— Привет, — сказал он. — Вот так сюрприз! — Он широко развел руки в стороны и подошел, чтобы ее обнять.
В этот момент Карла, глубоко засунув руку в сумку, крепко сжала ручку ножа. Молниеносным движением она вытащила нож и вонзила его в Дэниела, вложив в удар всю силу, весь свой вес. Она видела, как его улыбка дрогнула. По радио звучала музыка. Не слишком громкая, она тем не менее заглушила издаваемый им звук — не вопль и не крик, а приглушенное всхлипывание. Карла вытащила нож и ударила еще раз, а потом еще, на этот раз в шею. И полоснула лезвием по горлу, чтобы заставить его замолчать.
Она снова и снова спрашивала, знает ли он, почему она это делает, но ответить ей он не мог. Он так ничего и не опроверг.
После этого она закрыла и заперла двери каюты, разделась, приняла душ, вымыла голову и переоделась в одежду, которая была в ее дорожной сумке. Окровавленные вещи она сложила в пластиковый пакет, который нашла в раковине. Сунув пакет вместе с ножом, завернутым в шарф Тео, в дорожную сумку, она отперла дверь каюты и вышла, оставив ее открытой, после чего быстрым шагом направилась по тропинке к дому Тео. Белая женщина средних лет, вышедшая на утреннюю прогулку (что может быть естественнее?), совершенно не привлекающая к себе внимания. Она вошла в сад Тео также через заднюю калитку и оставила дорожную сумку на кухне. Потом тихонько поднялась по лестнице и проскользнула через спальню, где спал Тео, в ванную. Там она сняла с себя чистую одежду и снова приняла душ, надолго замерев под струей горячей воды. Она чувствовала полную опустошенность, руки у нее болели, челюсти были стиснуты, а мышцы ног ныли так, словно она пробежала марафон.
Если она хотела всего лишь услышать от него, что ничего этого не было, то почему не дала ему возможность это сказать? Зачем взяла нож? Зачем было возвращаться к Тео, а не домой, если не для того, чтобы обеспечить себе хоть какое-то алиби? Она могла лгать себе сколько угодно, но, ночь за ночью лежа без сна, думая о том, что сделала, она знала правду. С того момента, как она увидела рисунок, на котором Дэниел улыбался на балконе ее ребенку, она знала, что с ним сделает. Все остальное, абсолютно все, было ложью.
36
Когда охранник сообщил ей, что есть хорошие новости, первое, о чем подумала Лора, было, что ее приехала навестить мать, а второе — что ей хотелось бы перестать каждый раз в первую очередь думать о матери. Конечно, все оказалось не так. Мать не приехала на свидание и даже не просила о нем. А вот отец просил и должен был приехать на следующий день, что, конечно, очень хорошо, но она ничего не могла с собой поделать и хотела видеть маму. Несмотря ни на что, Лора по-прежнему почему-то хотела видеть именно маму в самые трудные моменты своей жизни.
Охранница, которая, судя по всему, была примерно того же возраста, что и ее мать, но относилась к ней с куда большей теплотой и заботой, ласково улыбнулась и сказала:
— Это не посетитель, дорогая. Это гораздо лучше.
— Что? — спросила Лора. — Что тогда?
Охранница не имела права говорить, но вывела Лору из комнаты и провела через несколько дверей сначала по одному коридору, потом по другому. Все это время Лора, не переставая, спрашивала:
— Что? В чем дело? Ну же, скажите мне!
Оказалось, что ее вели к Нервному Парню.
— Так причина — он? — Лора не скрывала разочарования. — Он?
Охранница только рассмеялась. Она жестом пригласила ее сесть и, подмигнув, закрыла за собой дверь.
— Вашу мать! — пробормотала Лора, садясь за стол.
Нервный Парень весело пожелал ей доброго утра.
— Хорошие новости, Лора! — объявил он, садясь напротив нее.
— Да, так мне все говорят.
А потом — кто бы мог подумать! — все оказалось правдой. Обвинения сняты! Лоре хотелось пуститься в пляс. Хотелось обнять Нервного Парня, поцеловать его в губы, сорвать с себя всю одежду и с криком бегать по тюрьме предварительного заключения. С нее сняли все обвинения! Сняли все долбаные обвинения!
Ей удалось взять себя в руки, но она тут же вскочила и заскулила, как щенок:
— Я могу идти? Могу просто взять и уйти?
— Да! — Нервный Парень казался почти таким же счастливым, как и она. — Вернее, нет. То есть не сразу. Сначала надо будет подписать кое-какие бумаги и… Вы хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил? Чтобы заехать за вами?
Матери. Нет, не матери. Отцу. Но это будет означать встречу с Дейдрой, которая поломает ей весь кайф на корню. Если подумать, как же все печально! Она никто, просто пустое место.
— Не могли бы вы позвонить моей подруге Айрин? — услышала она свой голос.
— Айрин? — Он достал ручку. — Она ваша родственница? Или подруга?
— Она моя лучшая подруга, — ответила Лора.
Это было похоже на полет.
Нет, это было совсем не похоже на полет, а похоже на то, что внутри у нее бесконечно долго все было в бесчисленных узлах, которые затягивались все туже и туже, а потом вдруг кто-то пришел и их развязал. И тогда все распуталось, ощущение чего-то твердого в животе исчезло, огонь потух, судороги, боль, мучительное и тягостное чувство канули в Лету, и она наконец — наконец! — могла выпрямиться и расправить плечи! Она могла стоять ровно, выпятив грудь, и дышать. Могла дышать во все легкие. Могла петь, если хочет, ту песню, которую пела ее мать.
И Лора запела:
— Сказал тебе, что люблю тебя, что же к этому можно добавить?
Добрая охранница велела ей пойти в комнату, где ее держали, и собрать свои вещи, а потом сходить в столовую поесть, потому что оформление бумаг может занять немало времени. И она наверняка проголодается, а когда вернется домой, то там вряд ли найдется, чем утолить голод. Так ведь? Узлы начали снова завязываться, но Лора заставила себя выпрямиться и, вытянув руки над головой, ускорила шаг.
— Сказал тебе, что люблю тебя, а ты разбиваешь мне сердце.
Лора шла в свою камеру, от радости подпрыгивая и спотыкаясь, и улыбалась своим мыслям; в голове у нее немного шумело, а кожу покалывало от возбуждения. Вдруг она заметила, что ей навстречу движется здоровенная девица с кольцом в носу, которая три дня назад в столовой ни с того ни с сего обозвала ее грязной похотливой сукой и пообещала порезать ей лицо, если увидит еще раз.
— Сказал тебе, что люблю тебя, что же к этому можно добавить?
Здоровенная девица еще не успела заметить Лору, она разговаривала со своей подругой, поменьше ростом, но коренастой и сильной — от таких следовало держаться подальше.
— Может, хочешь, чтоб я лег и умер за тебя?
Лора продолжала напевать, но все время держала голову опущенной, прижав подбородок к груди. Не поднимай глаз, не встречайся с ней взглядом, делай что хочешь, но не встречайся с ней взглядом. Высокая девица приближалась, смеясь над чем-то, что говорила ее приземистая подруга, и издавая звук, похожий на слив воды из туалетного бачка. Точь-в-точь кто-то спускает воду! И Лору разобрал смех. Она шла с опущенной головой, но при этом смеялась, не в силах удержаться, потому что звук сливаемой воды, исторгаемый широким уродливым ртом девицы, был забавным, очень забавным, в высшей степени забавным.
Голова Лоры больше не была опущена: она подняла ее и увидела, как улыбка сползла с лица дылды, и она злобно зарычала, а ее подруга возмущенно воскликнула:
— Какого хрена, твою мать?!
А Лора продолжала хохотать как безумная.
Голова Лоры ударилась о линолеум. Она закричала от боли, когда дылда раздробила ей руку каблуком ботинка, вложив в удар всю свою силу. Лора задыхалась, не в силах набрать в легкие воздух под тяжестью здоровячки, упиравшей ей в грудь колено.
А вот и я, вот и я, вот и я.
Вот и все.
37
С тех пор как Айрин в последний раз выходила из дома, прошло три дня. А может, четыре? Она не была уверена, знала только, что ужасно устала. В холодильнике ничего не было, но она не могла заставить себя выйти на улицу и пойти в супермаркет, с его шумом и толпой покупателей. Больше всего ей хотелось спать, но у нее не было сил встать с кресла и подняться наверх. И она продолжала сидеть у окна, теребя пальцами край одеяла, лежавшего у нее на коленях.
Она думала об Уильяме. Не так давно она слышала его голос. Она искала свой кардиган, потому что погода все еще была ужасной, очень холодной, и направилась из гостиной в кухню посмотреть, не оставила ли его, как иногда бывало, висеть на спинке стула. И тут услышала ясно, как Божий день: Как насчет чашечки чая, Рини?
Айрин ушла от Тео Майерсона, испытав настоящее потрясение. Это было несколько дней назад, но она до сих пор так и не пришла в себя окончательно. В какой-то момент — короткий, но страшный, — увидев, как Тео приближается к ней с вытянутыми руками, она по-настоящему испугалась. Она почти почувствовала его руки на своей шее, съежилась и не сомневалась, что он заметил ее ужас.
Однако Тео нежно, как мать, обнял ее, поднял и помог добраться до дивана. Все это время его била дрожь. Не произнеся ни слова и не глядя на нее, он отвернулся, и она смотрела, как он, опустившись на колени перед камином, со злостью вырывал страницы из блокнота Дэниела и бросал их в огонь одну за другой.
Немного погодя она уехала на такси, которое он для нее вызвал. Ей было даже стыдно за ту боль, которую она ему причинила. Она подумала, что если бы он и поднял на нее руку, то только потому, что она это заслужила.
Но, каким бы ужасным ни был тот день, худшее было впереди. Через пару дней после встречи с Майерсоном Айрин позвонил адвокат и, сообщив, что Лору Килбрайд отпускают из тюрьмы предварительного заключения, спросил, сможет ли Айрин приехать в Восточный Лондон и забрать ее. Айрин ужасно обрадовалась и в приподнятом настроении вызвала такси, чтобы ехать за Лорой. Но адвокат позвонил снова и сказал, что забрать ее все-таки не получится. Она подверглась нападению, получила серьезные травмы, и ее сразу же отправили в больницу. Айрин была так расстроена, что не спросила ни имени адвоката, ни названия больницы, а когда позвонила в изолятор временного содержания, чтобы получить информацию, там ничего толком не сказали ни о том, насколько серьезны травмы, ни как Лора их получила, ни где она сейчас находится, — ведь Айрин не была ее родственницей.