68
Прищурившись, поигрывая генеральским жезлом, держа левую руку на кожаном поясе, как танцовщик, Яхмос шёл по дымящимся развалинам городка, только что взятого его полками в результате четвёртого штурма. Победа была полная. Все гиксосы были перебиты, город перестал существовать. Настолько, что Яхмос не счёл нужным даже помнить впредь его имя.
Настроение у победителя было отвратительное. После третьего штурма Нутернехт доложил ему о потерях. Они были чудовищны сравнительно с размерами одоленной крепости. Что же он доложит теперь?
Городок был маленький, как три фиванских квартала, но гарнизонная цитадель хорошо укреплённая. Река здесь довольно заметно изгибалась и сужалась. Это место нуждалось в присмотре. «Царский друг», командовавший отрядом, отказался от переговоров. Ему было плевать на громадное численное превосходство египтян, на то, что он обречён со своими людьми, что подкрепления ждать неоткуда. На предложение о почётном плене ответил оскорблением. «Летящие стрелы» пошли в атаку практически с марша и откатились с неожиданными пробоинами в полковом корпусе. Яхмос пришёл в ярость и отдал приказ о втором штурме. Только ночь, накрывшая усыпанное телами поле битвы, заставила его задуматься. В конце концов, он сообразил, как добиться победы. Добился, вырезал и людей, и лошадей врага, и теперь высматривал, чем тут можно поживиться полезным для своей наступающей армии.
Чем дольше он бродил по городу и цитадели, тем мрачнее становилось его и без того мрачное расположение духа. Множество великолепных солдат он угробил ради того, чтобы стать господином пустого, полуразвалившегося амбара. На дне главного зернохранилища попискивали лишь две разочарованные мыши. В загонах для скота один только навоз, причём свежий, значит, волы стояли тут ещё накануне. Кучи гусиных, уже провонявшихся тушек. Гиксосы не поленились передушить всех этих птиц, а потом ещё и разбили кувшины с вином и пивом в подвалах цитадели. Кисло-хмельной дух стоял в жарком воздухе, неприятно смешиваясь с дыханием пожарищ.
Яхмос с размаху сел на вынесенный ему из гиксосской казармы табурет, но тот стал разъезжаться под ним, и генерал-победитель оказался на песке. Отвратительный знак. Вскочив, как подгоревший, он переместился на то, что не могло подвести — родной египетский валун. Яхмос задумался над тем, что делать дальше. Во-первых, что-то надо было сделать для солдат. Не можешь откупорить для них хранилища с вином, дай возможность захмелеть другим способом. Яхмос приказал Нутернехту разгромить храм Сета, стоящий рядом с цитаделью, и собрать для этого всех желающих. Это и развлечёт людей, и напомнит, что уязвить вражеского бога не менее важно, чем перебить его слуг.
Война эта молодому генералу не нравилась, хотя состояла сплошь из побед. Последняя была уже третьей за две недели. Две крохотные крепостцы и пойманный в засаду усиленный разъезд. Очень медленное продвижение. Если выпустить параллельно с фиванской армией пару скарабеев, они раньше достигнут дельты. Каждый ничтожный гарнизон отпивает слишком много крови из чаши наступающей армии. Ещё с большей скоростью, чем пехотные полки, тают золотые слитки, вырванные из подвалов храма Амона-Ра. Рисовавшаяся в воображении генерала картина войны разочаровывала. Если всё будет развиваться таким же порядком, как развивается, ему придётся остановиться, не пройдя и десятой части пути к Аварису. Армия вымрет от ран и болезней. И когда он остановится, последует страшный контрудар. В этом Яхмос был уверен.
Явился Санех. В лице его не читалось ничего обнадёживающего.
Да, все склады уничтожены. В резервуарах с питьевой водой кучи отбросов. Сожжено даже то, что не должно гореть. Сохранился только склад строительного леса, и то лишь потому, что там всё плавает в специальном растворе. Гнутые сосновые стволы для корабельного хребта и рёбер.
Война на уничтожение. Такие войны не кончаются перемирием. Но останавливаться нельзя, тем более возвращаться. Это будет прямой призыв — убивайте меня, я обессилел.
Яхмос поинтересовался, нет ли известий от Хнумхотепа, оставленного в Темсене для обучения и экипирования новых полков. Деньги, конечно, очень важны, но потребно ещё и время. Бывшего крестьянина за месяц не обучишь правильному строю и даже азам фехтования.
От Хнумхотепа известий не было.
Даже неутешительных.
Кроме того — Аменемхет! Да, он изъявил покорность, он открыл золотые закрома (все ли?), но так будет продолжаться лишь до того момента, пока армия будет наступать. Камос, как доносят, опять сделался задумчив и редко покидает пределы своих покоев. Приходит иногда мысль о том, что не в одних только зловредных лекарствах однорукого мошенника в данном случае дело. Ведь ещё с самых младенческих пор были заметны в старшем брате некая сумеречная плаксивость и частый молитвенный настрой. Может статься, он не только был хитро вовлечён во влияние Аменемхета, но всегда и мечтал быть вовлечённым.
И таков фараон!!!
От всех этих мыслей становилось невозможно сидеть на месте.
— Пойдём, — сказал Яхмос Санеху, — покажешь.
Хранилище вымачиваемой древесины было в южной части города. Яхмос шагал быстро, обходя курящиеся дымом кучи мусора, отмахиваясь от мушиных роёв, что уже развелись на гусиной падали. Поглядел издали на свистопляску вокруг статуи Сета, уже густо опутанной верёвками вокруг шеи и плечей. По команде все эти жилы ненависти разом напрягались и статуя наклонялась, и в этот момент выражение лица преступного бога становилось удивлённым. Он не мог поверить, что эти быстросмертные существа, орущие вокруг, всерьёз покусились на его славу.
— Там, — сказал Санех, — за забором.
Забор только на внешний взгляд был неказист. Скрывал он огромную территорию, всю изрытую неглубокими продолговатыми ваннами, в которых лежали в мутной, вонючей жидкости изогнутые нужным образом, ошкуренные и распиленные пихтовые и сосновые брёвна. Целое богатство для здешних краёв. Из деревьев, росших в нильской долине, в кораблестроении использовалась лишь акация, да и то шла она лишь на рыбацкие лодки. Чтобы воздвигнуть настоящий боевой корабль или царскую ладью, надобно было везти дерево с северных островов или из страны Рутену. Даже несведущий человек сказал бы, что тут собрано настоящее богатство, генеральский глаз оценивал увиденное в других единицах — здесь лежит целый флот. Над каждой ванной пальмовый навес. И ни одной живой души. Никто не присматривал за громадными складами. Впрочем, если трезво поглядеть, это было не богатство, а обуза. Сколько им ещё мокнуть, этим дровам? И сколько нужно плотников, чтобы взять их все в дело?
Прогулявшись между ваннами, подёргав своим приплюснутым носом, ничего, судя по всему, не придумав, да и не желая думать, Яхмос вышел за ограду. И сразу свистнула стрела. Она задела висок парика на голове полководца и немного повернула вокруг своей оси, гак, что Яхмос ослеп на один глаз.
Санех и охранники выхватили мечи, оглядываясь и пытаясь сообразить, откуда прилетела стрела. Им не пришлось долго думать. Из-за ближайшей дымящейся свалки вылетел, вопя непонятное распяленным ртом и размахивая шипастой палицей, огромный гиксос и ринулся на Яхмоса. Два копьеносца, стоявшие справа и слева от генерала, сделали шаг вперёд, одновременно выставили вперёд бородатые копья и аккуратно проткнули грудь нападавшего.
Яхмос поправил парик и стал зряч на оба глаза.
69
— Где мы? — спросил Мериптах, ошеломлённо оглядываясь.
Апоп не мог ответить, он бурно дышал после подъёма, успокаивая обеими ладонями могучую грудь. Они стояли на вершине кирпичной башни, внутренность которой была аккуратно выгрызена спиралевидной лестницей, только что ими одоленной. Открывшаяся картина делилась на две, примерно равные части. Направо, насколько хватало любопытства, лежало пятнистое пространство — шершавые тростниковые острова и сияющие водные зеркала. Чем дальше, тем власть воды становилась заметнее. В некоторых неподвижных проливах могли бы разместиться целые флоты, но сейчас мелькали лишь отдельные лодки. Внизу, почти у подножия башни пролегала высокая, укреплённая набережная — настоящая крепостная стена.
Отвечая на незаданный вопрос, Апоп пояснил:
— Когда-то здесь был порт, но потом решено было его убрать. Теперь морские суда швартуются у четырёх северных пристаней, а нильские корабли сгружают свои товары там, посмотри. Нет, отсюда не видно.
— А это?
— А это Аварис.
Левая часть картины напоминала собой раскрытый веер с семью или восемью неодинаковыми по ширине лепестками. Они были разделены или стеной, или широкой улицей. И внутренне были устроены все по-разному. Один представлял собою просто кусок тропического леса с разбросанными в беспорядке разноцветными кубиками зданий. Другой скорее напоминал площадку для сушки кирпичей, когда крестьянин выкладывает их из формы рядком друг к другу. Казармы, что ли? Или какие-нибудь мастерские? Были там и городские кварталы, как в Мемфисе — дворцы с большими садами и бассейнами, дома с маленькими садиками и крохотными, как стекляшки, прудами. Мериптах в своё время частенько забирался на пилон храма Птаха и любил поглазеть на родной город. Аварис был больше Мемфиса и, если можно так сказать, гуще. Частью похож, но чем не похож вовсе — это уличным движением. Что можно увидеть на египетских улицах? Бредущего торговца, бредущего водоноса, бредущего крестьянина, погоняющего бредущего осла. Ну, плывущее кресло вельможи под опахалом или под двумя опахалами. Здесь всё скакало и катилось. Всадники, всадники и колесницы, колесницы. Даже отсюда, с башенной высоты, это производило впечатление, и казалось, что слышится грохот копыт и колёс.
Каково же оказаться там? При этом поднятая спешкой пыль не переваливала через высокие стены в тех местах, где они сдерживали улицы с боков. Стало быть, улицы регулярно увлажнялись.
— Это Аварис, — повторил царь, — не только его вид, но и рассказ о нём. В каждой из отдельных частей живёт одна из сил города. Приходится следить, чтобы не было меж ними случайного смешения. Часто человек проживает в одной части города всю свою жизнь, трудится и умирает, так и не узнав о существовании других частей. Даже о том, что на эту башню можно подняться, знают не все, и не все, кто знает, сюда поднимались. Вот, посмотри сюда, это район Рехи-Хет, тут собраны все учёные мужи, какие только были в землях нашего мира. Мы отправимся туда, ты всё увидишь своими глазами, сможешь поговорить с любым. Вся их мудрость для тебя. Ты теперь её господин. Понимаешь меня? А вон там воспитательные дома для грудных и подрастающих детей, и дальше школы. Видишь, они