тов-Старших в сильно изношенном «гражданском» затаскивали один матрас в открытую дверь. Чушки свинца из рулона не торчали — но волокли его явно с трудом, тяжело дыша. Затылок ближайшего сармата блестел от испарины и тёмно-серых пятен «ядерного загара».
Матрас уже почти оказался внутри отсека, когда другой сармат остановился и крепко прижал ладонь ко лбу. Гедимин уже вышел и оторопело смотрел на «грузчиков». С затаскиванием самого малого веса дело двигалось мучительно медленно. Комбинезоны на чужаках мешками не болтались — какая-то мышечная масса у них была, только почему-то не работала.
— И второй сюда? — громко спросил один из сарматов, выходя из отсека. Он остановился над лежащим рядом матрасом. Теперь он стоял к Гедимину боком, и тот видел его воспалённые, все в красных сосудах, глаза, клочковатые волосы из-под откинутого шлема… и едва заметный потёк крови на губе.
— И второй, вместе заселимся, — сказал другой сармат и хрипло закашлялся, встав на выходе. Гедимину вспомнился силикозный кашель Сэта и филков, наглотавшихся «асбеста» на Равнине, и его передёрнуло. Первый, наклонившись над матрасом, отчётливо скрипнул зубами — и схватился за кровоточащий угол рта.
— Эй! — второй, придержав товарища за плечо, развернулся к Гедимину. — Чего уставился⁈ Давно не огребал⁈
Гедимин ошалело мигнул. Воспалённые глаза чужака горели такой злобой, что даже сармату в тяжёлой броне захотелось попятиться.
— Ты чего⁈ — опомнился он. — Я помочь хотел. Вы больны? Вот, кровь у него…
Он нагнулся было, чтобы подтолкнуть матрас к отсеку — хватило бы небольшого усилия под нужным углом, и свёрток лёг бы на своё место — но что-то с хрустом сломалось о его нагрудник, и он рефлекторно ухватил чужую руку и дёрнул кверху и чуть вбок. Пойманный сармат захрипел. Второй, сплюнув кровь (откуда она текла, Гедимин так и не понял), шагнул к стене и взвыл — не по-сарматски, даже не по-«мартышечьи», а по-звериному. Все чужаки, возившиеся с барахлом в коридоре и отсеках, выскочили наружу.
— Por ayuda!!! Al enemigo!!!
«Они что, собрались…» — мелькнуло в голове Гедимина прежде, чем он схватился за генератор защитного поля. Влетевший в коридор помощник коменданта истошно взвыл:
— Muy bien!!! Calmese de una vez!!! Кому тут не живётся — живо на пятый запихаем!
Сарматы, тяжело дыша, попятились к своим отсекам. Теперь Гедимин видел, что у многих на губах кровь — и сами губы на бледных лицах странного синюшного цвета. Помощник коменданта что-то проорал, указывая на чью-то руку — этот сармат не успел спрятать заточку. «Острый осколок фрила, очень короткий. Это на безоружного,» — подумалось Гедимину. Он успел увидеть и ещё кое-что — ногти сармата, тёмно-бурые, бугристые, чудом ещё не отвалившиеся от пальцев.
— А ты чего вылез⁈ — помощник коменданта двинулся к Гедимину. — Твоя смена когда⁈ Вот и сиди до побудки! А поселенцев не трогай. Сам видишь — с головой у них худо. На тяжёлый скафандр — с заточкой… Muy bien!
Он толкнул Гедимина к отсеку и снова повернулся к сарматам, возящимся с вещами.
— Всё запихали? Теперь по списку строем на выход! Медосмотр. Чего смотришь на матрас? Он тебе ещё неделю не понадобится! Пока дёсны не побелеют, а зубы новые не прорежутся. Ел хоть сегодня?
Чужак, к которому он — с неожиданным сочувствием — обратился, уткнулся взглядом в пол и показал пальцами расстояние в полсантиметра.
— Ясно. Рвало, значит. Ладно, в строй — и к медикам. У нас и не такое лечили. Тут уран с ирренцием добывают, слышал? А посмотри на него, — он кивнул на Гедимина, — или на меня посмотри. Кто из нас кровью харкает?.. Вот то-то.
Он развернул список-голограмму и начал зачитывать имена. Гедимин отступил в отсек. Ему было не по себе. «С заточкой на тяжёлый скафандр, да ещё явно без лишних щелей… Как бы они, и правда, не навезли нам эа-вируса…»
…Иджес хмыкнул.
— Дрался с приезжим из «Тико»? Не убил его хоть? Там, говорят, страшное дело, — как только своими ногами до барака дошли! Лучёвка, силикозники, беззубые, мозг в кашу… Любопытно вот — чего с нами-то так не обращались? «Макакам» ведь только дай…
Гедимин пожал плечами. Ему после увиденного самому было не по себе. «А я тому полоумному ещё руку, наверное, вывихнул…»
— Похоже, из-за ирренция, — не дождавшись ответа, предположил Иджес. — С ним, с его реакторами, ладим мы одни. А золото мыть и мародёрить по округе — это и «мартышка» может. Так чего их беречь⁈
…Ночью в бараке было тихо — только в нескольких отсеках изредка покашливали переселенцы, и кто-то жадно пил — видимо, накачали флонием. Все вещи из коридора исчезли. «Им бы новую форму,» — подумалось Гедимину. «А это рваньё — в могильник. Надеюсь, завод уже клепает комбинезоны. Наверняка ведь на этом тряпье какая-то отрава. Знаю я, как у нас на въезде проверяют, — махнут дозиметром, и всё, годится…»
07 августа 09 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
В барак Гедимин возвращался с довольной ухмылкой — то, что приволок ему десять дней назад Кенен Маккензи, из разрозненной груды схем самого разного качества и «разумности» превратилось, наконец, в проект энергостанции-убежища. Сармат думал, что чертёж для каждой станции придётся подгонять под конкретное место — от численности до геологии и доступных ресурсов — но базовое «убежище» было у него на руках, и можно было вернуть его Маккензи. «Главное, чтобы никто не полез ничего менять,» — слабое беспокойство шевельнулось в мозгу сармата. «Наш проект — рабочий. А чего способен, к примеру, наэкономить Маккензи или наэкспериментировать „Торий“…»
В бараке, несмотря на поздний час, было непривычно шумно — по отсекам шуршали, переговаривались, кто-то перекликался на незнакомом языке. Услышав эти звуки, Гедимин вмиг насторожился — ему вспомнились пронзительные крики чужаков, готовящихся к атаке, и разгоняющего их замкоменданта. «Та-ак. Похоже, пришельцев выписали из больницы. Бодрее они стали, это слышно. А вот что там с головой?» — он на всякий случай проверил, как пригнаны броневые пластины. «В скафандре получить заточкой в брешь — редкостный идиотизм, медотсеку на смех…»
Пока он проходил по коридору, кто-то выглянул наружу, ушёл в соседнюю дверь; одет он был в казённое, новое, особо разглядеть его сармат не успел.
— Э-эй! — из своего отсека высунулся Иджес, лениво ухмыльнулся. — Хватит уже засиживаться допоздна! Маккензи опять на тебя сел и едет, а ты…
— Больше не буду, — пообещал Гедимин. — Проект готов.
Он растянулся на матрасе, вспомнил схему и снова ухмыльнулся. «Может, им там будет скучновато и тесновато. Но они выживут. Все четыреста лет. Главное — не забывать технику безопасности…»
С противоположной стороны коридора донёсся грохочущий вой турбогенератора. Следом взвыла вентиляция с сорванными заглушками, попавшая под удар урагана. Её вой через пару секунд оборвался хриплым криком — то ли сармат, то ли человек, то ли животное орало от боли и ярости, и так давно, что успело сорвать голос. Гедимин, выдернув из-под матраса сфалт, выскочил за дверь. «Te’ek dasaja⁈»
Отсек на противоположной стороне был приоткрыт. На одном из двух матрасов, уложенных рядом, сидел сармат в казённой одежде и дул в странный керамический предмет. Что звуки исходят именно оттуда, Гедимин понял мгновенно, — как раз в этот момент вопли разъярённого животного перешли в вой урагана. Второй сармат лежал на соседнем матрасе, подперев ладонью щёку, и свободной рукой выстукивал по ящику с вещами ритм. Он слабо ухмылялся — завывания керамического инструмента ему определённо нравились. Увидев Гедимина, он сел и недовольно шикнул на соседа.
— Ну говорил же — тише, и дверь прикрой!
— Да тут такие двери… — пробурчал «музыкант», бережно откладывая инструмент, и поднял на Гедимина виноватый взгляд. — Разбудили, что ли? Извини. Я ведь не думал, что хоть когда-то уже на нём поиграю…
Гедимин пробормотал что-то неразборчивое. Он уже узнал по голосам тех двоих, с кем столкнулся неделю назад, — разве что теперь они говорили более внятно и не истекали кровью. Глаза у обоих посветлели, вздутые сосуды затерялись на фоне глазного белка, и хотя кожа так и осталась сероватой от ядерного загара, затвердевших тёмных чешуй на ней не было.
— Что за штука такая? Никогда не слышал, — спросил Гедимин, настороженно следя за сарматами. Выглядели оба совершенно спокойными, разве что несколько смущёнными.
— А! Это с юга. Тамошняя боевая… ну, вроде как свистулька, — криво ухмыльнулся музыкант. — Копия, конечно. Всё настоящее у нас сразу отбирали. Забавная, да? Тебе такую сделать?
Гедимин покачал головой. В мозгу мелькнуло что-то про уккулан и попытку «Элидгена» мерцать под его напевы. «Не. Не сейчас точно. Да и… Какой-то аварийный у этой свистульки рёв. Хранители перепугаются…»
— А ты ликвидатор? — с любопытством спросил второй сармат. — И что, тут вы всегда так ходите? У нас такую броню…
— Да не такую, — перебил его музыкант. — Такой мы с войны не видели! У нас там вообще… не очень было со снаряжением.
— Hasulesh tza fauwasqa, — процедил Гедимин, недобро сузив глаза — и увидел, как оба, вздрогнув и слегка побледнев, огляделись по сторонам.
— Ты тут всё-таки потише, — прошептал музыкант. — Согласны-то все — но мало ли кто помчится к охране…
Он поднёс свистульку к губам и подул, выводя «мелодию» ревущего турбогенератора. Под неё, приглушённую двумя дверьми, Гедимин и засыпал в своём отсеке. Ему снилась «Полярная Звезда».
08 августа 09 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Гедимин вышел к энергоблоку, покосился на дозиметр, — график интенсивности сигма-излучения вытянулся в прямую, и лишь на крайнем пределе чувствительности иногда колыхался на пару-тройку микрокьюгенов. Сармат, еле слышно хмыкнув, приподнял височную пластину, выждал, шагнул к куполу энергоблока, — патруль, идущий мимо, сделал вид, что ничего не заметил. Руку под броневой перчаткой обдало ровным теплом, из него проросли пучки волокон — сперва один ткнулся в ладонь, потом другой, затем оба растаяли. Гедимин подождал ещё немного — оба хранителя «молчали», и график сигма-излучения, чуть покачавшись, опять выровнялся. «Кажется, поладили,» — думал сармат, опуская височную пластину. «Если хранитель может жить в одном реакторе — вдвоём они как-нибудь в четырёх поместятся. Новую станцию мне ему взять негде — разве что „Вайтрок“ снова откроют…»