за Холмы, и там она должна была пропасть, потому что свет мира людей погас для неё, а человек этот разлюбил её вскоре и оставил. Но Дженни Ли не потеряла надежду и вернулась обратно тем же путём, которым человек её увёл, старые развалины на вершине холма обошла против часовой стрелки три раза, и открылась ей дверь в мир живых людей. Так на хорошей ноте песня и закончилась: Дженни Ли вернулась домой, и счастье вернулось вместе с ней.
Бетти грустно вздохнула. Она, в отличие от Дженни Ли, совсем не была уверена, что вернётся домой. Она даже не помнила уже, зачем так стремится туда. Что такого её ждёт дома? Холодность матери? Равнодушие отца? Насмешки одноклассников? Что бы она ни делала – её успехи в учёбе и бунтарское поведение в равной степени не были замечены, словно она была невидимкой.
– А как она догадалась пойти против часовой стрелки?
– В давние времена движение в таком направлении считалось возможностью отогнать любое колдовство, – сказал Рубашечник. – И в очень многих сказках и легендах об украденных в Холмы людях, в сказках об эльфах встречался именно этот способ.
– Очень часто что-то, описываемое в одной легенде, а потом повторяющееся в других, имело под собой реальное основание, – подала голос Энн.
– Значит, у нас и в самом деле есть надежда, – улыбнулся Охотник. – Смотрите. А ведь пока мы слушали песню, Зеркальные берега почти подошли к концу. Мы приближаемся к цели.
– Надежда… – Бетти вдруг всхлипнула. – На что?
Она уже совсем не понимала, куда и зачем они идут. Ноги словно налились свинцом, хотелось сесть на землю и уткнуться лицом в траву…
Зеркальные топи и в самом деле остались позади. Бетти огляделась по сторонам и увидела, что они стоят на зелёной поляне и окружающий пейзаж больше напоминает Лес, чем Болота. Неужели они вернулись туда, откуда начали? Но нет… Ощущение было другое, в воздухе витал сладковатый аромат – Бетти только сейчас поняла, что не ощущала запахов раньше.
Как странно… Возможно, это запах свободы? Но от вида более зелёной, чем прежде, травы, от этого слабого аромата у неё ещё больше потяжелело на сердце. А ведь должно было бы наступить облегчение… Тем более что трава не пыталась схватить её за ногу или немедленно сожрать. Бетти осмотрела себя с ног до головы и удручённо вздохнула: её красивая некогда одежда полностью пришла в негодность. Но ей было так тошно, что страдать по джинсам как-то не получалось.
Друзья выглядели не лучше. Мэри-Энн потеряли свой фарфоровый лоск ещё на подходе к Болотам, а по Рубашечнику можно было сказать, что в своей знаменитой рубашке он путешествовал по Болотам по шею в воде. Один Охотник в кожаной одежде и с туго заплетённой косой выглядел почти так же опрятно и внушительно, как во время первой их встречи.
Шампунь, подумала Бетти, вот чего мне так сильно здесь не хватает. Шампуня… И душистого мыла, и любимой зелёной мочалки, и бомбочки для ванны, чтобы наполнить воду светло-розовой пеной с запахом яблока. И залечь в неё часа на три. Может быть, тогда удалось бы прогнать навсегда этот тошнотворный запах, преследовавший их ещё с Холмов. Запах могильной земли и мёртвых лебедей.
– Надо передохнуть. Хотя бы пару минут… – умоляюще сказал Рубашечник.
Сам он даже не пытался отряхнуться, только заплёл свисающие сосульками волосы в косу, и она болталась теперь по спине.
Охотник нервно провёл носом и резко обернулся.
– Всё. Погоня закончилась.
– В каком смысле? – напряжённо спросила Бетти. Она не слышала ничего.
– Они уже здесь.
Ткачиха медленно поднялась на ноги. Её брюхо с густым слякотным звуком оторвалось от Болот и повисло в воздухе. Жвалы клацали в ярости, и тысячи глаз смотрели по сторонам – девчонка! Как она посмела! Сейчас, когда она наконец пьёт её, пьёт уже не радость, но воспоминания о радости. Мерзавка продолжает попытки сбежать!
Ткачиха двинулась вперёд, движимая голодом и яростью от того, что желанная добыча хочет ускользнуть, хочет нарушить её законы. Никто не уходил от неё. Никто и никогда.
Она неумолимо шла вперёд, надвигаясь могущественной тенью, застилающей всё вокруг. Зеркала гасли и переставали отражать при виде её, потому что даже они не могли поглотить столько тьмы.
Совсем недалеко впереди маячили тени – её слуги.
Ткачиха шла.
Глава 23
Вдали стал виден подвесной мост. Но не успела Бетти сделать и нескольких шагов в его сторону, как в воздухе вокруг неё вспыхнули, засияв, серебряные нити. Они выглядели точно так же, как те, что она видела в Холмах, но теперь они не дрейфовали по ветру. Нити преградили им путь, как колышущаяся стена, и пройти вперёд или сойти с тропы не вышло бы: паутина поджидала их в двух шагах, точно зазевавшихся мух. Нити сплелись в сеть, которая оплела их со всех сторон, отрезая дорогу к мосту. Оставался только путь назад – прямо в лапы охотников.
– Что же делать? – в отчаянии прошептала Бетти.
– Мы… должны сдаться? – полувопросительно сказала Энн. – Дороги нет.
Мэри вдруг разозлилась.
– Глупости! Дорога есть всегда! Энн, сестрёнка, мы столько прошли… – Она сурово посмотрела на тени вдали. – Не дождётесь.
Никто не успел ничего ответить, а Мэри уже выхватила у Рубашечника из рук топор и бросилась на паутину. Она рубила сеть направо и налево, и топор проходил сквозь них, как сквозь податливое масло. И это Мэри – пугливая и осторожная Мэри, которая вовсе не хотела приключений! Вот уж правда, путь через Тени либо сломит тебя, либо выкует из стали.
Рубашечник первым бросился бежать – одной рукой прижимая к себе сумку с зеркалом, другой он подхватил обессилевшую Мэри, победившую сеть из нитей. Он поставил её на ноги и забрал топор.
– Вперёд!
Чёрные тени наплывали со всех сторон, и постепенно из сумрака появились высокие силуэты. Существа эти были закутаны в чёрные плащи, высокие сапоги их неслышно ступали по земле, а лица… Их лица Бетти увидела один раз и предпочла бы забыть навсегда.
Она-то думала, что у Охотника лицо плохо выражало эмоции и было точно высечено из камня! Она ошибалась.
Лица настоящих охотников только отдалённо напоминали человеческие. Они были равнодушными, и во взгляде была лишь пустота. И ещё жестокость, и Бетти понимала: эти существа пойдут на всё, чтобы выполнить приказ.
За их спинами клубилась непроглядная тьма.
Развернувшись лицом к врагам, Бетти начала медленно отступать. Охотник достал лук. Рубашечник встал рядом с ним, сжав древко топора и всем своим видом показывая, что собирается помочь Охотнику сражаться. Мэри-Энн крепко прижимались друг к другу и старались держаться как можно ближе к Бетти.
– Бегите, не стойте на месте! – крикнул Охотник.
Он начал отступать, держа лук натянутым. Рубашечник поднял топор. Бетти было ясно, что один этот топор ничем не сможет им помочь. Равно как и лук, и всё прочее, чем владели их друзья. Охотники обнажили оружие и двинулись на них – все как один, мрачной волной, от которой не было спасения.
– Всё, что нам надо, – успеть добежать до моста… – безнадёжно застонал Рубашечник через плечо.
Он, кажется, не верил, что им позволят это сделать.
Охотники чувствовали свою власть над беглецами, упивались их страхом. Казалось, страх заставлял нити светиться ярче, впитывать безнадёжный ужас, охватывающий любого при виде неподвижных лиц.
За ними не было видно ничего – только тьма, без единого блика света, матовая чернота, и Бетти вспомнила, что уже встречалась с такой чернотой. И сбежала от неё.
Сотни глаз Ткачихи наблюдали за ними со всех сторон. Ткачиха была здесь. Как огромный паук, который никогда не отпустит свою добычу, и чем больше жалкая муха будет биться в надежде спастись, тем крепче будет затягиваться паутина вокруг неё.
Но Бетти больше не было страшно. Ей было никак.
Силы покинули её.
Зачем бежать, если никто не ждёт?
Зачем…
Ткачиха пришла за ними.