— Теперь пошли, — сказал Воталу.
— Куда? — недовольно спросил уже нагулявшийся Хека.
— На собрание Рехи-Хет.
Оказалось, что всё научное сословие собирается нынче вместе, ибо должно состояться представление последнего научного достижения, доставленного, по слухам, из далёкой северной страны за громадные деньги. Предъявление его должно, по традиции, проходить именно на собрании всех первых умов города, тогда оно будет считаться научно законным.
Хеке было плевать, что там доставлено, да и устал он порядочно, но он вдруг подумал: это путешествие будет полезно с точки зрения ориентировки.
Сэб и Нанна уже явились, полные своего делового самодовольства, увешанные связками ключей. Сетмос изобразил живейший интерес к предстоящему освидетельствованию нового научного факта. Даже начал поторапливать медлительного Воталу, слишком долго прилаживавшего какую-то специальную цепь на парадном облачении.
Путешествие и в самом деле оказалось довольно полезным. Острым своим опытным глазом Хека, пока Сетмос задавал синим писцам всякие отвлекающие вопросы, пока они гремели длинными в пол-локтя ключами перед очередным замком, пока опахальщик отбегал, чтобы помочиться, сумел высмотреть много мелких любопытных тонкостей в устройстве здешнего внутреннего порядка. Надо думать, что человек, у которого было бы больше времени для изучения и наблюдения, мог бы тут найти скрытые пути для своих неразрешённых перемещений, несмотря на все эти стены, калитки, охранников. Всё же деревья, руины, кучи мусора, повозки, горожане, собаки, верблюды, брадобреи, водоносы, скороходы, полуденная лень, тучи мух, ослы, орущие ослы, торговцы — все эти захламляющие элементы в достаточном количестве имели место в продуманной структуре города, добавляя в неё некоторое количество живой запутанности.
Собрание Рехи-Хет, на которое Сетмос-Хека прибыл впервые, представляло собою зрелище, заслуживающее описания. Оно устроено было в открытом обширном (двести локтей в поперечнике) овале, усыпанном белым песком и огороженном живой изгородью, за которой можно было разглядеть пилоны, похожие на храмовые, и торчащие меж ними лапы пальм. Один край овала этого слегка поднимался от центра. Причём поднимался уступами, на каждом располагались неукрашенные, но удобные кресла. Перед ними небольшая круглая площадка, где, как можно было догадаться, и будет выставлен новый факт.
Все кресла были заняты пышно разодетыми — по случаю важного события в научной жизни города — представителями столь превозносимого властями сообщества. Место Воталу было в одном из первых рядов, ввиду его заслуженности и давних достижений. Сетмос должен был тесниться на самых задних креслах, это его не слишком обидело и с самого начала, а вскоре он понял и преимущество такого своего положения.
Сквозь просветы в живой изгороди молчаливыми серьёзными работниками в жёлтом были вынесены два кресла — большое и не слишком большое. Над ними тут же нависли целые облака опахал.
По рядам учёных мужей пошли волны невидимого возбуждения-предчувствия. Они перестали переговариваться и выжидательно выпрямились на сиденьях. Сетмос-Хека тоже на мгновение поддался общему настроению. Ему стало любопытно, каков он властитель Авариса в домашней обстановке, перед своими ближними подданными. Однорукий даже привстал, дабы поднять взгляд над головами сидящих впереди. Он ожидал какого-то звучного сигнала перед появлением правителя, но Апоп явился совсем не так, как он делал это перед толпами восторженных туземцев в Мемфисе. Царь вышел спокойным шагом, чуть расставляя ноги в ширину, одетый просто, как обычный посетитель библиотеки, не неся на себе никаких золотых вериг и архитектурного парика. Невысокий, плотный мужчина с квадратной головой, почти лишённой подбородка, отчего на лице навсегда запечатлелось брезгливое выражение. В белом набедреннике и белой накидке. Рассматривать было особенно нечего, и от этого Хека всматривался особенно рьяно. Для него, самого проницательного, всегда и везде, в любом городе и царстве, умевшего подобраться к самому подножию трона, устройство здешнего порядка правления оставалось загадкой. Нельзя было понять, кто тут главнее кого, кто распоряжается, а кто слушает. Где визири? Где старшая жена? Где сыновья? Где начальник личной стражи? Где первый евнух хотя бы?! Сидящие слева от царского кресла — астрономы, их узнают по чёрной полосе на переднике. Рядом с ними, кажется, знатоки чисел, а может, врачи — что значит их зелёная полоса? Они, кажется, важнее синих писцов, но и некоторые «царские друзья» носят синие одежды, простые ли они при этом писцы? Почему члены Рехи-Хет не падают ниц перед своим владыкой, а всего лишь привстают и склоняют головы? Нет, некоторых бьёт лихорадка немого обожания, но они удерживаются от того, чтобы рухнуть в пыль, явно подчиняясь какому-то здешнему правилу. Зачем такое правило?! Ведь всё равно понятно, что Апоп безмерно выше всех собравшихся здесь умников и лишь притворяется простым членом этого собрания. Никто, даже глава Рехи-Хет (жилистый, горбоносый старик с вытекшим глазом), не в состоянии отколупнуть ни крупицы от невидимой глыбы царской власти.
Но... этот мальчик?
Хека не сразу его рассмотрел. Стройная фигура замелькала за ветками искусственной заросли, переливаясь в просветах, и большое косное царское тело вдруг неуловимо подалось вперёд. Не сдвинувшись с места, пошло навстречу, не шевельнувшись, распахнуло приглашающие объятия.
Торговец благовониями по-охотницки заволновался, учуяв — вот, кто ходит по тропке к сердцу здешней власти, вот кого обратав, можно наложить руку на главную жилу управления всем. И тут же покрылся волдырями ужаса, узнав в счастливце своего бывшего ученика.
Мериптах подошёл к меньшему креслу и окинул взором почтительно дышащее собрание. Хека рухнул за ближайшую спину и не увидел, как Апоп ласково облепил пятернёю острое, коричневое плечо мальчика и уселся в кресло, сделавшись совершенно похожим на гигантскую черепаху, обретшую свой панцирь.
Мериптах сел рядом.
Одноглазый мудрец встал и отдал некую команду. Слов Хека не понял, но ощутил её действие. Всякое перешёптывание в рядах смолкло, никто не смел даже почесаться. Некоторое время поддельный колдун стрелял глазами по сторонам, боясь, что сейчас вдруг начнётся какое-нибудь общее действие, а он по своему незнанию выпадет из общего порядка и станет заметен мерзкозоркому юнцу. Но все лишь ждали и, кажется, прислушивались. Хека присоединился к общему внимающему молчанию. И услыхал кое-что в той стороне, что была загорожена акациями. Мелкие, сложные шумы какого-то движения.
Глава Рехи-Хет подал новую команду, и стена из растений пришла в движение: все акации и тисы разом поехали вправо. Это было столь удивительно и, главное, — неожиданно, что Хека даже потерял часть осторожности, высунув голову из-за чьей-то мокрой лысины. Ему приходилось сталкиваться в иных храмах — на путях своего странствия — с чудесами, имевшими примитивное механическое чрево, так что природу акациевого фокуса он понял сразу. Удивили масштаб и время демонстрации. Насколько эффектнее всё это смотрится в ночи, лишь изредка разорванной факелами.
Причина странного поведения обнаружилась тут же. По открывшейся взгляду раскалённой улице, сжатой с двух сторон глухими белыми стенами, приближалась живописная и непонятная процессия. Огромная повозка с огромным же ящиком на ней была влекома четырьмя парами чёрных, желторогих буйволов, замедленно, но упорно переставлявших чуть расплющивающиеся при каждом шаге копыта. Вокруг суетилось не менее дюжины полуголых и полубезумных, судя по поведению, погонщиков. Одни командовали, другие тыкали острыми палками буйволам в загривки, третьи упирались плечами в ободы колёс, четвёртые время от времени поливали ящик из кожаных вёдер. Было слишком понятно, что усилия людей носят декоративный характер. Быки будут идти ровно с той скоростью, с которой идут, что бы вокруг ни вершилось. Зачем же эта вода, разве что для того, чтобы охлаждать содержимое ящика, но тогда что там?
Вслед за повозкой шли молчаливой шеренгой четверо мужей, явно принадлежащих к обществу Рехи-Хет. Двое и синей, один в жёлтой одежде и один весь в чёрном, как и одноглазый глава содружества. Нетрудно было догадаться, что мужи суть учёные, доставляющие своё, несомненно громадное, открытие.
Судя по переговорам сидящих рядом, Хека понял, что слух об их приближении, после полугодичной экспедиции, уже давно достиг города, но только сегодня утром они вошли на окраину Авариса. Было рассчитано, к какому часу неотвратимые буйволы добредут до места научных собраний, и к этому часу подгадали общий сбор.
Угрюмые лоснящиеся звери вытащили длинную, двухосную повозку с высоким, длинным и мокрым ящиком на каменную площадку перед лицом вставшего собрания. Буйволы медленно цокали, копыта чуть разъезжались на гладком камне, колёсные ободы с хрустом давили мелкие камни.
Учёное собрание загомонило, словно завидев то, о чём давно и много говорилось.
Палка погонщика щёлкнула правому буйволу между рогов. Повозка и не думала останавливаться. Буйволы шли себе и шли. Первым нашёлся кто-то из охранников Апопа. Он подбежал сбоку и двумя ударами меча перерубил постромки. Повозка остановилась. Буйволы же проследовали дальше, словно и не заметив потерю поклажи, продолжив переставлять ноги в том же ритме.
Горбоносый вождь науки глянул выжидающе на царя. Тот позволил. В то же мгновение сразу шестеро человек подлетели к ящику с топорами и ножами. Быстро и ловко вскрыли внешний кожух, скроенный из четырёх бегемотовых шкур. Под ним был деревянный пихтовый ящик, и он поддался умелым ударам, затем — толстый слой ячменной соломы, опять кожа. Скоро вокруг повозки лежали горы мусора, и обнажилась сердцевина — сбитый из драгоценного сидонского кедра ящик. Он был вчетверо меньше первоначального ящика, но вполне достаточный, чтобы уместить в себе полного человека.
Апоп встал с кресла и подошёл вплотную к повозке. Мериптах следовал за ним. Сбиваясь в толпу, приблизились почти все члены учёного собрания. Кроме торговца благовониями, осторожно просеменившего в противоположном направлении, делая вид для охранников, что по нужде.