Что бы она ему сказала, если бы ответила? Сможет ли она задать ему прямой вопрос? О чем ты говорил с моей сестрой? Что ты делал возле ее дома? Однако на самом деле ей хотелось задать не эти вопросы, а совсем другой. Она еще не сформулировала настоящий вопрос, просто не позволяла себе это сделать.
Карла открыла шкаф на лестничной площадке. Как большая сумка могла оказаться здесь? Она почти не открывала этот шкаф, не открывала по несколько месяцев. Он был забит одеждой, которую она никогда не носила — шелковыми платьями и сшитыми на заказ костюмами, принадлежавшими женщине, какой она не была уже много лет. Она тупо посмотрела на все это, не в силах ничего понять, и закрыла дверцу.
Добравшись до спальни, Карла легла на кровать. И накинула на ноги шерстяное одеяло. Ей ужасно хотелось спать, но стоило закрыть глаза, как перед ними сразу возникали Тео с Анджелой, ругающиеся возле дома сестры. Потом эта картина сменялась другой — вот они уже внутри дома и кричат друг на друга. Ей представлялось, что они вернулись в прошлое. И вели себя так же, как в день смерти Бена: Тео — вне себя от бешенства и с безумным взглядом, Анджела — съежившаяся от страха и закрывающая голову худыми руками. В голове у нее снова звучали слова Тео: Как думаешь, она завидовала тому, каким чудесным был Бен? Ты говорила, что она вспыльчивая. Кровожадная. Ты говорила, что она кровожадная. Но ведь она не так сказала? Может, она сказала кровожадное воображение? Теперь уже воображение самой Карлы перенесло ее совсем в другое место: в дом Анджелы на Хейвордс-плейс, где Тео предстал таким, каким выглядит сейчас. Его грузное тело против хрупкости Анджелы во время стычки на лестнице. Карла увидела, как он спускается по лестнице и перешагивает через искалеченное тело ее сестры. Увидела, как он закуривает сигарету, оказавшись на улице.
Она открыла глаза и задумалась: как бы он отреагировал на встречу с Анджелой через столько лет? Была ли эта встреча единственной? Или были другие, о которых она не знала? Ей было больно сознавать, что они оба от нее что-то скрывали. Она просто не могла понять почему. Убийство Дэниела, а теперь еще и это… Она застыла, чувствуя, как от горя лишается разума.
Карла вскочила с кровати. Она обязана найти медальон святого Христофора, который ее сын никогда не носил. Он должен быть где-то в этом доме, раз его нет в доме Анджелы. Она снова принялась за поиски, переходя из комнаты в комнату, — перед ее глазами мелькали черные пятна, в ушах не смолкал ровный гул, ноги едва переступали, когда она спустилась вниз и вновь поднялась к шкафу на лестничной площадке, к шелковым платьям и сшитым на заказ костюмам. Внизу в шкафу стояли бледно-голубые коробки из-под обуви. Карла открывала их одну за другой, обнаруживая внутри серые замшевые сапоги, туфли на шпильках с красной подошвой, ярко-зеленые босоножки на черных каблуках. В последней оказались не туфли, а пластиковый мешок с пеплом. Карла присела на корточки и прерывисто выдохнула. Так вот ты где!
Она так и не решила, что делать с ней. С Анджелой.
После похорон они с Дэниелом пришли сюда, в дом Карлы. Устроившись рядом на диване, пили чай в полной тишине, а пластиковый пакет лежал перед ними на кофейном столике. Воздух в доме был тяжелым, а в атмосфере витало чувство стыда. Дэниел выглядел бледным, худым, опустошенным и тонул в темном костюме, пропахшем сигаретным дымом.
— Где она была счастлива? — спросила Карла, глядя на пакет на столике. — Это должно быть место, где она была счастлива.
Она почувствовала, как плечи Дэниела приподнялись и тут же обмякли.
— Я не помню, чтобы она когда-то была счастлива, — сказал он.
— Это неправда.
Он шмыгнул носом.
— Ты права. Я помню, как она была счастлива на Лонсдейл-сквер. Но мы же не можем развеять прах там? — Он наклонил голову, открыл рот и расправил плечи. — Она очень долго жила в одиночестве, — добавил он.
— Дэниел, — Карла положила руку ему на шею и наклонилась, почти касаясь губами его щеки, — ты не мог быть рядом с ней все время.
Она имела в виду то, что сказала, но еще и другое: я не могла быть рядом все время.
— Ты должен жить своей жизнью, Дэн. Должен. Мы не можем все сломаться.
Он повернулся к ней лицом и уткнулся в ее шею.
— Ты не сломалась, — прошептал он.
Карла наклонилась вперед и осторожно вынула пакет из обувной коробки.
Теперь я сломалась.
22
Разбирая почту, Тео обнаружил еще одно письмо от своего читателя, некоего мистера Картера, который, насколько Тео мог судить по раздраженному тону и силе, с которой тот нажимал на ручку при письме, был обижен тем, что так и не дождался ответа.
Я оставил свой адрес электронной почты, чтобы вы могли мне быстро ответить.
Я понимаю, что вы, наверное, заняты.
В своем последнем письме я говорил, что люди считают сексизмом то, что вы описываете точку зрения мужчины. Что вы скажете по этому поводу? Я считаю, что сексизм — это когда видишь только женскую точку зрения. Многие криминальные романы сейчас написаны женщинами, поэтому часто в них есть только их точка зрения. Я читал во многих рецензиях на «Амазоне», что ваша книга «обвиняет жертву», но разве и с «ним» не обращались плохо многие люди в его жизни, включая «подругу» и «девушку», так что в определенном смысле он тоже жертва и поэтому его нельзя винить на все сто процентов? Я думаю, что в конце вы сделали его слишком слабым. Вам не бывает жаль, что вы не описали эту историю по-другому?
Не могли бы вы ответить на мои вопросы по электронной почте?
Спасибо, с уважением,
Тео отправил письмо в стопку других, ожидающих ответа, и даже немного поразмышлял о том, как бы повежливее донести свою позицию до мистера Картера. Он был согласен с тем, что многие рецензенты «Амазона» неправильно поняли, чем руководствовался Тео при подаче материала, но и сам мистер Картер, судя по всему, тоже не имел об этом понятия. Он немного подумал об этом, а потом забыл, просто выкинув из головы. Как справедливо заметил мистер Картер, он был очень занят. Но не работой. Вот уже несколько дней он ничего толком не писал, поскольку сильно нервничал и переживал из-за Карлы. Прошло одиннадцать дней с момента смерти Дэниела и пять — с тех пор, как он в последний раз разговаривал с Карлой. Полиция ее не задерживала: он разговаривал по телефону с инспектором Баркером, и тот сообщил, что они «разрабатывают несколько версий» (знакомая формулировка). Но он также сообщил, что после задержания девушки, которую они потом отпустили, никого больше не допрашивали и никаких арестов произведено не было.
Тео почувствовал одновременно облегчение и разочарование. Ему хотелось спросить про девушку. Как насчет этой чертовой девчонки? Однако он порадовался, что Карла, похоже, под подозрение не попала.
И еще он знал, что с ней все в порядке, что она уже встала и ходит по верхнему этажу своего дома: он мельком увидел ее через окно, когда приходил утром, чтобы в очередной раз постучать в ее дверь. Немного подождав, он быстро отошел и, подняв взгляд, заметил, как она мелькнула за шторами. Он тогда жутко разозлился, ему захотелось закричать на нее, изо всех сил колотить по двери. Но сделать это он, по понятным причинам, не мог. В прошлом году произошел похожий случай, и соседи пожаловались, что он буянил на улице. Они тогда поссорились, а из-за чего, он сейчас не мог вспомнить. Ему было наплевать на соседей и на их недовольство, но он должен вести себя осмотрительно: он был известен, а все поступки публичных людей влекли за собой последствия. Все записывалось и отправлялось в киберпространство на вечное хранение. Если переступить черту, в Интернете поднимется шум, последуют оскорбления в «Твиттере» и «обнуление». Это была власть толпы, говорить о которой тоже запрещалось. Наказанием за это было такое же «обнуление».
Теперь Тео не сомневался, что старуха, эта любопытная соседка, наверняка говорила с Карлой и, должно быть, рассказала ей о его встрече с Анджелой. И Карла разозлилась, потому что он ничего ей об этом не сказал. Его это не удивляло, но злило. За все эти годы она лгала ему десятки раз. Он не был полным идиотом и знал, что она иногда виделась с Анджелой. Он не знал о ее отношениях с Дэниелом, это стало для него настоящим шоком, прежде всего из-за их характера. Но он же не стал ее избегать? Он отвечал на ее звонки и не закрывал дверь. Он поступил так, как всегда поступал и будет поступать: он поддержал ее. И направил свой гнев в другое русло.
В последний раз, когда Тео видел Анджелу — в самый последний раз, — он замахнулся на нее, чтобы ударить. Он никогда не бил женщину, никогда в жизни, но тогда сдержался буквально чудом. Это момент длился всего пару мгновений, и он, вместо того чтобы ударить ее, высказал ей все, что о ней думает, а это было еще хуже.
Она позвонила ему и оставила сообщение, что ей нужно ему кое-что сказать и она предпочла бы сделать это при личной встрече. На этот раз не было никаких слез, во всяком случае сначала. Она пригласила его войти, и он согласился. Ему было что ей сказать, и он не хотел говорить это на улице.
В прошлую встречу его шокировало то, как она выглядела. На этот раз шок вызвало состояние ее дома: ковер в пятнах, грязные окна, толстый слой пыли на мебели. Атмосферу запущенности подчеркивали гравюры на стенах в красивых рамках. Они свидетельствовали о том, что когда-то Анджела, должно быть, пыталась сделать свой дом красивым и уютным.
— Мне нравится, как ты живешь, — сказал Тео, и Анджела засмеялась. Ее гортанный смех отозвался эхом в его сердце. Он отвернулся и пробежал глазами по книгам на полке рядом с камином. Его взгляд остановился на «Сумевшей спастись».
— Я слышал, это хорошая книга, — сказал он, доставая ее и поднимая над головой.
Она снова делано рассмеялась. Он бросил книгу на журнальный столик, тяжело опустился на темное кожаное кресло и достал сигареты.