На набережной кипела суета отступления. Разрозненные отряды солдат грузились на корабли, кто-то тащил мешки, ящики, куски драгоценного металла, украшения, драгоценные тряпки, просто бурдюки с вином, а то и туши жареного мяса.
Погрузка заканчивалась, ещё немного — и можно будет отчаливать под покров сваливающейся с небес ночи, унося гордость и счастье победы.
Побеждённый город выглядел не лучше победившей армии. Дымы пожаров вздымались повсюду, даже из вершины царской башни валил дым. Внутрь втащили множество тюков соломы и подпалили — другого способа расправиться с этим намозолившим египетский глаз сооружением не было.
Чуть дальше, за башней, располагалось огромное, нескладное на вид здание царского дворца. Строившееся и достраивавшееся на протяжении многих десятилетий без единого плана, оно теперь погибало в огне единого пожара. Оттуда должны были вернуться начальник стражи и Нутернехт, посланные, чтобы попытаться вынести из дворца какое-либо явное доказательство достигнутой победы.
Хнумхотеп, с рукой на перевязи и лицом, покрытым специальными мазями, появился первым. Он держался гордо, как победитель, но чувствовалось — недоволен собой. Протянул своему господину кинжал в вытянутой руке.
Яхмос принял его, вытер о белое колено своего передника.
Кинжал был замечательный. Два куска массивного золота сплавлены с двух сторон с полосой чёрной бронзы. Рукоять украшена изображениями саранчи, льва и быка и пятнадцатью цветами из чистого, лишь слегка закопчённого золота.
Кивком головы генерал поблагодарил своего офицера:
— Это царский кинжал, даже если ты вытащил его не из-за пояса у Апопа.
Почти сразу же вслед за Хнумхотепом из клубов дыма вокруг башни появился Нутернехт. Он почти бежал, сопровождаемый десятком закопчённых лучников. В руках у него был большой плетёный короб. Бросив его на пол, офицер откинул крышку и осторожно достал оттуда корону. Ту самую, двойную, двухцветную, корону единого Египта, в которой царь Апоп явился в Мемфис.
Но устам Яхмоса проползла довольная улыбка. Ему понравился этот подарок. Теперь он не просто человек, получивший право считаться фараоном, но фараон, получивший свидетельство своей власти. И не из злых пальцев Аменемхета.
— Где Санех?
Из почти сгустившейся темноты раздался голос начальника телохранителей:
— Я здесь.
— Скорее, Санех!
Генерал торопил своего охранника не зря. Уже было известно, что в город с четырёх направлений вошли колонны гиксосской конницы и повсюду истребляют отставшие, отбившиеся отряды египетской пехоты. Появления их тут, на набережной, следует ожидать с минуты на минуту.
— Я не могу спешить.
Скоро стало понятно, что он имеет в виду. Санех нёс на вытянутых руках простой глиняный горшок, обмотанный вокруг горлышка грубой верёвкой, один из концов верёвки уходил внутрь горшка.
— Что это? — спросил Яхмос и сразу же понял что.
Начальник стражи, увидев, что его господин догадался, что это за подарок, предложил:
— Может быть, уничтожим башню?
На секунду генерал задумался. Было бы, конечно, соблазнительно напоследок оставить после себя такую, громовую, память. Показать нечистым, что их тайная сила разгадана, их ядовитое жало вырвано.
— Там был только один такой горшок?
— Да, больше нигде ничего такого я не отыскал. Это был самый секретный подвал. Я пытал начальника писцов огнём, и он показал мне. У Апопа больше нет таких горшков, и нашим кораблям бояться нечего. Писец сказал, что этот порошок, что внутри, привезли всего один раз, издалека, и неизвестно, стоит ли ждать, что привезут снова.
Генерал задумчиво кивнул:
— Мы не будем взрывать башню.
Вдалеке раздался множественный ширящийся топот копыт.
— Отплываем! — спокойно приказал Яхмос.
Когда сходни вползли на борт и «Телец» медленно двинулся по чёрным водам в долгую дорогу домой, раздался грохот в тылу.
— Смотрите! — радостно крикнул Санех.
Обернувшиеся на шум, увидели: в небе возникла замедленная красная молния и зазмеилась вниз к земле. Башня, не выдержав напора внутреннего жара, треснула вдоль своей вертикальной длины.
88
Гарем полыхал.
Не менее нескольких сотен людей с факелами ходили по ночному лесу, натыкаясь повсюду на следы разгрома и бесчинства. Рваные женские одежды, развороченные, сгоревшие хижины, поломанные кусты и каким-то мусором усыпанные дорожки. Перевёрнутые жертвенники и жаровни светильников у брошенных жилищ. Все женщины были согнаны в один из карманов леса и заперты там шеренгою из сотни пехотинцев, которым был отдан приказ убивать сразу же, при малейшем намёке на бунт. Но женщины и не думали бунтовать. Большинство из них просто лежало на земле, кутаясь в драные тряпки, без памяти и соображения. Воздух медленно очищался от взвеси дыма и безумия, что царили здесь прошлой ночью.
Апоп, грустный и напряжённый, шёл по дорожке в сопровождении нескольких стражей и целой толпы писцов.
Он искал Мериптаха.
Он уже дважды обошёл по окружности это страшное место, но нигде не обнаруживалось никаких следов вожделенного и неуловимого мальчика.
Всем, кто его сопровождал, давно было ясно, что в парке Мериптаха нет, но сказать это вслух никто не решался.
— Куда он мог убежать отсюда?
На этот вопрос никто не решался ответить. Ибо убежать из запертого сада было невозможно, а когда царь вернулся сюда с колонною всадников, все ворота были заперты. Яхмоса гарем не заинтересовал.
Мальчик мог находиться только внутри.
Но внутри его не было.
— Где он?!
Писцы отворачивались, факелы сдержанно и грустно потрескивали.
И тут разрываемый отчаянием царь объявил, что он требует — найти! Иначе он по-своему накажет нерадивых слуг.
Такие угрозы были не в обыкновениях местного властвования, но всем было понятно, что повелитель обуян горем и в такой ситуации способен на любые поступки.
Апоп свернул с дорожки наугад, невыносимая внутренняя боль гнала его между деревьями, сквозь кусты. Мериптаха не было. Мериптаха не было нигде. Писцы и «друзья царя» бежали следом, вздымая факелы, раздвигая ветви.
— Где он?!
Под этими деревьями нет, возле этого ручья нет.
— Где он?!
— Что это за дом?
— Это дом госпожи Бесоры, — кто-то объяснил осторожно.
Апоп стоял на берегу пруда, мрачно глядел вверх на здание с нелепыми колоннами и горящим у входа светильником.
— Бесоры? Той Бесоры, что устроила всё это?
Царю подтвердили, что да, тут жила та самая женщина, что возглавила и, может быть, подготовила весь этот женский бунт.
Апоп вдруг стал яростно подниматься по склону холма, тяжело дыша и с таким видом, что там-то, наверху, он и разрешит всё. За этот день внезапного бегства из города и столь же неожиданного возвращения он ещё не растратил свои душевные силы. Внутри всё клокотало, он был готов к битве, когда угодно и с кем угодно.
— Где она? — спросил он, оказавшись у входа в дом.
— Убита в самом начале усмирения бунта. Её закололи прямо на ложе. Она не сопротивлялась.
— Убита? — Апоп мрачно осклабился. — Зря, зря, её можно было бы расспросить, о многом расспросить. Она-то наверняка знала кое-что такое, что сейчас могло бы прояснить мою душу.
Апоп обошёл странное, мрачное строение вокруг, представляя себе, каково оно было тут прошлой ночью. Следы множества босых ног на песке, обгоревшие факелы, обрывки ткани, связки амулетов, пустые кувшины, какие-то кости, дохлые змеи, кремниевые ножи и ещё много предметов, назначения которых в темноте, колеблемой лишь светом переносных светильников, понять было нельзя. Понять можно было лишь то, что тут топталось множество женщин, находившихся в состоянии настоящего озверения.
— Здесь они собрались, тут пили одурманивающий напиток, потом на холме, что за теми деревьями, возносили молитвы к Луне, — пояснял хранитель библиотек, самый старый из «братьев царя», уже переживавший на своём веку нечто подобное. — Потом они вернулись сюда, уже в состоянии безумия и ослепления.
— Где Мериптах?
Библиотекарь смущённо потупился:
— Безумные женщины набрасывались на всех, кто попадался им на пути. Они носились по всему лесу и могли встретить его в любом месте. Хирурга Воталу они растерзали прямо у него в мастерской, а потом отнесли его тело к воротам гарема.
— Правда ли, что они первым делом вырывают с корнем уд из тела мужчины?
Старик мрачно кивнул:
— В прошлый раз было именно так. Оторванный член они рвут когтями на куски и поглощают, это приводит их в экстатическое состояние.
Апоп тяжело повернулся вокруг своей оси. Ненавистная ночь! Факельщики старательно, но напрасно с ней боролись, всё равно темнота скрывала много больше того, что выхватывал свет.
Мериптах где-то здесь! Неизвестно, под каким кустом найдут его тело, сейчас он равномерно разлит в темноте, и вся она кажется ценной.
— Завтра мы заново обыщем здесь всё. И тогда, при свете... — начал «брат» Эта.
— Завтра?! — усмехнулся царь. — Я не могу столько ждать. Искать будем сейчас. Зажигайте новые факелы, разворачивайте шеренги. Может быть, Мериптах ещё жив и истекает кровью в траве. Ищите!
Толпа факелов начала растягиваться в цепочку. Взяв за центральную точку дом Бесоры, полыхающая полоса начала вращаться вокруг неё, описывая громадный круг.
Царь сел прямо на землю. События прошедших суток вымотали его до последней степени. Сначала унизительное бегство, потом победоносное возвращение. Спасая жизнь и власть, он потерял что-то более ценное, как он теперь понимал. Яхмос ковыляет на перебитых вёслах и рваных парусах вверх по реке. Он будет хвастаться победой, которой обладал менее одного дня. И ему никогда не узнать, в чём главное уязвление для аварисского царя. Ничтожный солдафон, способный только спутать карты той тончайшей игры, что вёл с судьбою он, несчастный повелитель обитаемого мира.