Риск, конечно, большой. Ведь нельзя с точностью предугадать, как подействует на товарок Бесоры его питье. А вдруг они просто полягут спать, и бунта не будет. Впрочем, тогда и наказания не будет.
Здесь!
Последняя точка, от которой ещё можно повернуть назад. Невысокий обелиск с осыпавшейся облицовкой в тени старого сикомора, обвитого сухим мёртвым плющом. Тропинка интимно заворачивает за него и сразу показывает холм с домом страшной женщины.
Жара и тишина. Только где-то далеко слышен замедленный бред барабана. Несколько мошек вьётся у левого глаза. Хека простоял так довольно долго, пока не почувствовал, что жара сзади сделалась как бы сильнее. Кто-то приблизился незаметно и окутывает теплом своего тела спину и затылок. Даже не оборачиваясь, торговец благовониями понял, кто это. И его затошнило. Не от жары, даже не от неожиданности. Его затошнило от мысли, что у него и не было никакого выбора. Он мог сколько угодно взвешивать доводы за и против того, чтобы ввязываться в историю с госпожою опьянённого дома, но решает тут она. Он ей надобен, а остальное неважно.
— Я принёс.
Зайдя глубже в тень, Хека протянул Бесоре обрубок руки. Она двумя пальцами сняла с неё оплетённую тыкву, одновременно взвешивая. Кажется, удовлетворена.
— Сегодня ночью.
Хека кивнул, не глядя в её сторону, мол, поступайте, как сочтёте нужным.
— Никто не должен этого видеть, — сообщила госпожа Бесора своим низким глухим голосом.
Торговец благовониями пожал плечами, показывая, что хоть он и согласен с этим, но считает, что обеспечение этого не его дело.
— Никто, — ещё твёрже выговорила госпожа. — Запрись дома.
Хека согласно покачал головой, думая про себя — ну уж нет! Для чего было всё это ему затевать, если он будет сегодняшней ночью сидеть дома. Как раз он должен быть поблизости, чтобы воспользоваться ожидаемым столпотворением и бесчинством.
— Запрись!
На прощание Бесора поинтересовалась, не знает ли торговец, где достать сотню-другую змей. Хотя бы дохлых.
Всю обратную дорогу Хека с трудом сдерживал судорожный хохот, распиравший внутренности. Нет, пора заканчивать это знакомство. Хорошо, если эта ночь будет их последней совместной под крышею одного города.
81
Этого просто не может быть! Трое суток сотни стражников, писцов и переодетых простыми горожанами шпионов рыщут по городу, и всё безрезультатно. Мериптах провалился, улетел или превратился в другого человека, ничем иным его неуловимость объяснить было нельзя. Хорошо изучил устройство городских кварталов во время ознакомительных прогулок? Ерунда! Те, кто его ищет, знают это устройство во много раз лучше.
Мальчика приютил кто-нибудь из горожан?!
Опять-таки невозможно! Указ о розыске зачитывается глашатаями на всех площадях, возле всех ворот шесть раз на дню. Внимания этому куда больше, чем даже подползающей египетской осаде. Никому из горожан (торговцев, водоносов, погонщиков, ремесленников) и в голову не придёт противиться царской воле. Доказательство тому — количество доставленных для осмотра мальчиков, заподозренных в том, что они Мериптах. Первых, сходя с ума от надежды и страха, Апоп велел доставлять к нему сюда наверх. Потом, когда количество их сделалось огромно, если измерять его трепетом воспалённого сердца, царь понизил уровень приёма, велел двум библиотечным писцам, достаточно наблюдавшим подлинного мальчика, предварительно осматривать доставляемых Мериптахов ещё внизу, у подножия башни.
Сам он оставался под быстро сооружённым пальмовым навесом всё там же на верхней площадке, опасаясь покинуть место расставания. Ему казалось, это всё равно, что разрушить дом, где он был счастлив. Если куда-то беглец вернётся, то охотнее всего сюда.
Ему доставили наверх ложе, приносили еду, к которой он не прикасался, прохладную воду для омовений в полдень. Шестеро опахальщиков непрерывно трудились, остужая мощное, несчастное тело.
Запыхавшиеся докладчики ползли вверх по витой лестнице почти непрерывно.
Паника в городе улеглась, даже если и была.
Полностью окружить город Яхмосу так и не удалось. Флот с изрядно обломанными вёслами и подпалёнными парусами охватывал город с востока, удушаемые жарой полки подползли наконец к восточным стенам. Дорога на север так и не перерезана, северная гавань открыта. Корабли с зерном и овощами ожидаются уже через несколько дней. Для разгрузки будут привлечены жители всех кварталов, чтобы сами могли убедиться — ни о каком голоде нечего и говорить. Может быть, имеет смысл просто раздать часть продовольствия, для вящего успокоения волнующихся бедняков?
Апоп, лежавший на правом боку с закрытыми глазами и, казалось, полностью занятый своими несчастными мыслями, дёрнул длинным ртом. Он был не согласен.
«Брат» Эта подошёл ближе, чтобы услышать царскую волю.
Царь сказал, что ничего раздавать бесплатно не следует.
— Они подумают, что мы их подкупаем. Пусть торговля идёт так же, как всегда. Надо проследить, чтобы цены не росли.
Начальник гарнизона удовлетворённо кивнул. Он был согласен с мыслью царя: ничто так не успокаивает народные брожения, как неизменность жизненного порядка. Кроме того, ему было приятно убедиться, что владыка только кажется отсутствующим, на самом деле даже в таком несчастье вожжи ситуации он держит в своих руках.
«Брат» Эта уже собирался удалиться, как вдруг последовало ещё одно подтверждение, что дремлющий повелитель не дремлет.
— Что там? — спросил он.
Начальник не понял.
— Что там с кораблями Яхмоса?
С самого момента появления «Телец» и пришедшая с ним эскадра неподвижно стояли перед башней, вцепившись якорями в илистое дно. Египетский флот стал такой же привычной частью пейзажа, как соседние камышовые острова. Теперь же там возникло некое колебание в рядах, движение. Восемь кораблей, по четыре справа и слева от флагмана, вдруг покрылись матросской беготнёй. Тяжёлые вёсла по команде съезжали с палуб в воду, окружая корпуса веерами брызг.
— Они хотят напасть, — сказал Апоп, почти не открывая рта и смежённых страданием глаз. — Разорви их на куски, брат.
82
Оба были ранены, и Нутернехт и Хнумхотеп. У одного — правая рука и щека в ожогах, у второго обмотана рука выше локтя. Оба мрачны и задумчивы. Военный совет в беседке «Тельца» получился невесёлым. Половина кораблей в состоянии полной негодности. Удалось высадить десант на двух широких отмелях у восточных стен, но они затапливаются разливом реки, так что для длительной осады на них всё равно не укрепиться. В водном лабиринте по-прежнему властвуют лодки гиксосов, лёгкие и неуловимые. Нападения их всегда неожиданны, и хотя некоторые удаётся потопить, вреда они наносят больше, чем терпят ущерба. Корабелы ропщу т, есть попытки дезертирства.
Яхмос вскинулся.
— Пойманы и казнены, — успокоил его флотоводец.
В целом же положение скверное.
На сухопутном фронте дела обстояли не лучше. Пересечённую мелкими каналами равнину до западных стен Авариса полки прошли, неся потери. Причём потери в основ ном ранеными. В такую жару, да ещё и в сырости и жидкой грязи, самая малая царапина оборачивается горячечной раной. Да, полки стоят у самых стен, на расстоянии полёта стрелы, и даже ближе, где есть укрытия. Самое удобное положение для штурма. Плетёные лестницы заготовлены в достаточном количестве. Хнумхотеп вздохнул и остановился. Но под взглядом генерала следующим усилием закончил речь:
— Но гиксосы нас не боятся. Они смеются над нашими воинами, называют детьми ила. Обливаются в самые жаркие часы водой и жарят прямо на стенах мясо, так чтобы дым шёл в сторону нашего стана.
Яхмос внимательно слушал, оттягивая пальцами и без того удлинённый подбородок.
— Вы, значит, считаете, что штурм приведёт к гибели?
И моряк, и пехотинец лишь вздохнули, отводя глаза.
— Через несколько дней к ним начнут подходить конные подкрепления из провинции. Нечистые будут становиться всё сильнее, а мы всё слабее. Какой вывод отсюда следует?
И Нутернехту, и Хнумхотепу было ясно какой — грузиться на оставшиеся корабли и возвращаться домой, пока это ещё возможно. И так впечатление произведено сильное. Все увидели, что с Аварисом воевать можно, и можно наносить ему удары совсем близко к сердцу. И через год-другой, вырастив новые полки... Вслух эти соображения они, конечно, произнести не могли. Не мог этого сказать и Санех, хотя был в душе согласен с ними.
Яхмос улыбнулся:
— Мы должны атаковать! Штурм, вот чего от нас не ждут! Завтра на рассвете!
Ответом было молчание. Но Яхмос был не такой человек, чтобы подпасть под общее настроение. Он был монументально уверен в своей правоте, и тем более, чем меньше внешних оснований было для неё.
Завтра на рассвете — штурм.
— Штурм?! — командиры полков мрачно, исподлобья глянули на своего генерала.
— Штурм!
Не посмевшие возражать, но продолжавшие сомневаться Хнумхотеп и Нутернехт были отосланы к войскам.
Спустя несколько часов восьми судам из эскадры, сопутствующей «Тельцу» в стоянии на водах, велено было атаковать дамбу, перегородившую бухту. Нанести удар прямо в лоб аварисской обороне. Бессмысленность этого действия была очевидна, но в этом и было зерно замысла. Гиксосы наверняка расценивают подобное действие так же, поэтому всерьёз и не ждут никакой тут атаки.
Помимо игры во внезапность, была у генеральского плана и вторая цель. Он полагал, что отвлечёт этим часть сил от тех мест, которые станут завтра на рассвете атаковать Нутернехт с Хнумхотепом.
Яхмос был бодр и решителен, несмотря даже на то, что знал больше неприятных новостей, чем его офицеры. На рассвете сегодня пришло известие, что Андаду, начальник мемфисского гарнизона, разгромил отряд Небамона, подкрадывавшийся к городу. Верховный жрец Птаха воспользовался волной, которую подняла боевая ладья Амона, и спустил на воду свою лодку, но та бесславно перевернулась.